– В таком случае, – сказал Артанский князь, – прошу моих гостей ничему не удивляться и ничего не бояться. Поезд отправляется, следующая станция – Тридесятое царство.
7 января 1905 года (25 декабря 1904 года) Р.Х., день тридцать четвертый, вечер. Санкт-Петербург, Зимний дворец.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Рождественское шествие к Зимнему дворцу, организованное Собранием Фабрично-заводских рабочих, прошло просто безукоризненно – не только без крови и жертв, но и без сколь-нибудь заметных беспорядков. Никаких эсеров – ни тайных, ни явных – в рядах манифестантов не было, да и войска на улицы Санкт-Петербурга не выводились, градоначальник Фуллон распорядился ограничиться двойным нарядом городовых, выставленным вдоль маршрута следования. Вот что значит своевременная нейтрализация Великого князя Владимира Александровича, попа Гапона и Рутенберга вместе с его подельниками.
И вот Михаил, в сопровождении верных остроухих, выходит на ярко освещенную лучами морских прожекторов Дворцовую площадь – и народ, заполонивший ее от края до края, разражается восторженными воплями. Дима-Колдун потом отметил, что именно в тот момент произошло окончательное подтверждение и закрепление Призыва. И остроухие понадобились моему протеже не для защиты императорской тушки от каких-либо неприятностей (к этому моменту стараниями полковника Бергман и майора Шмидта почти вся тусующаяся в Санкт-Петербурге эсеровская боевка была повыловлена и переправлена в подвала Башни Терпения), а для того, чтобы тащить тяжеленные ларцы с подписными листами. Михаил вслух прочел врученную ему петицию, выразил согласие со всеми изложенными в ней требованиями (вот что значит предварительная редактура), после чего пожелал людям счастливого Рождества и попросил расходиться по домам. При этом его голос был отчетливо слышен даже в самом дальнем углу площади.
И народ с чувством выполненного долга и с праздничным настроением развернулся и под пиликанье гармошек и залихвастские песни стал расходиться по домам. А из окон Зимнего дворца на это смотрели доставленный из ссылки будущий министр юстиции товарищ Трапезников, новоназначенный Министр Внутренних Дел Дмитрий Трепов, исправляющий должность начальника Тайной Канцелярии полковник Бутусов, Дима-Колдун, Мэри, Кобра и я собственной персоной. И в тот момент, когда дела с петицией было сделано, внутри меня что-то щелкнуло. Задание выполнено, стрелка переведена. Первые эшелоны с солдатами маньчжурской лейб-кампании уже мчат по Транссибу на запад – чтобы стеной штыков встать за спиной молодого императора, а здесь, в Санкт-Петербурге, уже готова вторая опора его трона.
Осталось только подчистить кое-какие хвосты. Но это уже позже, и в рабочем порядке. Господ Витте, Коковцева, Сахарова-старшего и прочих членов клана франкобанкиров прямо на рождественском балу будут брать под белы руки уже местные бойцы невидимого фронта. Данных, которые мы нарыли, расследуя поражения русской армии в Манчжурии, вполне достаточно для того, чтобы оптом и в розницу обвинить всю эту банду в государственной измене и отправить на эшафот, невзирая ни на какие оправданья. Отдельная статья – введение золотого стандарта, резко замедлившего развитие российской экономики и поставившего ее в зависимость от французских обеспечительных кредитов. Капитализм, который так ускоренно развивал господин Витте, оказался того же зловонного толка, что в наших «девяностых» продвигали Чубайс с Гайдаром.
В общих чертах завершено и расследование несостоявшегося Кровавого Воскресенья. Помимо Департамента Полиции с засевшими там Рачковским, Лопухиным и прочими деятелями политического сыска был вскрыт и до белых костей вычищен Гвардейский корпус, где обнаружилась настоящая клоака из господ старших офицеров, преимущественно остзейско-немецкого происхождения, с ненавистью и оскорбительным пренебрежением относящихся к русскому простонародью. Когда товарищ Бергман «потрошила» уже подзабытого в наше время полковника Римана, то даже эту железную женщину, видавшую всякое, едва не стошнило при виде вскрывшихся мерзостей. В нашем прошлом, командуя при подавлении первой русской революции батальоном семеновцев, этот господин приказывал открывать огонь залпами без предупреждения по обычной праздношатающейся публике, а если этого ему казалось мало, приказывал хватать первых встречных и без суда ставить их к стенке. Сорок лет спустя именно таким образом на российской территории действовали карательные эсэсовские зондеркоманды, и я дал себе слово, что к таким людям буду прикасаться только раскаленным железом. Моя сущность Защитника Земли Русской требует, чтобы таких полковников Риманов не было нигде и никак.
Посовещавшись с Михаилом, мы пришли к выводу, что, в отличие от дела франкобанкиров, судить за которое следует открытым и гласным судом с широчайшим распубликованием в прессе, дело о попытке узурпации престола семейством Владимировичей и Кровавом Воскресенье следует вместе со всеми фигурантами похоронить под грифом самой глубокой тайны. Очень жаль, что эти самые фигуранты не годятся ни на что, кроме прикормки тираннозавров, ибо не обладают даже малейшим боевым потенциалом. Янычар и башибузуков, взятых при штурме Константинополя, я в качестве выпускного экзаменационного материала в сержантской школе для бойцовых остроухих использовать могу, а из «полковников Риманов» может получиться только тест на брезгливость. Ведь и убивать эти люди планировали не собственными руками, а отдавая приказы своим подчиненным.
И вот, когда я уже собирался, поздравив Михаила с переходом в свободный полет, собрать свою команду и вернуться на базу в Тридесятое царство, как на мою особу выскочил сам местный аналог «рыжего Толика», будь он неладен во всех своих воплощениях. Полночь пока еще не наступила, и карета господина Витте не превратилась в тыкву – а потому вид у него грозный, как у атакующего африканского носорога. Но только я ему тоже не зулус с ассегаем… И в последний момент апологет дикого капитализма это понял, затормозил свой разгон, и побледнел, будто таракан, увидевший занесенный над собой карающий тапок.
«Сергей Сергеевич, – мысленно сказал Дима-Колдун, – у вас опять нимб светится и крылья прорезались…»
Но делать вид, что он просто так бежал мимо меня по своим делам, господину Витте было уже поздно, тем более что рядом со мной будто из-под земли материализовалась госпожа Мэри. Она давно уже искала повод сказать этому поклоннику золотого тельца все, что о нем думает. Но первое слово было все же за мной.
– Добрый вечер, Сергей Юльевич, – с деланной вежливостью сказал я, – для вас пока еще добрый. Вы, кажется, пока у вас есть такая возможность, хотели мне что-то сказать? Говорите, не стесняйтесь: как наместник неподкупного Небесного Судии на этой грешной земле я готов заслушать ваше последнее слово.
– Последнее слово, господин Серегин, я не ослышался? – с оттенком недоумения спросил Витте и сделал полшага назад. Вид у него был такой, что сейчас он развернется и побежит куда глядят глаза. Но от меня разве убежишь?
– Нет, – покачал я головой, – вы не ослышались. Срок вашего существования в прежнем качестве подходит к концу. Пройдет еще совсем немного времени, и вы станете сначала подследственным по делу о государственной измене, а потом и банальным каторжником, катающим тачку на Акатуе или Сахалине.
– Но за что?! – взвизгнул Витте, сделав назад еще один шаг назад и упершись спиной в господина Бутусова, будто ненароком возникшего позади него.
– Сергей Сергеевич, – хмыкнул полковник, – этот человек вам докучает?
– Да нет, Петр Дмитриевич, – ответил я, – пока что господин Витте меня забавляет. Сейчас мы с госпожой Мэри скажем этому типу все, что о нем думаем, после чего вы сможете забрать его в свои казематы. Начинай, Мэри, а я продолжу…
– Во-первых, вы должны быть судимы за предательство интересов своего нанимателя, – веско изрекла Мэри. – Ведь вы же лицо, состоящее на государственной службе, и в таком качестве обязаны заботиться исключительно об интересах вашего государства, а не господ Ротшильдов, желающих накинуть на вашу страну финансовую удавку. В индустриальную эпоху, когда объем производимых товаров и услуг может расти гораздо быстрее добычи драгоценных металлов, большинство развитых стран переходят к частичному покрытию своей эмиссии звонким металлом, или же вовсе отказываются от такого покрытия. В вашей стране переход к золотому стандарту вызвал искусственное увеличение объема государственного долга, сжатие денежной массы и платежеспособного спроса – и, как следствие, резкое торможение развития промышленности и торговли. Чтобы хотя бы частично преодолеть последствия своего глупейшего решения, вы стали брать у тех же Ротшильдов обеспечительные кредиты в звонком металле, направляя на выплаты процентов по ним значительную часть вашего национального дохода. После того как ущерб от вашей деятельности будет подсчитан, не желаете ли возместить его из своих собственных средств?
Лицо Витте перекосила гримаса ужаса и отвращения. Он как никто другой понимал, что его собственные средства при подсчете ущерба окажутся величиной исчезающе малой, как и у прочих деятелей того же чубайсо-гайдаровского пошиба. Крадут эти деятели на копеечку, а разорения от них бывает на миллионы и миллиарды. И не всегда это ущерб можно подсчитать в чисто денежном выражении.
– Но эти игры с золотым стандартом, – добавил я, – не идут ни в какое сравнение с той идеей, что ради ускорения развития капитализма необходимо проиграть войну Японской империи и тем самым ввергнуть Россию в еще одно национальное унижение. Появившись в этом мире, я принялся ломать все ваши планы, и теперь, когда Япония признала свое поражение, а государь Михаил Александрович укрепился на троне, я должен сказать вам, что, в отличие от золотого стандарта, государственная измена должна привести вас уже не на каторгу, а на плаху. Души десятков тысяч русских солдат, погибших из-за вас и ваших подельни