сы шли вперед, то время отправления — наоборот. В данном случае получилось, что поезд Москва — Астрахань отправится через пятнадцать минут.
Зачем это нужно?
Она даже рискнула спросить об этом взглядом.
Террорист ответил вопросом:
— Что обычно говорят в таких случаях? Диктор вокзала, ну?
— Официально?
— Да. Официально. Слово в слово.
— Уважаемые пассажиры, — диспетчер сделала короткую паузу, — приносим извинения за причиненные неудобства.
— Именно. — Кемаль взвел курок пистолета и выстрелил женщине в голову. Развернувшись, кивнул Исигову, дежурившему у входа: — Пошли, Гелани. Здесь нам больше делать нечего.
43
Второе место второй скамьи третьего ряда. Женщина без головного убора, обретшая имя. Ева Акуева. Сидит все также прямо и смотрит перед собой. Спокойна. Ее неподвижность может вызвать у пассажиров подозрение. Пальцы в перстнях продолжают выбивать какой-то ритм. Правая рука в кармане.
Снайпер, держащий Акуеву на прицеле, уже определился, в какое место произведет выстрел: в правое предплечье, чтобы террористка даже случайно не нажала на кнопку пульта. Следующий выстрел — на поражение. За ту секунду, что будут разделять два выстрела, никто из пассажиров не вскочит со своего места и не заслонит цели.
Запрос штаба:
— Снайперским группам подтвердить готовность.
— Первая пара готова.
— Вторая готова.
Третья... Четвертая.
Второй снайпер второй пары держал на прицеле Марему Гериханову.
Согласие на теракт дала под давлением со стороны родственников мужа и во искупление «смертного греха».
В кабинете, который Марема делила с худруком школы народного танца, она в ящике стола оставила длинное письмо. Кончалось оно так:
"...Так и так канешь в небытие, где не будет никаких воспоминаний — ни плохих, ни хороших. Тогда к чему жить? Лучше умереть сейчас, точнее раньше — не знаю, правильно ли будет прихватить с собой еще нескольких человек. Но им хуже не будет. Будет плохо их родным и близким — которые еще поживут какое-то время, мучаясь. Я не хочу этого, этого хотят другие.
Вот и вся психология, я думаю. Вот и весь ответ. Ах, если бы после смерти осталась пусть не душа, а память...
У меня была подруга, она тоже стала смертницей. Нам показывали видеозапись теракта. Страшно видеть, как жизнь нескольких людей только что закончилась. Оборвалась внезапно, в движении, в пути. Жизненное движение слишком сложно, я думаю, оно так сильно овладевает нами, что радеть о результате просто некогда.
И все же я, Марема Гериханова, ухожу в вечность с надеждой: меня не пугает прощанье с этим миром, но радует встреча с другим, неизведанным, где меня ждут те, кому я была дорога здесь".
* * *
Второй снайпер второй пары.
Ева Акуева уже несколько раз подносила к лицу зеркальце, смотрит на подругу. Она в тройке старшая. Что она пытается разглядеть на таком расстоянии? Просто убеждается, что товарка на месте? Не уверена в ней или в себе? Скорее — первое: она не уверена в Мареме Герихановой. Значит, сама приведет взрывное устройство в действие, не задумываясь.
Нельзя услышать, какую команду отдаст Кемаль, прежде чем спустится на «минус первый этаж». Может быть, это будет последняя команда. А Кемаль точно пойдет вниз. Согласно последней информации, поступившей из штаба, он уже понял, что штурм неизбежен. И чем быстрее он уйдет, тем больше у него шансов остаться в живых. Только Кемаль не знает основного: что его главный козырь — смертницы — вычислен. Его последний ход легко читался. Он отдает приказ боевикам уходить — громко, чтобы слышали в том числе и заложники, и смертницы, а это для последних — приказ. «Уходим! Никому не двигаться в течение двух минут». Означает ли это, что взрывные устройства будут приведены именно через две минуты, когда последний боевик скроется в шахте, где даже ядерный взрыв не принесет им ни малейшего вреда? К этому времени штурмовые группы войдут через два входа. Или будут на подступах к зданию. Или вообще не тронутся с места. Без разницы.
«Уходим! Никому не двигаться в течение двух минут».
Никто не двинется. Для многих заложников это будет означать радость, она захлестнет остальных недоверчивых или перекроет их настроения и порывы.
Без разницы.
Все ли смертницы приведут в действие взрывные устройства? Единый ли у них настрой? Будут действовать по команде? Они сидят тройками, так, что последняя видит остальных. Знак подаст та, которую видят все, то есть та, которая ближе всех к лифту. В первом зале ожидания это Ева Акуева.
Может быть. Но вся эта система очень сложна, запутанна, громоздка. А ведь акция тщательно спланирована.
А может, они ориентируются по часам? Трудно представить, что часы у каждой террористки работают синхронно, секунда в секунду. Как секундомер.
Синхронно.
Секундомер.
Ответ где-то близко.
Он подскажет намерения Кемаля, о которых знает, может быть, только он один.
Секундомер...
Снайпер, оснащенный связью «свободные руки», обратился к товарищам; его вопрос также был услышан в штабе.
— Кто заметил, смотрят ли шахидки на часы?
— Сулимова — нет.
— Хаджиева — нет.
— Эктумаева-Аушева посматривает на табло. Табло...
Снайпер второй пары не мог видеть информацию на табло, оно было расположено по отношению к сектору стрельбы и наблюдения под острым углом.
— Кто видит информацию на табло?
Ответил наблюдатель, работающий вместе с первой парой снайперов.
— Вижу.
Информация на табло давно не менялась. Точнее, сменилась совсем недавно, что ускользнуло от наблюдателей, а снайперы не отрывались от своих целей.
— Поезд Москва — Астрахань. Отправление в... До отправления осталось 12 минут 15 секунд.
— Что, и секунды показывает?
— Да.
Вот и недостающее звено.
— Штаб, примите сообщение. Предположительно взрывные устройства будут приведены по часам на информационном табло. Детонаторы наверняка с замедлителем. Разнобой в четыре-десять секунд значения не имеет. Главное — каждая успеет активировать взрывчатку. Террористки сидят лицом не к лифтам, а к табло, чтобы видеть время. Судя по всему, информация об отправлении поезда Москва — Астрахань появилась недавно. Пошел отсчет. Штаб, подумайте: может, в курсе были только шахидки, а боевиков Кемаль подставлял изначально?
— Спасибо, второй. Наблюдатель, называй время на табло в порядке убывания.
— Одиннадцать минут десять секунд... девять... восемь... семь... шесть...
— Есть, зафиксировано. Наблюдатель, каждую минуту сбрасывай показания.
— Есть, понял.
— Продолжайте наблюдение.
Ева Акуева. Что она пытается в очередной раз разглядеть в зеркальце? Она не уверена в Мареме Герихановой? У Маремы могут сдать нервы? Приведет взрывное устройство раньше?
— Как «твоя»? — спросил снайпер напарника.
— Нервничает. Заметно. Платок, наверное, уже мокрый.
— Штаб, у нас могут возникнуть проблемы...
Марема уже дважды ловила на себе короткий и настойчивый взгляд Евы. Не могла, разумеется, разглядеть ее глаз в маленьком овале зеркальца. Но точно знала, какого качества в них блеск. И Ева ничего не могла прочесть по глазам подруги. Просто давала знать о себе, напоминала о том, что впереди...
Одиннадцать минут до конца жизни. Уже меньше — десять минут пятьдесят шесть... пять секунд. Столько же отпущено сидящему рядом мужчине и его сыну, восемнадцатилетнему парню по имени Сергей, пожилой женщине Екатерине Андреевне и Кате с ребенком на руках. Уже всех соседей она знала по именам. И сама назвалась Ириной, даже показала билет на имя Ирины Ведерниковой, посетовав, что не сможет вовремя попасть в Астрахань; ужаснулась так, что поверили: родственники сейчас локти кусают...
Катя с дочкой Светланой... Спокойная девочка, любопытная, год и три месяца.
Почему Кемаль не отпустил женщин с детьми или хотя бы детей?
Так и так все обречены. Кемаль сказал, что если кто-то запоздает с пультом, то все равно оставшиеся заряды сдетонируют. Конечно, сдетонируют, на то и расчет. Под ногами двенадцать килограммов пластита. Столько же у Евы, Джамили, Лейлы... Почти семьдесят килограммов. В пересчете на тротил получается сумасшедшая цифра: семьсот с лишним, чуть ли не тонна.
Всех разнесет в клочья. Включая основную часть боевиков. Только они об этом не знают. Они тоже смертники. Что ни говори, с такими мыслями умирать легче. И в этом тоже был расчет Кемаля. Тонкий расчет: не шесть смертниц, а фактически все боевики сознательно шли на смерть. Это для российских властей версия. Здесь будет столько фрагментов, что невозможно посчитать погибших, только средний вес, где килограммов семьдесят придется на долю Кемаля.
Для российских властей версия.
Удастся ли уйти земляку — Андрею Кабаеву? Если да, то только в горы.
Кемаль совсем рядом. Он готовится уйти.
Палец на овальной кнопке пульта. Пульт подарит еще несколько коротких секунд. Можно нажать чуть пораньше или чуть попозже. Заряды все равно рванут, пусть даже с небольшой разницей.
Сдетонирует...
По килограмму взрывчатого вещества на каждого.
Десять спецназовцев. Эта цифра не давала Кемалю покоя. Их и много, и мало одновременно. Лишь бы они не заблокировали выход. Тогда не хватит времени, которое ворочало цифры на информационном табло. Возвращаться назад будет поздно.
Вряд ли Кемаль играл в этакую чеченскую рулетку. Включив счетчик, он подстегнул себя — назад пути нет ни при каких условиях. Только вперед. Так цель ближе. Так более надежен боевой ореол, с головы до ног окутывающий броней. Так пули не берут, осколки, дико взвизгивая, сворачивают, взрывная волна откатывает.
Не он сам, а ему навязали открытый бой. И он не проиграет ни при каких обстоятельствах. Будет ли он сражен пулей, разнесет ли его на части после взрыва, останется ли жив. Этого нельзя объяснить, а только почувствовать, но, как говорится, за «того парня» не получится.