Помню я этого господина Кеслера. Опустив глаза в пол, он, сидя перед следователем, что-то невнятно бормотал о том, что претензий к задержанным не имеет, что готов их простить, поскольку они обещали больше его не беспокоить, и тому подобное. Фразы звучали откровенно заученно, а заявление с просьбой о прекращении уголовного дела, которое потерпевший принес с собой, было написано явно с чужих слов. Надо полагать, что предпринять все эти шаги его убедил Максим Дубровин по кличке Хук — в прошлом член сборной Ленинграда по боксу. Уж он-то в подобных ситуациях убеждать умеет… Сам Дубровин на решающую встречу не поехал и вообще в истории с Кеслером завязан не был, поэтому оставался на свободе. Так что в тот раз Сережа Соколов отделался легким испугом, а вскоре вдруг и вовсе пропал из поля нашего зрения. Ходили слухи, что судьба свела его с каким-то мощным теневиком, работающим вроде бы с недвижимостью, который за определенные заслуги приблизил Кондуктора к себе. Теперь Сережа ходил у того в подручных, а для черной работы держал «под собой» некоторое количество молодняка и сам уже в грязь не лез. И вот вам — извольте: помощник генерального директора… Вообще, у нас «Кресты» становятся своеобразной академией бизнеса. Отсидел срок — можешь становиться коммерческим директором или помощником, на худой конец.
Таким образом, в жизни нашего героя начался новый этап — сотрудничество с агентством недвижимости «Агасфер» и его коммерческим директором — господином Мещеряковым. Ну, а новому этапу — и новую главу, и получится она, чувствую, немаленькой. Да и неудивительно: большому кораблю, как говорится, большую торпеду…
Глава 3
Friedmund darf ich nicht heiben.
Мирным зваться нельзя мне.
Где-то около года назад вызывает меня шеф и говорит:
— Павел, тут у родственников Тани Макаровой из секретариата проблемы какие-то возникли. Нас попросили помочь. Ты переговори с ней для начала — в чем там дело, а потом решим, что и как…
Я, между прочим, догадываюсь, почему попросили помочь именно «нас». Точнее — меня. В нашем отделе, да и в Управлении многие — в том числе, подозреваю, и сам ВБ — почему-то уверены, что у нас с Татьяной… ну… было, словом. Полнейшая чушь — говорю как на духу! Просто она живет неподалеку от меня — на той же Бухарестской. Мы частенько пересекаемся с ней в трамвае по дороге на службу и, соответственно, в конторе появляемся вместе. И более ничего! А ноги у этих слухов растут как раз из того же секретариата — на что угодно готов спорить. Там у нас имеется несколько незамужних дам, которые просто не могут видеть около себя мужчину, находящегося в «свободном полете». Им всенепременно нужно такового женить — хотя бы теоретически, — ибо уж чего наш человек не переносит совершенно, так это счастья ближнего. Ну а если женить не получается, так хотя бы роман пришить, чтобы служба медом не казалась. Совершенно ответственно вновь заявляю: все эти сплетни лишены какого бы то ни было основания!
Во-первых, Танюша не в моем вкусе. Я предпочитаю высоких и худощавых брюнеток, а Макарова — классическая рубенсовская дама с пусть и роскошными, но все же рыжими волосами. А во-вторых — она замужем. Последнее препятствие, правда, в известной степени условно, но с Татьяниным супругом Игорем я знаком лично. Соответственно, он уже не какой-то там абстрактный муж, а вполне конкретный человек и, кроме того, по жизни — нормальный мужик. Так что не слушайте вы наших «кумушек»… Между прочим, проблемы возникли у троюродного брата как раз Игоря, а не Тани. Этот кузен, выражаясь современным языком, «прилип» на квартиру. Но, чтобы не запутаться, давайте пойдем по порядку.
Будучи маргиналом по духу, этот мужичок — а звали его Михаил Гойхман — в период всеобщей вакханалии начала девяностых довольно быстро прошел путь от старшего преподавателя довольно известного техникума до младшего собирателя бутылок на окрестных помойках. Жена развелась с ним еще в относительно благополучный период, и бывший супруг вынужден был переехать к матери в однокомнатную квартиру на улице Солдата Корзуна, после чего окончательно покатился по наклонной. В прошлом году, не в силах более переживать за сына-алкаша, мать тихо сошла в могилу. Соответственно, последний год Михаил жил тем, что постепенно пропивал обстановку и нехитрые материнские пожитки. Недавний запой в компании случайных друзей затянулся на три дня, а когда в связи с окончанием горючего сей марафон, наконец, подходил к логическому завершению, господина Гойхмана, еще не совсем протрезвевшего, ждал неприятный сюрприз. Оказалось, что, кроме него, в комнате находятся не только испуганно притихшие собутыльники, но и двое незнакомых спортивного вида парней.
— Очухался? — хмуро поинтересовался один из них.
— А что? — настороженно спросил хозяин квартиры.
— Бабки давай! — повысил голос визитер. — Что же еще…
— Какие бабки???
— Ты что — совсем ни х** не помнишь?
— Да вы что, ребята, я же…
В этот момент один из парней — тот, который не принимал участия в диалоге, — коротко замахнулся и нанес Мише резкий и сильный удар кулаком в лицо. Тот отлетел к стене и, ударившись об нее затылком, медленно сполз на пол… Очнулся он спустя некоторое время от того, что один из давешних собутыльников, имени которого хозяин, тем не менее, не помнил, поливал его холодной водой из металлической кружки. Непрошеных визитеров в квартире уже не было. Гойхман тыльной стороной ладони потрогал уголок рта, откуда тонкой струйкой все еще сочилась кровь, и, сплюнув сгусток, не вставая с пола, поинтересовался:
— Кто это такие были?
— Ты чего, б***ь, и вправду не помнишь ни х**? — удивленно переспросил тот, который поливал Гойхмана водой.
— А что я должен помнить-то?
— Ну, пи***ц… Ты ж ему машину разбил!
Вот тут уж Михаил обалдел окончательно. Что за ерунда — какую машину?! Да и как он мог разбить кому-то машину, если отродясь не имел своей и вообще за рулем никогда в жизни не сидел? Но новые друзья, как оказалось, в отличие от самого хозяина квартиры, все прекрасно помнят. По их рассказу, в разгар пиршества, протекавшего на кухне, Гойхман, рассказывавший что-то своим приятелям, так активно размахивал руками, что сшиб стоявший на подоконнике горшок с засохшим цветком. Окно ввиду жары было раскрыто настежь, и этот горшок, падая с восьмого этажа, угодил прямо на стоявший на тротуаре возле дома «БМВ»…
— Там, говорят, крышу помяло здорово. Как только не пробило — х** его знает… — горестно вздохнул один из рассказчиков, сочувственно глядя на притихшего Мишу. — И лобовое стекло расколотил. А во дворе кто-то видел, откуда цветок выпал. Они тебя и заложили.
— А чья это машина? — поинтересовался Михаил. — Я тут не помню никакой «БМВ».
— Ты чего — с Луны упал?! Это ж Кондуктора тачка. Сам — из блатных, а сюда к телке приезжает — она в этом доме живет. Он тут всех держит. Ты что — про него никогда не слыхал?..
— Как ты сказал?.. Кондуктор?! — перебил я Гойхмана, который сбивчиво и уже достаточно долго рассказывал мне всю эту историю.
— Это они так сказали.
— Ты точно помнишь, что именно Кондуктор?
— Точно. Я еще их спросил — он что, в трамвайном парке работает? А они засмеялись и говорят: «Ему на х** работать не надо».
— А машину эту ты видел? В тот день или раньше?
— Нет, никогда вообще. А за тот день я вообще ничего не помню — до того, как эти двое пришли по поводу машины.
Я открыл сейф и, порывшись в нужной папке, достал оттуда фотографию Соколова.
— Смотри — он?..
Миша недоверчиво поглядел на снимок, а затем неуверенно пожал плечами:
— Похож, кажется.
— Так… Ладно — продолжай!
Картину происшедшего собутыльники расписали Гойхману настолько красочно, что тот даже не задался вопросом, почему это они все помнят, а он — нет? Пили-то из одной бутылки (вернее — бутылок), и все поровну… Серое вещество его головного мозга, несмотря на выпавшие на его долю нелегкие испытания, еще продолжало хоть и со скрипом, но функционировать. Поэтому, едва новоявленные приятели ушли, Михаил задумался. Убедившись, что одного горшка на окне действительно вроде бы недостает, он спустился во двор и внимательно осмотрел тротуар и газон под окном. Осколки цветочного горшка были найдены им без труда… Однако, будучи в прошлом преподавателем начертательной геометрии, Гойхман так же без труда установил, что, если горшок просто столкнуть с подоконника, то даже с высоты восьмого этажа он все равно упадет на газон, а никак не на асфальтовую дорожку, отстоящую от стены дома на добрые пять метров. Да и не помнит он вообще, чтобы горшок вниз падал…
К вечеру того же дня наш герой очухался окончательно. Он готов даже был подумать, что все это ему пригрезилось, если бы не два выбитых зуба и распухшие губы. А что там визитеры еще про какие-то деньги говорили? Ерунда какая-то… Но, как оказалось, отнюдь не ерунда!
Около десяти часов те двое амбалов вновь появились в его квартире.
— Ну что, Мишаня, готов, наконец, разговаривать? — не здороваясь, спросил с порога тот, которого прозвали Кондуктором.
— О чем?
— Тебе еще раз въ**ть, чтобы память освежилась? — поинтересовался второй амбал, аккуратно прихватывая Гойхмана за рукав замызганной футболки.
— Подождите, я просто хочу разобраться, — испуганно отступил тот в глубь коридора. — Надо же…
— А ты не волнуйся — уже во всем разобрались, — не дослушал Кондуктор, плечом отстраняя хозяина и входя в квартиру. — У тебя где тут присесть-то можно?
— В комнате.
— Ну, пошли в комнату. Стол-то хоть чистый?.. Б***ь, хоть бы прибрался чуток, а то даже бумаги негде положить.
— Какие бумаги? — удивился Гойхман.