— Быстро вспомнят, суки, зачем человеку задница…
Так что это, может, еще и мягко сказано — про душ. Но, по большому счету, дело не в том, что этот Игорь говорил, а в том, что он не говорил ничего интересного. Я ведь больше на это злюсь. Если учесть к тому же, что усилия Уварова и Павлова снова ни к чему не привели: ни в квартире ничего найти не удалось, ни соседка ничего не видела и не слышала, — то становилось все более ясно, что силовая операция против «Агасфера» неотвратима, как грядущая победа коммунистического строя в мировом масштабе. Наверное, это был единственный выход — рисковать Волковым мы не имели права. И тот факт, что сама наша операция по внедрению Павла на этом плачевно завершится, приходилось принимать как должное.
Яковлевские ребята не соврали: на кассете отчетливо слышался храп. И храпел некто иной, как Паша, — уж я-то его рулад наслушался за те несколько дней, что он у меня жил. Эта «мелодия» немало повеселила и Адидаса с Хорьком. Их разговор перекинулся на храпунов, и Игорь стал вспоминать, как они в армии с ними боролись. И представьте: даже здесь я не узнал ничего нового или интересного. Мы в свое время точно так же всей казармой с одним деятелем поступали: портянку на лицо клали, тазом накрывали, ведро надевали на голову, «велосипед» устраивали… Мужик-то был хороший, но вот храпел невозможно, особенно после того, как мы накануне вечером в каптерке дегустировали бражку, тайком изготовленную в пустом баллоне из-под огнетушителя.
А Хорек тем временем, «сев» на армейскую тематику, стал вспоминать, как он чудил на гауптвахте, где ходил чуть ли не в постоянных клиентах. Но, к счастью, звонок мобильного телефона отвлек его от очередной байки. Судя по приглушенному и ставшему масляным голоску, звонила ему очередная «студентка».
— Ну… Узнал… Да… Работаю… Да… А что — соскучилась?
Волковский храп продолжал сотрясать стены комнаты, и Игорь, видимо, вышел в коридор, потому что его без того тихий голос стал почти неразличим.
— Черт, и как они… — начал было я, но Платонов, почти улегшись на стол и прильнув ухом к самому динамику магнитофона, отчаянно замахал руками — заткнись, мол.
Я умолк и с интересом уставился на Сергея — чего он там сможет расслышать. Минуты две тот героически пытался разобрать содержание разговора, но, судя по выражению его лица, без особого результата. Наконец, Платонов выпрямился и с досадой произнес:
— Он, похоже, ей свидание назначил…
— Где?!
— Да не слышно же ни фига! Да еще Пашка храпит, как вертолетный двигатель. Вот нервы-то, а?
Как бы в подтверждение Серегиных слов в динамике вновь раздался отчетливый голос Игоря:
— Во, видишь! — радостно засмеялся он: — Хочет меня, аж зубы сводит, говорит. Пришлось на завтра договариваться.
— А у нее подруги нет? — лениво поинтересовался Адидас.
— Да ты ее раздавишь! — радостно захихикал Хорек. — Слушай, я тут с этой телкой три дня назад так накувыркался…
Разговор, естественно, вновь вернулся к теме взаимоотношений с противоположным полом, и цитировать я его не буду исключительно из этических соображений[38]. Впрочем, и самому Адидасу его разговорчивый напарник тоже порядком поднадоел, поскольку он неожиданно прервал словоохотливого Игоря почти на полуслове:
— Ну что, давай спать, что ли… А то вставать рано!
— Так лучше вообще не ложиться.
— Не-е-е… Ты как хочешь, а я прилягу.
Хорек огорченно умолк, поскольку, видимо, не мог обходиться без слушателей, но тут же переключился на Волкова.
— Эй!.. Слышь, мужик!.. Э, тебе говорю, проснись, б***ь!
Он либо толкнул Пашку, либо чем-то в него кинул, потому что тот вдруг огорошенно воскликнул:
— А?!.. Что такое?!..
— Ничего! Храпишь, на х**, как трактор.
— Мужики, вы извините… Если что — вы меня будите!
— Да уж, конечно, разбудим — не сомневайся! Если сами не уснем… — хохотнул Хорек.
Дальше на пленке ничего интересного не было. Мы для очистки совести остаток прогнали в ускоренном режиме, но никаких разговоров больше не велось.
— Видишь — он договорился на завтра. Это — на сегодня то есть! — повторил Платонов.
— Ну и что? — возразил Валентин. — Он, может, на вечер договорился. Да и при чем тут Волков? Они необязательно с ним сейчас.
— Нет, — как раз думаю, что с ним! — не согласился я. — Сказал же там этот — который все время молчал, — что им утром вставать рано. Видимо, они уже заранее знали, что Волкова с утра увезут.
Филиппов неопределенно покачал головой — все может быть. Мы снова замолчали. На эту пленку у нас были большие надежды, которые медленно таяли по мере ее прослушивания, и сейчас их практически не осталось.
— Паша, а кто сейчас у техников дежурный? — вдруг спросил Платонов.
— Откуда же я знаю? Позвони им — спроси.
Серега набрал местный номер.
— Алло! Кто это?.. Слава?.. Здорово — Платонов! Слушай, нам бы надо пленку с плохой записью на вашем магнитофоне прослушать… Да не пленка плохая, а запись!.. Не бойся ты, ничего с твоим ящиком не случится… Ты наш магнитофон сам видел — что на нем можно слушать?!. Слава, да не надо ничего переписывать! Я же говорю — нам только прослушать! На вашей машине, может, шумы можно убрать да тихий звук погромче сделать… Слав, это сейчас надо, срочно… Да спи ты себе на здоровье, только мне кабинет открой и магнитофон свой включи… Все, иду!
Платонов кладет трубку и оборачивается ко мне:
— Тищенко там сейчас, он поможет.
— А что ты еще хочешь узнать? — пожал я плечами.
— Если он свидание назначил, то должен же был время и место обозначить.
— Должен, конечно. Только там черта с два что расслышишь.
— Попытка не пытка, как говорил наш незабвенный министр товарищ Берия! — возразил Платонов, доставая пленку из нашего магнитофона. — Я скоро…
Скоро — это оказалось через полчаса. Не так уж много, разумеется, но вы учтите ситуацию: тут минута за час идет. Однако по тому, с каким энергичным и деловым видом Серега вошел в кабинет, я сразу понял, что у него что-то есть.
— Так! — с места в карьер начал Платонов. — Вот что удалось расслышать — я тут набросал, читаю: «Соскучилась?.. А ты…» — тут не совсем разборчиво — что-то вроде: «А ты как сама считаешь?», дальше… Вот! Она его, видимо, спрашивает, где он сейчас, и он отвечает: «Далеко… Нет, пока в Питере, но скоро уеду…» и дальше: «В Тамбове»… Слышно плохо было, но я так разобрал.
— При чем тут Тамбов? — удивленно переспросил я.
— Откуда я знаю? Естественно, не город Тамбов имеется в виду. Может, это они микрорайон какой-нибудь так называют. Улица Тамбовская или Тамбасова, например…
— А где это — Тамбовская? — интересуется Валентин.
— В районе Лиговки — между Обводным и Расстанной, — поясняю я. — Там рядом транспортное управление. Интересно, с чего бы это его туда понесло? А еще на пленке что-нибудь есть?
— Да, — кивает Сергей. — Встречу он назначил в этом самом «Тамбове», в девять часов, и у какой-то «Аргентины»!
— Где?!. У «Аргентины»?! — оторвался от компьютера молчавший до сих пор Коля Удальцов. — Серега, какой же это, к чертовой бабушке, «Тамбов»?! Это же не «Тамбов», это «Рамбов»!!!
— Что за «Рамбов»? — непонимающе посмотрел я на коллегу.
— Да это же Ломоносов! Его местные «Рамбов» называют.
— А почему «Рамбов»? — переспрашивает Платонов.
— Да кто его знает… Может, потому что Ораниенбаум раньше был. Станция и сейчас так называется — мне-то можете поверить. А «Аргентина» — это кафе рядом с вокзалом.
— Это точно?! — Теперь уже я привстал со своего места.
— Сто пудов, Паша! Я же эту ветку в транспортной ментуре курировал и там все это знаю. Кафешку эту «Аргентиной» прозвали, потому что там на столах скатерти бело-голубые, как аргентинский флаг. А на втором этаже там транспортная прокуратура, и даже сами прокурорские так эту забегаловку называют.
— Сережа, они на девять на утро или на вечер встречу назначили? — поворачиваюсь я к Платонову.
— На утро. Это точно, потому что он потом сказал что-то вроде: «К вечеру домой успеешь…» Она, наверное, у него спро…
— Сколько времени?! — не даю я Сереге договорить.
— Двадцать пять девятого… — разочарованно протянул Коля, посмотрев на часы.
— Может, опоздает! — Я хватаю телефон и набираю трубку Яковлева: — Володя?!. Слушай меня внимательно! У тебя эти орлы — сони из вагончика — под рукой?.. Отлично! Не надо никаких объяснительных!.. Не надо, я говорю!!! Пусть прыгают в машину и летят на всех парах в Ломоносов, к вокзалу!.. Володя, дорогой, долго объяснять — времени нет! Там в девять должен появиться один из тех, что с Волковым были. Маленький, который Игорь, — его только эти твои ребята видели!.. Да, мы тоже видели! Не перебивай ты меня, черт тебя возьми!!!. Он там должен встретиться с девчонкой. В Ломоносове у вокзала есть кафе, которое местные называют «Аргентиной»… Сейчас узнаю!..
Я прикрываю микрофон ладонью и спрашиваю у Удальцова:
— А как это кафе на самом деле называется?
— Да никак. Это не кафе вообще-то, а блинная или пельменная… Я говорю: там на втором этаже — транспортная прокуратура.
— Володя, они знают, где железнодорожная прокуратура?.. Ладно, неважно! Короче: это либо блинная, либо пельменная… Пусть спрашивают «Аргентину» — он свидание возле нее назначил. И скажи своим ребятам еще раз, что если они этого Игоря срисуют, то мы про ночную историю забудем… Володя, нет времени, давай их посылай!.. Да!.. Выедут — позвони…
Я кладу трубку и теперь могу перевести дух. Времени, конечно, очень мало — за полчаса они туда не долетят. Сейчас уже движение оживленное, так что им дай бог к девяти хотя бы до Петергофа добраться. Но все может быть: электричка, к примеру, опоздает, или Хорек с подругой в том же кафе засядут, или еще где-то случайно с нашими пересекутся. Надежды, повторяю, очень мало, но не использовать этот шанс мы не имеем права.