— Весьма хлипкий перевес.
— Что поделаешь, Павел Николаевич, — издержки производства. Надо ведь создавать видимость процедуры. Зато наша Дума чуть ли не самая демократическая в мире.
— А если этот один голос вдруг будет положен не на ту чашу весов?
— Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Результат голосования по значимым законопроектам нами тщательно просчитывается заранее. Для этого мы имеем источники информации в каждом тамошнем хурале… то есть — простите великодушно! — в каждой фракции. Специальный аналитический центр, в котором собраны действительно лучшие умы страны, но при этом никто — и это, поверьте мне, не пустое бахвальство — не может назвать фамилии этих людей, анализирует ситуацию и своевременно выдает необходимые рекомендации. Кстати: их прогноз еще ни разу не оказался неточным. Если ситуация развивается не так, как это необходимо, мы имеем возможность заблаговременно повлиять на нее тем или иным образом.
— Неужели убиваете неугодных депутатов? — притворно ужаснулся я.
— Да бросьте вы… — поморщился хозяин кабинета. — Во-первых, «неугодных» депутатов быть не может по определению. Признавая того или иного депутата «неугодным», мы тем самым a priori признаем его значимость, то есть способность влиять на ситуацию. А это, как вам только что стало очевидно, является полнейшей чушью. Что же касается «убивать»… В принципе, это не составляет какого-либо труда, но в том нет никакой необходимости. Эти дурачки убивают сами себя — тут разборки идут «по горизонтали», на их уровне. Мы к этому непричастны, ибо существуют другие, более эффективные методы решения проблем, коими мы и оперируем. Как заметил однажды чрезвычайно любимый мною граф Монте-Кристо, с помощью золота он один может сделать больше, чем целая банда, вооруженная кинжалами и пистолетами. Кроме того, в каждой из этих так называемых фракций есть несколько умных людей, которые в состоянии не только анализировать ситуацию, но и делать правильные выводы по результатам этого анализа, а также повлиять на «коллективное мнение» всей отары. Этих людей мы пестуем, впоследствии особо бережем и в нужный момент просто снабжаем их необходимой и тщательно подобранной информацией. А дальше они действуют самостоятельно, даже не подозревая при этом, что на нужный путь их направили. Кстати: создание самих фракций и схема их функционирования — это идея нашего аналитического центра. В Думе, как вы знаете, есть правые, левые, центристы, независимые — словом, полный набор всевозможной шушеры, которая, несмотря на кажущуюся непохожесть, кормится, тем не менее, из одного корыта. Как на скотном дворе… Или в цирке: артисты работают в разном жанре, а зарплату получают в одной и той же кассе. Поэтому-то и результат голосования всегда предрешен, причем с точностью до одного-двух голосов. И знаете, — в глазах Мещерякова заблестели искорки, — мне бывает очень любопытно наблюдать передаваемые в новостях кадры думских баталий. До чего, например, уморительно выглядят их драки в зале заседаний! В тот же цирк ходить не надо… Неужели, Павел Николаевич, вы и вправду подумали, что людям такого уровня, с их куриными мозгами и полным отсутствием элементарной культуры мы могли бы доверить реальную власть в стране?
Георгий Алексеевич выразительно замолчал, испытующе глядя на меня, а затем неожиданно спросил:
— Вы в кукольном театре бывали?
Я вздрогнул: в прошлые выходные я действительно ходил с племянницей в кукольный театр. Сестра неожиданно заболела, зять укатил по делам в Швейцарию, а лишать Машку праздника не хотелось. Но откуда это Мещерякову известно?! Впрочем, когда общаешься с подобными людьми, удивляться чему-либо не стоит. А может, просто совпадение?
— В детстве наверняка бывали, — продолжает меж тем собеседник, не заметив моего секундного замешательства. — И наверняка помните, как у детей создается впечатление, что куклы живые, поскольку они сами двигаются и разговаривают. Но, чуть повзрослев, человек понимает, что на самом деле ими двигает кукловод, находящийся за занавесом. Вот и эти депутатики — всего лишь куклы. И они будут поднимать руку — вернее, нажимать кнопку — только ту и только тогда, когда кукловод потянет за соответствующую ниточку.
— Простите, но вы неоригинальны. Я и «Машину времени» в молодости слушал, и телевизор иногда смотрю, в том числе и программу Шендеровича.
— Тем более — что ж тогда спрашиваете? Движение определяют не куклы, а кукловоды. И законы принимают не депутатики, а мы— партия реальной власти. А вы, Павел Николаевич — только без обид, ради бога, это реалии! — ходили и будете ходить на танки со старенькой саперной лопаткой.
Мещеряков даже чуть разгорячился, произнося эту тираду, но я никак не отреагировал на последнее замечание и спокойно поинтересовался:
— Вот вы все время произносите: «Мы, мы, мы»… Хочу понять: вы что, и себя тоже считаете кукловодом, вроде Березовского, Гусинского, Абрамо…
— Как вы сказали?! — вновь искренне изумился мой собеседник, не дав мне договорить. — Березовский, Гусинский?.. А с чего это вы решили, что перечисленные господа являются кукловодами?
— По-моему, это секрет Полишинеля.
— Оставьте это для толпы! — махнул рукой Мещеряков. — Это они сами себя считают таковыми, всячески выпендриваясь перед масс-медиа, а обыватель искренне в это верит. Но вы-то не будьте обывателем.
— Вы хотите сказать, что Борис Абрамович — с его-то деньгами! — тоже кукла?
— Не кукла, конечно, но и не кукловод. Он просто вне игры, хотя старательно делает вид, что решает что-либо. И именно потому, что с такими деньгами. Запомните, Павел Николаевич: настоящего кукловода никто не видит.
— Я действительно был в кукольном театре, причем совсем недавно, так там, между прочим, артисты-кукловоды в конце спектакля вышли и поклонились публике.
— Это не в счет — наш спектакль далеко не закончен. Show must go on! Поэтому повторяю: настоящего кукловода толпа не видит, и, соответственно, можно с уверенностью утверждать, что если человек известен толпе — то он таковым не является.
— А кто же кукловод — вы?
— А вы думаете, что я недостоин? — мило улыбается Георгий Алексеевич.
Я неопределенно пожимаю плечами.
— Нет, Павел Николаевич — это слишком масштабное шоу, чтобы у него был один режиссер и один исполнитель. Нас много.
— Вас?.. А может быть, вы просто усложняете? Все значительно проще: сегодня кто богаче — у того и власть.
— Это не только сегодня — это было всегда и всегда будет! — наставительно замечает мой собеседник. — Если, разумеется, мы говорим о фактической, а не о формальной власти. Что касается богатства, то… Скажите, а почему вы вдруг решили, что Березовский богаче меня?
Я недоуменно уставился на своего собеседника — шутит? Или это опять упражнения в риторике? Тоже мне — Крез подпольный… Но Мещеряков смотрит на меня совершенно серьезно, ожидая ответа. Я пожимаю плечами:
— Думаю, что если сравнить «Логоваз» и «Агасфер», то решение будет очевидно.
— Если так сравнивать — то да. Только весовая категория имеет значение на ринге или на борцовском ковре. А попробуйте себе представить, что, к примеру, шахматисты тоже будут соревноваться в весовых категориях. Чемпион мира по шахматам в весе до восьмидесяти одного килограмма… Бред! Что касается Березовского, то денег у него, конечно, больше. А вот кто богаче — тут я, извините, готов поспорить! Ведь, в сущности, что такое богатство? Это — свобода, возможность выбора…
— …подразумевающая, тем не менее, наличие денег… — вставляю я.
— …всего лишь как одной — необходимой, но отнюдь не достаточной — составляющей! — парирует собеседник. — Деньги означают богатство только на определенном этапе и в определенных пределах. Все хорошо в меру — говорили древние. Даже, вероятно, правильнее было бы сказать, что деньги являются средством достижения богатства. И когда денег слишком много, то есть средство превращается в цель, то они же сами и лишают вас этого богатства, ограничивая вашу свободу.
— Да уж — попробуй Березовского посади…
Мещеряков весело расхохотался.
— Павел Николаевич, у вас очаровательное представление о свободе! Узко-профессиональное, я бы сказал. Нет, имеется в виду другое. Возьмите того же Бориса Абрамовича: у него много денег, но вот богатства… По мере накопления количества денег он с определенного этапа становится беднее. Количество, так сказать, переходит в качество — в полном соответствии с теорией доктора Маркса. И, чем больше у него этих самых денег — тем большее количество их он должен тратить: на свою собственную безопасность, на безопасность своей семьи, на поддержание имиджа, на борьбу с конкурентами и тому подобное. И ладно бы только денег — а сколько нервов?
В сущности он — несчастный человек, поскольку стал рабом своего капитала. Большие деньги требуют больших же денег на обеспечение собственного существования — и в этом основной парадокс «желтого дьявола». Деньги зажали Березовского! Они не дают ему прохода, они диктуют ему, куда он должен сегодня пойти, с кем он должен сегодня обедать, где ему следует, а где нельзя появляться, с кем следует поддерживать отношения, а с кем нет — и так далее. Он, извините за пикантную подробность, даже к любовнице не может спокойно поехать, поскольку тогда назавтра во всей желтой прессе появятся соответствующие фотографии с комментариями.
— А вы?
Георгий Алексеевич сделал эффектную паузу — надо отдать должное его умению вести беседу — и протянул мне пачку «Captain Black». Я отрицательно качнул головой. Мещеряков с удовольствием закурил и продолжил:
— Знаете, я каждую зиму на выходные и праздники езжу в Финляндию — на лыжах походить. Есть там такое замечательное местечко — Савукоски. Ничем особо не примечательный городок. В списке популярных лыжных курортов такого названия нет — в этом как раз и заключается прелесть этого места. Забредешь по лыжне подальше в сосновый лес, вдохнешь его аромат… А вокруг — никого, может, на много километров. И ты один на один с природой… Это такое неповторимое ощущение! А тому же Борису Абрамовичу это опять-таки недоступно, потому что ему, во-первых, трудно время выбрать для такой поездки, а во-вторых, если он и выберется в лес, то одиночеством насладиться все равно не сможет — там за каждой сосной телохранитель будет прятаться, а в кустах — папарацци с телеобъективом. И вы называете это богатством?