ровать новую фамилию с разыскиваемой. Высохнув, сухие чернила станут неотличимы от специальных, а ультрафиолет используют только при паспортном контроле на границе... Он вдруг отчетливо увидел молодого краснощекого сержанта в фуражке с зеленым околышем, сующего на миг общегражданский паспорт Карданова под деревянный столик своей кабинки.
– Лапин Сергей Иванович, – донеслось откуда-то, издалека, и Карданов перенесся из зала вылетов Шереметьева-2 в готовящуюся к закрытию «Радугу». На экране телевизора красовался он сам, диктор говорил о его причастности к тяжкому преступлению и предлагал всем, кто знает его местонахождение, сообщить в милицию.
Студенты не обращали внимания на передачу, зато толстуха не сводила глаз с экрана. Карданов подул на паспорт, выудил твердую часть таблетки и бросил ее под батарею, сполоснул пепельницу, омыл перо и выплеснул фиолетовую водицу туда же. Ручку сунул в карман, проверил, высох ли один-единственный изменивший документ штрих и спрятал паспорт. Потом сделал вид, что допивает чай.
Местные новости сменились программой «Вести», и толстуха завороженно смотрела передачу об убийствах российских офицеров в Таджикистане. Лапин встал и спокойно направился к выходу. Никто не вскакивал, не показывал на него пальцем, не кричал, не бежал следом. На этот раз повезло. Но, когда по телевизору показали твой портрет миллиону зрителей, везение долго продолжаться не может.
«Надо рвать из города, – пришла верная мысль. – Но сначала отвлечь внимание...»
С того самого момента, как Лапин вышел из чебуречной, его жгло желание позвонить. Но пробудившийся совсем недавно в числе новых личностных качеств холодный расчет удерживал от нерациональных поступков. Тем, внутри, все равно не поможешь, какой смысл засвечиваться лишний раз...
Теперь смысл появился.
Звонить можно по-разному. Обычный звонок, один из сотен за дежурную смену, вызовет реакцию вялую, медлительную и неуклюжую. Могут вообще не приехать, могут подослать патрульный автомобиль с ближайшего маршрута, два олуха в тулупах и валенках будут долго топтаться вокруг, дергать запертую дверь, светить фонариком в окна, расспрашивать соседей... Не исключено, что в конце концов они уедут, сообщив дежурному, будто сигнал не подтвердился. Если хватит ума, смелости и сообразительности взломать дверь, то колесо завертится, понаедут десятки людей в форме и штатском, сгрудятся желто-синие «Жигули», «Москвичи» и «УАЗы», соберется толпа...
И в том и в другом случае те, кто должен забрать трупы, навсегда забудут дорогу к «стремному» месту. Звонить нужно по-другому. И Карданов знал – как.
На выходе из сквера он присмотрел стоящий на отшибе телефон-автомат, от него можно было быстро пройти на Богатый, Маркса или Малосадовую, мгновенно смешавшись с толпой. Диск легко провернулся, набирая универсальный для всех городов России номер.
– Милиция! – сразу же отозвалась девчонкаоператор. Она ровным счетом ничего не решает – переключает рычажки на пульте, соединяя с тем или иным райотделом, да передает поступившие сообщения радисту, держащему связь с патрульными автомобилями.
– Мне нужно поговорить с дежурным, – веско произнес Карданов. – Не с помощником, а именно с дежурным.
Этой фразой он показал, что имеет представление о структуре дежурной части и знает, кто может принимать решения. Тем самым сразу выделив свой звонок из обычной массы.
– Дежурный УВД майор Силков, – раздался несколько напряженный голос.
Необычные звонки почти всегда сулят неприятности: контрольные проверки или тяжкие преступления.
– Слушайте меня внимательно, майор. Я состою на связи в ФСБ, моего куратора нет на месте, а «линия» ваша, потому звоню вам.
– Слушаю внимательно.
Теперь напряжение исчезло, дело входило в привычную колею, неприятностей оно не несло, но шутить не позволяло и требовало максимальной ответственности.
– Богатый спуск, двадцать два, чебуречная. Там внутри четыре трупа.
Рубен, Сурен, еще один и девчонка-проститутка. Все застрелены.
Лапин перевел дух.
– Понято, – четко ответил майор, не задавая ненужных вопросов. Информация подавалась вполне квалифицированно, что подтверждало ранее сказанное неизвестным абонентом.
– Дверь заперта, но во дворе угольный сарай, он открыт, через него можно проникнуть в кухню. Там следует посадить засаду, за трупами придут...
Он сам не знал, откуда эта уверенность, но был уверен, что не ошибается.
– Вы меня поняли? Не посылайте туда патрульные машины, сообщите мою информацию начальнику уголовного розыска. Все надо сделать скрытно и очень аккуратно. Вы меня поняли?
– Я все понял. Что-нибудь еще? Может быть... – дежурный понизил голос. – Может быть, назовете псевдоним?
– Зачем? Вы его будете проверять дольше, чем мое сообщение. Завтра к вам придет мой куратор за подтверждением, можете у него спросить.
Последняя фраза показывала, что абонент знает порядок. Если он действительно осведомитель ФСБ, курирующий офицер обязательно зайдет за справкой, подтверждающей эффективность сообщения. Это важный показатель его работы, причем чем громче раскрытое дело, тем выше оценка агента и его куратора. А если милиция сработает плохо, обиженный офицер доложит своему руководству, как перегоняли прекрасную информацию, поднимется большой шум со служебным расследованием и прочими сопутствующими неприятностями. Поэтому дежурный майор, да и все остальные будут очень стараться сделать все как надо.
– Я все понял, – ответил майор.
– "СК", – блеснул Лапин кодовой аббревиатурой и положил трубку. Профессиональные связисты обозначают так конец связи.
Теперь уходить. Из этого сквера, из этого города, из этой страны...
Как уходил уже много раз... Аэропорты блокируются легче всего, поэтому предпочтительнее поезд. Составы на Москву идут через каждые час-полтора...
На вокзальной площади было довольно оживленно. Сновал во встречных направлениях прибывший и отъезжающий люд, тяжело разворачивались огромные частные автобусы, гаишники вопреки здравому смыслу гоняли провожающих и встречающих автовладельцев, но те как-то договаривались, поэтому запрещающий въезд знак и переполненная машинами площадь существовали как бы в разных измерениях, по отдельности.
Под яркими ртутными фонарями в открытую работали перекрасившиеся наперсточники: теперь они крутили «лототрон» и завлекали простаков бегущими по компьютерному монитору лошадьми. Возле бара и пиццерии прогуливались проститутки предпоследнего класса: ниже вокзальных по градации специалистов секс-бизнеса идут только подвальные – откровенные бродяжки, инвалидки, опустившаяся пьянь. Усиленно добывали свой хлеб нищие – с жалобными плакатиками и без таковых, с младенцем или завернутым в пеленки поленом, выставляющие на всеобщее обозрение культю, изуродованную конечность или просто умело подвернутую под себя ногу.
Для Карданова этот оживленный пятачок не являлся столь же обыденным местом, как для других людей. Для него он был пограничной полосой на пути эксфильтрации. Такой же, как взрыхленная земля перед туго натянутой проволокой, отгораживающей одно государство от другого. Там приходилось подолгу неподвижно лежать в импровизированном укрытии, часами рассматривая в бинокль каждый метр КСП, каждую деталь инженерных сооружений, изучая местную жизнь и вживаясь в нее. Поэтому перед тем, как направиться к кассам, он постоял на автобусной остановке, очень внимательно рассматривая, что происходит вокруг.
У здания вокзала суровые омоновские патрули фильтровали лиц кавказской национальности, на площади обычные милицейские наряды проверяли документы у всех подряд. Выход на перрон перекрывали специфического вида кожано-спортивные молодцы, ставшие привычной приметой новейшего времени, но почему-то с архаичными повязками дружинников на мощных предплечьях.
Контрольный режим был явно интенсивней обычного. Когда-то при сходных обстоятельствах он прошел сквозь такие же заслоны в Бразилии. Или в Гондурасе... Только что он там делал?
Лапин тряхнул головой, отгоняя не вовремя вспыхнувшую в мозгу загадку. Сейчас перед ним стояла более конкретная задача, чем ковыряние в собственном прошлом... В цветочном киоске у разбитного грузина, не опасавшегося омоновских проверок, Сергей сторговал за двести тысяч семь шикарных желто-лимонных роз. Зажав под мышкой красиво оформленный букет, он принялся неспешно прогуливаться под столбом с часами напротив заброшенного фонтана – обычном ориентире для встреч на вокзальной площади. И сразу выпал из нервозного ритма контрольного режима. Потому что никуда не спешащий человек с дорогим букетом не привлекает настороженного внимания и не вызывает подозрений. Цветы выполняют роль отвлекающего фактора и переключают внимание проверяющих на других людей – издерганных, возбужденных, со странными сумками, свертками или пакетами в руках.
Мимо проходил худощавый паренек лет семнадцати, и Карданов вежливо остановил его.
– Я ожидаю девушку, – обаятельно улыбнулся он. – Не могли бы вы купить мне билет? За эту услугу я хорошо заплачу.
Парень замялся.
– Да дело не в деньгах... Там может быть очередь, а у меня есть только сорок минут.
– Этого вполне хватит, – Макс протянул небрежно скомканные деньги. – Один билет до Москвы на ближайший поезд. Купе. Когда вернетесь, я дам вам на сто тысяч больше, чем здесь.
– Чтобы не имело смысла убежать, – догадливо улыбнулся парень. – Билеты продают по документам...
– Как раз подруга и должна подвезти паспорт, – спокойно объяснил Карданов. – Объясните это кассиру. Там для него есть сто тысяч. Пусть выпишет билет на Ларина. Сергей Иванович Ларин. Запомните?
– Запомню... Я тоже Сергей Иванович.
Через полчаса Лапин получил билет. До прихода поезда оставалось двадцать минут. Поблагодарив тезку, он расплатился и сделал вид, что продолжает ожидать не слишком пунктуальную подругу. Парень исчез в толпе.
Когда свистнул электровоз и в просвете между зданиями замелькали вагоны, он огорченно взглянул на часы и побрел к вокзалу. Наблюдавший за ним продавец цветов сочувственно покачал головой. Но через двадцать метров походка Лапина обрела прежнюю упругость, шаг ускорился, на лице появилась улыбка, и из потерпевшего фиаско неудачника он перевоплотился в счастливого влюбленного, встречающего предмет своей страсти. Документы у таких не проверяют, но он сам полез за паспортом, предупредительно раскрыл и поднес к лицу упитанного младшего лейтенанта. Тот небре