— Одну пожалел что ли?
— Не жалко ни капли, просто не надо тебе травиться, — буравит взглядом до тех пор пока не кладу картошку обратно, а потом сдвигает свой обед на край стола, чтобы я не дотянулась, и обречённо кивает. — Тянет, Лиз.
— Тогда вообще не понимаю, что не так. Ты вроде как разведенка со стажем и никто тебе не указ, Алинка на тебя смотрит с обожанием. Миш, ну дай картошечки, а? — канючу, строя глазки, и резко выдыхаю, услышав категоричное "нет". — Жопа ты, Миша!
— Жопа, — кивает, соглашаясь, а сам хмурится все больше. — Во всем жопа.
— Чего боишься, кошатник? — спрашиваю в лоб и чуть не вздрагиваю от убитого голоса:
— Себя, Лиз. Обмануться боюсь.
— Та-а-а-ак, — пересаживаюсь к Мишке, беру его ладонь в свою и сжимаю. — Кошатник, Лена твоя — та ещё стерва, но она не все женщины мира. Вот у меня Рокотов был. Думала, что мужик мужиком, а по факту что? Говно на палочке в красивой обёртке. Пока Макса не встретила, смотрела ему в рот и ждала не пойми чего. Думаешь, мне страшно не было? Мальчишка же. Сам видел. Только с ним я себя девушкой чувствую. И тебя, как никто другой, понимаю. Ты для Ленки душу наизнанку вывернул, а она мало того, что в нее насрала, так ещё и сапогом напоследок прошлась. Ты на кой черт ей все отдал? Она ни дня не работала, а в итоге квартиру отхапала. Нормально?
— Да хрен с ней, с этой квартирой.
— Конечно! Ты ж ещё на одну заработаешь, а она, бедненькая и немощная, без квартиры никак. Не смеши, Миш. И заканчивай ее жалеть. Ты у нас вон какой красавчик! — цокаю языком, закатывая глаза. — Девчонки, как узнали, что ты разводишься, чуть не передрались, чтобы такой лакомый кусочек отхватить. Вспомни-ка, кого подкармливать начали? Кому пирожки с капусточкой пакетами таскали, пока я орать не начала?
— Ай, не напоминай! — отмахивается, а сам ржёт. — Десять кило набрал за месяц с этой гуманитаркой.
— Вот! Кошатники у нас котируются видимо.
— Да иди ты, Лиз.
— Ну и пойду. Мне не сложно… пока в уточку окончательно не трансформировалась, — ладонью накрываю свой живот, а Миха ржёт уже в голосину, привлекая внимание окружающих:
— Кря-кря?
— Вроде того, — киваю, улыбаясь возвращению настроения у Мишки. — А Алина… Она же хорошая девочка. По ней видно. А ты ей кошаков блохастых подсунуть хотел… Ну-ка, голову наклони, Миш! — запускаю пальцы в его шевелюру, перебираю волосы и присвистываю. — О-о-о! Мишка, ты совсем!? Когда успел-то!?
— Что там!? — напрягся он.
— Кошмар!
— Лиза! Ты можешь нормально сказать!? Волосы седые что ли!?
— Могу. Тебя самого нужно срочно пристраивать, кошатник! Сейчас позвоню Алине, чтобы летела сюда и обработала тебя от паразитов, которые тебе в башку залезли! Обещаю, больно не будет. А пара поцелуев в щёчку где-нибудь в подсобке полностью вернёт тебя к жизни!
— Да ну тебя! — хохочет, стряхивая мои руки, и пятерней проходится по волосам, возвращая им нормальный вид.
— Ну признайся, кошатник, хочется ведь, чтобы тебя потискали? — снова взъерошиваю его "холостяцкую укладку на отъебись" и, дурачась, чешу живот. — Хороший котик! Ну-ка, пофырчи!
— Лиза, блин! — Мишка давится от хохота, отбрыкиваясь от моих почесушек, но я не останавливаюсь до тех, пор пока он не сдается. — Пална, отвянь! Да, хочу! Хочу! Очень хочу! Только отвянь!
— Умничка! — чмокаю его в щеку и подмигиваю. — Если не понравится, отдам тебя Женечке. Он тебя загладит в усмерть.
— Пална! Ты с этими намеками заканчивай! Я в эти гомо игрища ни за что!
— А за миллион?
— Опять!? — вскидывает брови и, гогоча, мотает головой. — Нет!
— А за два?
— Пална, нет!
— А за три?
Ставки за филейную часть главного кошатника "Борцова" успели добраться до отметки в десять миллионов, когда к нашему столику подошла девушка и с намеком на статусность в голосе спросила:
— У вас совесть есть?
— Милейшая, — гогоча, протянул Мишка. — Прошу нас простить, если помешали.
— Я вообще-то не к вам обращаюсь, а к этой сучке!
— Что!? — этот вопрос мы с Мишкой задали уже вместе, а я подняла удивленный взгляд на августейшую особу, удостоившую меня такого высокого статуса.
Модельная внешность девушки, подчёркнутая чем-то безумным по стоимости и из последней коллекции домов Франции, явными следами пластики на лице и не только, в сочетании с тщательно выблонженными волосами щёлкнули у меня в голове невидимый тумблер.
— Головушка не лопнула такое сложное слово произнести? — спросила я. — Или это последствие влияния ботокса на остатки мозга выжившего после килограмма силикона?
— Что!? — теперь уже она вытаращила на меня свои глазки, хлопая нарощенными ресницами.
— Повторить, куколка?
— Да ты знаешь кто я!?
— Без понятия, но могу предположить. Хочешь услышать варианты? Только не гарантирую, что они тебе понравятся, Барби перекачаная.
— Да ты… да я… — задыхаясь, зашипела кукла, взмахивая руками, будто они помогут ей схватить недостающие слова в лексиконе прямиком из воздуха. Топнула ногой и, не найдя ничего умнее, повторила, — Сучка!
— Приятно познакомиться. А меня зовут Елизавета Павловна. Могу посоветовать хорошего специалиста. У нее как раз в группе для деток с замедленным развитием место есть свободное. Визитку дать?
— Да ты! Да я!
— О-о-о, нет. Боюсь за такой тяжёлый случай даже она не возьмётся. Прости, — разведя руками в стороны, подняла свою сумочку, собираясь вернуться на работу, а по пути поугорать, обсуждая с Мишкой это непонятное чудо, как оно грохнуло своей и завопило на весь фуд-корт:
— Да сколько можно! Сама трахаешься со всеми налево и направо, а Бориса отпустить не можешь!
— Бориса? — протянула я, пытаясь найти хоть какую-то логику в словах блондинки. — При чем тут Борис?
— А при том, что ты ему всю жизнь испоганила!
— Я? Куколка, ты сейчас о каком-то конкретном Борисе мне истерику закатывашь или в общем по палате, из которой сбежала? Давай-ка выдохни и дыши поспокойнее, чтобы импланты не выскочили ненароком.
— Да я…
— Слышала уже, — рассмеялась я. — У Бориса твоего, которому я жизнь испоганила, фамилия есть? Или эта информация в твоей голове не сохранилась?
— Рокотов! — выпалила куколка и с презрением зашипела. — А ты — дрянь! Сама из койки в койку скачешь, а его отпустить не можешь! Вцепилась, сучка, и ещё угрожаешь!? Тварь!
— Рокотов? Девочка, ты точно ничего не путаешь? Я Рокотову жизнь испортила? Я!? Тебе этот бред в каком угаре приснился? — мне становится все смешнее и смешнее, только, всматриваясь в лицо этого чуда пластической хирургии, что-то звякает молоточком на подкорке и подсовывает картинку из "Прованса", где Боречка миловался с дочкой Луганова. — Ты Вероника? Вероника Луганова?
— Да!
— А про мои издевательства тебе не Боречка часом напел?
— Он мне ничего не пел! Ты его довела до такого состояния запугала, что Боря мне боялся рассказать… Сучка! Отпусти его уже и хватит подсылать к нему своих кобелей!
— У-у-у, — не удержавшись, напускаю побольше трагизма на лицо и сочувственно смотрю на глупышку, которой Боречка крайне качественно промыл и без того пустую головушку. — Извини, не могу. У меня острая необходимость в его отрицательных чувствах. Я же вампир. Только эмоциональный. А Боречка такой вкусный экземпляр… М-м-м! — смахиваю пылинки с плеча офонаревшей от моего признания блондинки и, повернувшись в Мишке, подмигиваю, рявкая. — Кошатник, быстро встал!
— Да-да, моя Госпожа!
Мишка подрывается на ноги, хватает мою сумочку и зажимает ручки в зубах, словно выдрессированный пёс, повергая куклу в состояние полнейшего ступора. Я едва сдерживаюсь, чтобы не ржать в голос — половина фуд-корта смотрит на нас с открытыми ртами, вторая косится не так открыто, но тоже на грани выпадения в аут. И меня несёт все дальше и дальше. Щёлкнув пальцами, показываю своей "очередной жертве" место рядом с ногой, Мишка подскакивает, виляя задницей — ну точно вылитый кобель.
— Хороший мальчик. Будешь таким послушным, накажу ремнем твою сладкую попочку. Как ты любишь, — глажу его по голове, наблюдая за стремительно падающей вниз челюстью Вероники, и задумчиво тяну, — А знаешь что… Ладно. Забирай. Я не жадная. Этот мне больше нравится.
— С… спасибо…
— Да не за что, куколка. Ты такая лапочка, что жадничать не хочу. И вот ещё что. У Боречки есть одна любимая ласка или фетиш, ты уж извини за такие пикантные подробности, но если собралась с ним жить, то лучше тебе о ней знать заранее — сам он постесняется сказать. Скромняшка ведь.
— Ка…кая?
Посмотрев по сторонам, наклоняюсь к уху Лугановой и шепчу:
— Он просто без ума от того, когда ему мошонку выкручивают. Не ласкают, поглаживая, а именно выкручивают. Вот так, — поднимаю ладонь на уровень ее широко распахнувшихся глаз, резко сжимаю в кулак и кручу, показывая правильное исполнение "любимого фетиша" Рокотова. — Пищит от восторга, как мышонок. Попробуй обязательно.
— Х… хорошо…
— Ну теперь ты все знаешь, и я могу быть за него спокойна. С этого момента Боречка твой, Вероника. Развлекайся, сладенькая.
Похлопав куколку по плечу и клацнув напоследок зубами, щелкаю пальцами Мишке и гордой походкой законченной садистки иду к лифтам, где начинаю ржать в голос от непрекращающихся вихляний задницы коллеги. Благо хоть сумку отдал и не обмуслякал слюнями.
— Мишка, заканчивай! Я рожу прямо здесь и сейчас!
— Да-да, моя Госпожа! А вы мне покрутите мошонку? Я так мечтаю об этом!
— Миша-а-а! А-а-а-а!!! Кошатник ты недобитый!!!
Всю дорогу до клиники и остаток рабочего дня мы с Мишкой угорали над моим выступлением с программой "Сучка года по версии Лугановой и Рокотова". Мне даже знать не хотелось, что он там наплел силиконовой кукле Барби про меня и мои похождения, но если она поверила и слопала ту лапшу, которую навесила на ее уши я, то флаг ей в руки. Вернее, мошонка Рокотова в ладошку. Идиотки по типу Лугановой меня не задевали. Видимо, при ее зачатии сам Боженька отдыхал, а уж ему виднее кого и чем одарить — тупостью, красотой или обоими качествами сразу. Моя мстительная сучка писалась кипятком, представляя момент, когда Вероника решит испробовать "дружеский" совет в действии. И этот момент я бы не отказалась увидеть или хотя бы послушать. Вот только когда приехала домой и увидела маму с белым лицом, а потом и причину ее такого состояния, вырвать яйца Боречке мне захотелось лично. Медленно и максимально мучительно. Он не нашел ничего лучше, чем прислать фотографию Макса и кислотной пигалицы маме. Ни я, ни Максим ей ничего не р