Помните, как Гейдрих пытался получить у начальника военной разведки и контрразведки Канариса разрешение отобрать в архиве документы для служебной надобности, естественно. Но сверхосторожный шеф абвера, почуявший что-то неладное, отказался это сделать. Амбициозный Гейдрих был взбешен. Конечно, можно было уломать адмирала, но для этого требовалось время, а его у начальника Службы безопасности не было. Тогда, как поясняют Шелленберг и Хёттль, он, Гейдрих, решил ночью совершить налет на помещение архивов и похитить необходимые документы, а чтобы скрыть следы, поджечь хранилище. Отборная команда эсэсовских головорезов с шумом и гамом совершила такую топорную операцию.
Ни один мало-мальски грамотный разведчик или контрразведчик никогда не решился бы на подобную акцию, словно списанную со страниц низкопробного шпионского детектива. Она загодя была бы обречена на скандальный провал. Сочинители послевоенной версии «дела Тухачевского» ухватились за одно убийственное доказательство: пожар в архиве. Огонь действительно погулял здесь в начале мая 1937 года, и это событие отмечено во всех городских хрониках. Но случился пожар из-за тривиального короткого замыкания в старой электропроводке. Газетные репортеры тогда отметили: часть архива была повреждена, что дало возможность авторам послевоенной версии вволю пофантазировать, опираясь, так сказать, на документальную базу.
Фальшивые рубли за поддельные документы
Чувство реального очень часто изменяет авторам версии. И у Хёттля, и у Шелленберга это особенно видно, когда они излагают эпизод о передаче фальшивого досье Сталину. Причем каждый из них делает это по-разному.
Хёттль в своем «Тайном Фронте…» сообщает: «Существовал оригинальный план передать фальшивые документы через чехословацкий генеральный штаб, который, как было известно, находился в тесном контакте с русским. Связь была установлена через агента, направленного Берендсом в Чехословакию под вымышленным именем для того, чтобы сделать необходимые приготовления.
Чехи отказались, однако, раскрыть каналы, по которым документы будут посланы Сталину, и поэтому, казалось, нет никакой гарантии, что по пути они не попадут в руки кого-нибудь из друзей Тухачевского. Но Гейдрих отверг идею использовать чехов как слишком рискованную и предпочел прямо обратиться в советское полпредство в Берлине. Шеф Службы безопасности установил контакт с одним из сотрудников полпредства, о котором в гестапо было известно, что он в действительности является офицером русской разведки, и совершенно открыто предложил передать информацию в его распоряжение.
Русский немедленно улетел в Москву, откуда вскоре вернулся в сопровождении специального представителя Ежова, главы русского ГПУ. Этот представитель заявил, что уполномочен лично Сталиным вести переговоры о покупке документов».
Любому здравомыслящему человеку этот план Гейдриха наверняка покажется не оригинальным, а совершенно нереальным, если не невероятно глупым. Для чего осторожному шефу безопасности раскрывать свои карты и действовать прямой наводкой, в лоб? Где его прославленная тевтонская хитрость? Похоже, планированием этой сложной операции занимались не многоопытные мастера тайных интриг и провокаций Гейдрих и Берендс, а стажеры, делающие свои первые шаги по кривым тропинкам тайных служб.
Не будем придираться к таким неточностям и ошибкам, когда автор, в данном случае Шелленберг, упорно именует Ежова «главой русского ГПУ», хотя события происходят в 1937 году, а ГПУ, точнее ОГПУ, уже три года как не существовало. Оно тогда влилось во вновь образованный в 1934 году Народный комиссариат внутренних дел, который с августа 1936 по ноябрь 1938 года возглавлял Николай Ежов. Эти факты не представляли государственных секретов, они были широко известны во всем мире. Просто удивительно, как о них не знали руководящие сотрудники Службы безопасности гитлеровской Германии и ее внешней разведки. Лишь одно это сразу заставляет читателей задуматься: не грубую ли фальшивку пытаются всучить ему?
Но Хёттля сомнения не терзали, и он ничтоже сумняшеся разыгрывает эту, как ему кажется, козырную карту.
Экс-штурмбаннфюрер СС с гордостью за своего «большого шефа» сообщает, что Гейдрих заломил за свою фальшивку три миллиона золотых рублей. Русские не торговались, и на следующий день Берендс передал представителю Ежова папку с фальсифицированными документами и взамен получил от него увесистый пакет с условленной суммой в крупных рублевых купюрах.
А далее следует совсем невероятный зигзаг в духе дешевого боевика. Хёттль, со слов Берендса, свидетельствует: «Гейдрих передал эти купюры в распоряжение русского отделения германской секретной службы. Случайно, однако, три заброшенных позже в Россию немецких агента, расплатившись этими деньгами, были тотчас же арестованы ГПУ». И далее экс-штурмбаннфюрер СС глубокомысленно добавляет: «Очевидно, либо русские расплатились фальшивыми купюрами, либо настоящими, помеченными особым образом, чтобы их при платеже было легко опознать. То, что русские расплатились фальшивой монетой за его хорошо сработанную фальшивку, приводило Гейдриха в ярость все последующие годы».
Ничего не скажешь: с точки зрения литературного ремесла этот эпизод — неплохой сюжетный ход. Но в жизни, в разведывательных делах такого никогда не бывает. Снабдить своих агентов денежными знаками, полученными от противника, и не проверить их подлинность?! Даже новичок в любой секретной службе так действовать не будет.
Почти так же эпизод с передачей фальшивого досье в Москву описывает Шелленберг. Он только отказывается от анекдотического пассажа с тремя миллионами поддельных рублей, которые использовали агенты немецкой Службы безопасности на территории России, что привело их к провалу. Бывший шеф Хёттля, очевидно, понял, что все это смахивает на грубейшую ошибку, а он, бригадефюрер СС и начальник гитлеровской внешней разведки, привык работать тоньше.
А вообще глава мемуаров Шелленберга, посвященная «делу Тухачевского», как и аналогичный раздел в книге Хагена-Хёттля, тоже удивляет обилием неточностей и лживых выдумок. Но не буду, повторюсь, больше отнимать время у читателей ради знакомства с подобного рода перлами. Скажу лишь одно: диву даешься, насколько неточно и искаженно велась элементарная хронология событий общественно-политической жизни, деятельности административных и военных структур Советского Союза гитлеровскими спецслужбами, если их бывшие руководители искажают факты даже в изготовленных ими фальшивых документах, где, казалось бы, все подлинные события должны были бы излагаться точно, чтобы не вызвать сразу подозрений.
Надо отметить, что нелепицы версии Шелленберга — Хёттля быстро бросились в глаза не только профессионалам тайных служб и непредвзятым историкам, но и мало-мальски разумным читателям и вызвали у них неприятные ощущения: что-то здесь не так, уж слишком грубо сколочена эта версия, нужно ко всей этой неаппетитной исторической стряпне отнестись с осторожностью.
Разговоры вокруг «фальшивого досье» обергруппенфюрера СС Гейдриха прекратились. Но это на Западе. А в Советском Союзе, как говорится, широкие массы читателей вообще не имели никакого представления об опусах бывшего начальника внешней разведки главка имперской безопасности и одного из его ближайших помощников.
Что касается автора этих строк, то за каждодневной оперативной суетой он вскоре забыл о странной истории с «делом Тухачевского». И лишь эмоциональная речь Н. С. Хрущева, которую советский лидер произнес спустя добрый десяток лет с трибуны XXII съезда КПСС и которая потрясла меня до глубины души, напомнила о «деле Тухачевского». Я решил, что нельзя откладывать его в долгий ящик и пора как следует заняться им.
Отвергнутое предложение
Внимательно перечитав материалы из советских и зарубежных средств массовой информации, а также данные, полученные мной в бытность в Вене, я наметил следующий план действий:
утверждают, что слухи о заговоре военных против хозяина Кремля стали распространяться не в 1937 году, а значительно раньше — в 1930-м. Выяснить, так ли это;
версию о существовании фальшивого досье немецкой Службы безопасности нужно проверить по материалам заседания Главного Военного совета 1–4 июня 1937 года, на котором с сообщением о предстоящем судебном процессе над Тухачевским и его сподвижниками выступил тогдашний народный комиссар обороны маршал Клим Ворошилов. В его сообщении фигурировало такое утверждение: «Вина преступников полностью доказана, они пойманы с поличным». Подобные категоричные дефиниции, которые перешли в последовавший после окончания судебного процесса приказ наркома, позволяют сделать предположение, что участникам заседания должны были обязательно представить убедительные доказательства шпионской и заговорщической деятельности Тухачевского и его единомышленников (иначе откуда «пойманы с поличным»?), ибо только неоспоримые улики могли убедить руководителей советских вооруженных сил, скажем, маршалов Блюхера или Шапошникова, чтобы они посчитали Тухачевского, Якира, Уборевича и других подсудимых предателями и шпионами и поставили свои подписи под приговором;
проверить в Архиве внешней политики СССР наличие документов, подтверждающих попытки немецкой разведки внедрить фальшивое досье в канал связи, существовавший с 1935 года между секретными службами Чехословакии и Советского Союза, чтобы таким образом довести до сведения Сталина подложные материалы о заговоре Тухачевского. Выяснить, есть ли там, в этом архиве, документы, подтверждающие тот факт, что в этой операции личное участие принимал президент Чехословацкой Республики Эдуард Бенеш, который передавал информацию кремлевскому властителю через тогдашнего Полномочного представителя Советского Союза в Праге Сергея Александровского;
проверить в архиве КГБ СССР утверждение Шелленберга и Хёттля о том, что есть и вторая версия передачи в Кремль фальшивого досье — напрямую специальному посланцу Ежова в Берлин за три миллиона золотых рублей, которые оказались искусно подделанными ил