Готовченко.
— К чему задаром пропадать, ударил первым я тогда… — усмехнулся я. — Так что ли в песне поётся?
В тот же момент на меня бросилось двое. Не восемь, конечно, но всё-таки. Правда… прихожая была не такой уж и широкой, и они тупо застряли. Запнулись за сползшего товарища и начали толкаться, как в немом фильме Чарли Чаплина. При других обстоятельствах можно было бы даже посмеяться, но сейчас стоило поторопиться. Я развернулся к двери, потянулся к замку и тут, же получив тычок в спину, налетел на дверь.
На плечах повисла тяжесть и…
— Да пусть откроет! — приказал чувак с пушкой. — Девку хватайте сразу!
Но я, как раз собирался этому воспрепятствовать, поэтому пришлось импровизировать. Как только хватка злодеев чуть ослабла, я вставил ключ в замок, повернул и… сломал.
— Твою мать… — пожал я плечами и показал оставшуюся в руке головку. — Ключ сломался.
Чувак, отправленный мной в космический полёт уже очухался и поднялся на ноги. Выглядел он не очень, ухо покраснело и распухло. Это было видно даже в не слишком хорошо освещённой прихожей.
— Настя, уходи быстро! — снова крикнул я через дверь. — Позвони в милицию! Бегом! Тут ограбление!
Бармалей с горящим ухом потянулся ко мне из-за спин своих дружков. Выглядело, это точно как в кино про зомби. Ходячие, бляха, мертвецы.
— Вышибайте двери! — нервно распорядился главарь. — Да уберите вы его в сторону!
Не дожидаясь того, чем кончится дело, он рванул в гостиную, и я услышал, как открылось окно.
— Бабу держи! — крикнул он.
Блин… Во дворе ещё кто-то был. Хорошо спрятались, я когда шёл не заметил. Ну ладно. Нужно было переходить к торговле. В смысле, продавать жизнь, как можно дороже. Пылающее Ухо никак не успокаивался и, раздвигая подельничков, тянулся ко мне. Он грубо толкнул одного из них, подался вперёд и… нарвался на прямой короткий удар в пятак. Раздался хруст и стон.
Шок и трепет!
Мне тоже было больно, но что поделать. Не давая опомниться, я саданул лбом в нос второму чуваку и, извернувшись, ногой отоварил третьего, того, которого отпихнул Пылающее Ухо. Со стороны я был, наверное, похож не на Ван Дамма, а на человека играющего одновременно на трёх инструментах.
Вечерний звон, понимаешь, бом, бом, бом…
— Э, хорош, вы там его не замеси́те нахрен! — крикнул, выходящий из комнаты «командир отделения». — Твою мать! Я тебе сейчас мозги вышибу!
Он быстро оценил ситуацию и вскинул руку с пушкой.
— Менты уже в пути, — усмехнулся я и вбил колено между ног последнему из сопротивляющихся бандосов.
Тот с отчаянным воем сполз на пол, присоединяясь к двоим поверженным дружкам. Мне, конечно, тоже досталось, но я их положил.
— Мне твои менты не упёрлись никуда, — нервно усмехнулся кент с пистолетом, оставаясь со мной один на один. — Да вот только девка твоя у нас уже.
— Ты сколько народу привёл? — кивнул я, сплюнул тёмно-красную, со вкусом металла, слюну и потёр болевшую скулу. — Выпусти девушку, и я дам тебе уйти.
— Мне твои менты в хэ не упёрлись, ты понял? Я тебе щас дырку сделаю между глаз. Мне похеру! И ментов вех покрошу.
— Это вышка, брателло, — покачал я головой. — А так пока лет семь, наверное. Выйдешь ещё молодым, если язык твой поганый не подведёт под монастырь. Короче положи пушку на пол и…
— Пасть закрой! — закричал он. — Я шмальну щас, ты понял-нах?
Он был на взводе. Глаза бегали, мысли скакали и менялись быстро и отрывочно, проскакивая по лбу, как облака, летящие по небу на ускоренной съёмке.
— Ну, соседи услышат выстрел и вызовут…
Я не договорил, потому что этот дебил действительно шмальнул. Не в меня, правда, но шмальнул. Поднял руку и нажал на спуск. Раздался гром. Выстрел, запертый в тесную коробку квартиры показался мне невероятно громким. Грохот, отражённый от стен и усиленный множественными отражениями, ударил по ушам. Впрочем, тут же мне стал не до звуков.
Тяжёлый бронзовый светильник, висевший под потолком, рухнул, упав прямиком мне на плечо. Да чтоб ты сдох, стрелок ворошиловский! Боль обожгла такая, что из глаз звёздочки посыпались. Прямо по ключице! Сломал, сука, наверное. Я не устоял и, увлекаемый тяжестью, упал.
А зомбаки, пробуждённые звуком выстрела, почувствовали свежую кровушку. Вскочили и, воспользовавшись моментом, начали меня, как выразился их капо, месить. Плечу было больно, но я, как мог отбивался. Впрочем, позиция моя была совершенно невыгодной. Проигрышная была позиция. Всё по Владимиру Семёновичу.
И никто мне не мог даже слова сказать,
Но потом потихоньку оправились,
Навалились гурьбой, стали руки вязать,
И в конце уже все позабавились…
Какая жизнь, такие и песни… В общем, справились втроём, под надзором четвёртого. Прихожую, конечно, разнесли практически в щепки да ещё и дверь вышибли. А потом протащили по подъезду и закинули в зилок с оцинкованной будкой и кривой, набитой по трафарету, надписью «Мясо».
В кузове было грязно и пыльно. А ещё и темно и душно, будто в поры деревянного каркаса и тёмной фанерной обшивки впитались миазмы перевезённых. Стало темно, когда закрылась дверь. Впрочем, глаза быстро привыкли. Но прежде, чем, я присмотрелся к темноте, ко мне подскочила Настя.
— Настя, какого хрена ты не послушалась? Я же сказал тебе убираться!
— Я думала, вы на меня обиделись… — вздохнула она немного грустно, но не испуганно.
— Обиделся? — я помотал головой. — Ты серьёзно? За что бы я на тебя обиделся?
— Ну… Я же видела, что вы меня заметили в ресторане.
Я вздохнул.
— И что?
— Ну… я хотела объяснить.
Машина резко дёрнулась, и мы упали на грязный пол.
— Насть… не надо ничего объяснять. Сказано «уходи», значит уходи.
— В следующий раз буду послушной, — согласилась она. — Если он, конечно, ещё будет…
— Будет, куда ему деваться. Будет…
Мы уселись на полу, прижавшись спинами к борту и обхватив колени.
— Ну, а с другой стороны, если бы я ушла… Вы-то как же… Вдвоём же проще будет выбираться… Один — за всех, и все — за одного.
Ага, это уж точно, особенно если учесть, что эти уроды попытаются с тобой сотворить. Вслух я ничего не сказал, естественно. Только головой покачал.
Попетляв по улицам минут двадцать, грузовик остановился. Я встал и подошёл к двери. В щели попадал свет.
— Как так вышло, что никто не вызвал милицию? — шёпотом спросила Настя.
Сейчас голос её звучал тревожно. Испуганно даже.
— Не знаю, — ответил я, пытаясь разглядеть, где мы находимся. — Может, кто-нибудь и вызвал. Наверняка даже. Не успели просто…
Похоже, мы были во дворе частного дома или… или какого-то предприятия. Видел я хорошо, но границы видимости были узкими.
— Александр Петрович, а почему в таком случае…
— Тихо!
Я приложил ухо к щели. Рядом с машиной разговаривали два человека.
— Ты тупой что ли, Шестак? — зло воскликнул один из них. — Я тебе чё сказал? Я сказал тебе засветиться, да? Пальбу устроить? На глазах у всех запихивать в машину людей? Или я тебе не это сказал? Чё ты мычишь, башмак, в натуре? Чё я тебе велел?
— Да знаю я, — ответил второй, и я узнал в нём кента с пушкой.
— Нет, чё я сказал, повтори!
— Сирота, в натуре, ну а чё было делать⁈
— Повтори, — я сказал!
— Тихо и аккуратно… Без шума…
— Ты бажбан тупой. Стрелять в потолок в жилом доме значит без шума что ли? А может, орущую девку в машину закидывать по-твоему тоже называется «без шума»? Или чё? А махач в хате? Я чёт не понимаю тебя? Он же в подъезде орал, типа спасите и помогите. Орал или нет?
— А чё делать-то было?
— Баран тупой! Вас же четверо! И все огребли⁈
— Я — нет…
— Ну, отлично, в натуре, чё! Выводи, сука, своих пленников и гони шарабан этот нахер отсюда подальше.
— Сирота, а вдруг кто-то из соседей ментам позвонил?
— Естественно, позвонили. И чё? Ну, давай подождём, когда они сюда нагрянут и всех повяжут, так что ли? Убирай арбу отсюда я сказал. Тупорылый, мля…
Ну, да, в принципе, шухер получился непропорциональный проблеме. Стрелять не нужно было. Да и вообще, идея с сюрпризом оказалась не слишком уж умной. Зачем было забираться ко мне домой? Уже после первой встречи должно было стать ясно, что ничего хорошего из этого не выйдет. И всё бы ладно, да блин, Настя эта припёрлась совсем не вовремя и теперь рискует стать жертвой толпы раздосадованных упырей.
По борту вдруг застучали.
— Эй, выползайте!
Дверь с шумом открылась.
— Выходите!
Я подошёл, выглянул и осмотрелся. Походило на хозблок какого-то предприятия. Забор из бетонных плит, здание из бетонных блоков. Железные, выкрашенные зелёной краской ворота.
— Ты что ли Сирота? — кивнул я щуплому дядьке с печальным лицом.
Он был невысоким, худосочным, но с живыми глазами и богатой мимикой. В глаза бросились коротко стриженные волосы, впалые щёки и бледность, приобретённая, видимо, в острогах.
— Вылазь, давай, а то я тебя самого сиротой сделаю.
— Да, я и так, — усмехнулся я. — Шестак твой, кстати, мутный чувак, такой кипеш замутил, жесть просто. Это типа из-за волыны что ли?
— Ты пасть завали! — взвился Шестак.
— Не только из-за волыны, — не стал бычиться Сирота. — Ещё и другие к тебе вопросики имеются у братвы. Накопились. Вылазь-вылазь, а то лимонку метну сейчас. И мамзель тащи.
— Не, давай по-другому решим. Мы сейчас с девушкой уходим, а я тебе пушку завтра отдам.
— Ну-ну, как там у классика, ищи дурака за четыре сольдо? Ты ж сразу к ментам ломанёшься.
— Не, слово чести.
— Давай-давай, сползай, а то сейчас выкуривать тебя станем. Здесь-то похер, можно даже бомбу ядрёную рвануть, никто не заметит. Ты, кстати, орал, когда тебя из дому тащили? Орал. И чё? Где идеологически проверенные и неравнодушные сограждане, истинные, блин, арийцы и краснопузые ленинцы? Так что, короче, не зли меня, выползай. Шестак, а ты не будь бараном, пальчики стереть не забудь на баранке.