Стены в комнате были оштукатурены и побелены, под низким потолком светила голая лампочка на шнурке. Пол, покрытый оргалитом, поблёскивал свежей коричневой краской. Пахло дровами и дымом, немного угарно. Небольшие окна с занавесками были закрыты.
Печка, неровно обложенная белым квадратным кафелем, стол, покрытый скатертью с кистями, старый диван — обстановка нехитрая и самая обычная. Вместо ковра на стене висел гобелен с цветочным орнаментожм, рядом — старые чёрно-белые фотографии в рамках. Моряк с печальной улыбкой, солдат с винтовкой и примкнутым штыком, молодой парень в кепке рядом с трактором. Сироты на фотках не было.
— Садитесь, — кивнула хозяйка на стул, стоящий у стола, и подошла к буфету, начала собирать на стол.
Я присел, покрутил головой, рассматривая незатейливый интерьер. В углу висел радиорепродуктор, старый, как в кино про войну. Диктор тихо и монотонно бормотал, зачитывая новости о достижениях народного хозяйства.
Тик-так, тик-так… На стене висели ходики с серыми металлическими шишками-грузиками на цепочке. Тик-так, тик-так…
— Из милиции что ли? — хмуро спросила хозяйка, ставя передо мной деревянную, расписанную под хохлому мисочку с клубничным вареньем.
Ягодки были одна к одной, целенькие, плотные, блестящие, утопленные в сиропе. Запахло клубникой. Никаких тюков с награбленным добром, никаких особых удобств, не было ничего, что бы указывало на плюсы профессии Сироты. Надо же, всё как у обычных людей… Здесь на всей улице у соседей, я не сомневался, быт был точно такой же.
— Нет, не из милиции, — помотал я головой.
Она испытующе глянула через плечо и кивнула.
— Молодой вроде ещё…
— Я знакомый Сирот… Сергея. Просто знакомый.
— Ага, — кивнула она. — Просто… Ну пейте, чай как раз вскипел недавно.
— А вас как зовут? — поинтересовался я.
Она не ответила и поставила передо мной большую белую кружку с грубым коричневым изображением цветка. На белом фаянсе отчётливо виднелась тёмная трещина. Варенье пахло так волшебно, что я взял ложку и зачерпнул из мисочки.
Рот наполнила ароматная сладость. Тягучий сироп был приторным, а ягодка шершавой из-за мелких семечек. Шершавой и упругой.
— М-м-м… — прикрыл я глаза. — Вкусно как. Сами варили?
Хозяйка снова промолчала, села за стол и, подставив под челюсть руку, уставилась на меня тяжёлым взглядом. Чай тоже оказался вкусным, чёрным с травами, с малиной и смородиной.
— Обалденно, — покачал я головой. — Очень вкусно. Спасибо.
Какое-то время мы сидели молча.
— Когда придёт Серёжа ваш, знаете? — спросил я через несколько минут.
Она пожала плечами. Немногословная. Ну, ладно, я, собственно, не с ней пришёл разговоры разговаривать. Закинул в рот ещё одну клубничку, раскусил, разжевал, запил душистым чаем…
Наконец, минут через десять хлопнула дверь. Хозяйка, бросив на меня вопросительный взгляд, хотела встать, но я помотал головой.
— Сиди.
Она подчинилась. Хорошая девочка. В комнату вошёл Сирота… Немая сцена удалась, сказать нечего. Он, надо отдать ему должное, челюсть не уронил, но замер, оценивая ситуацию. Рука юркнула в карман, а глаза сверкнули зло и грозно, зубы остались сжатыми.
— Здравствуй, Серёжа, — кивнул я. — А я уж заждался. Думаю, придёшь ты или не придёшь?
Он прищурился и коротко кивнул своей сожительнице. Та быстро зыркнула на меня, вскочила и вышла. Серёжа Сирота медленно вразвалочку подошёл к столу, перевернул стул спинкой от себя и сел на него верхом, сложив на спинке руки.
— Ты чё, баклан, из ума выжил? — прищурясь процедил он.
— Чего агрессивный-то такой? — усмехнулся я.
— Тебе чего надо?
Он сжал челюсти и заиграл желваками.
— Поговорить хотел, —пожал я плечами.
— Да неужели? А чё свалил тогда? Была ж возможность побазарить, а ты домой к бабе моей пришёл. Испугал вон её. Нездоровая канитель, в натуре.
— Да что ты, — улыбнулся я. — Не пугал вроде. А вот ты мою напугал, да ещё и в вонючий грузовик запихал.
— Говори, чё хочешь, — нахмурился он.
— Нет уж, ты говори. Ты ж послал ко мне дебилоидов своих. Говори теперь, чё надо, пока мы один на один.
— Слушай, а ты борзый кент, — хмыкнул он. — В натуре борзый. Второй раз меня удивил.
— На том стоим. Давай, излагай, любезный, что за надобность у тебя ко мне.
— Надобность?
Сирота ухмыльнулся и вынул из кармана ножичек. Щёлк! Нажал кнопочку и выскочило мерцающее переливающееся жало. Я не отреагировал, просто продолжал спокойно смотреть на него. Он аккуратно положил своё «пёрышко» перед собой на скатерть.
— Ну ладно, — кивнул я. — Козыри на стол, да?
Завёл руку за спину и достал из-под ремня тяжёлый свёрток, положил его перед собой и развернул углы тряпицы. ТТ сверкнул воронёными гранями, как чёрный бриллиант.
Сирота растянул губы в улыбке.
— Ну, вот, а говорил, «нет волыны, нет волыны». Нашёл стало быть?
— Может, и нашёл, — кивнул я. — Дальше что?
— Дальше? — Сирота осклабился. — Ствола мало. Дел ты наделал, накосячил, короче, въезжаешь? Может, ты и нормальный кент, да только как тебя отпускать-то?
— Не понимаю, — удивился я. — Какие косяки? Я тебя первый раз сегодня увидел, вообще-то.
— Да я что, величина не самая крупная, — спокойно усмехнулся он.
Надо сказать, он никак не отреагировал на пистолет, не было никакого мандража или чувства неуверенности, ничего такого. Стойкий дядя, может, и не глупый.
— Ну давай, — кивнул я. — Расскажи уже.
— Есть несколько моментов. Да ты пей чай, пей, и викторию наяривай. Любка моя старалась.
Я кивнул, но интереса к варенью больше не проявлял.
— Короче. Есть такой авторитетный кент, звать Голод. И ещё один фраер приблатнённый Зуб. Голода ты ментам подставил, так? Так. А Зуба на бабки прокинул.
— Чего? — покачал я головой и усмехнулся. — Зуба? аЗубу хер отстрелили, если ты не в курсе, причём, без моего участия. Знаешь почему? Рот широко открывал. На чужое, кстати.
— Ну, может, и так, — пожал плечами Сирота. — Но я не прокурор, чтобы разбираться. Голод маляву прислал, поэтому и то. Сначала бабки, потом перо в бок. Они воткнутся в лёгкие от никотина чёрные…
Сирота улыбнулся и подмигнул.
— Да ещё и ствол, — продолжил он, — тот, что у молодого Храпа увёл. Это он, кстати?
Я помолчал. Первое желание было подтвердить, что да, он, чистый храповский ствол, а потом сдать Сироту Ирине. Выйти и сразу позвонить, чтоб его тёпленьким взяли за хранение да ещё и с отягощением в виде кровавого следа, тянущегося за пушкой.
— Нет, — мотнул я головой. — Тот ствол давно уже в милиции, из него мента грохнули.
Я решил попробовать с этим Сиротой… Не знаю, не то, чтобы решил, просто надо было попробовать… Союзники в «социально близкой» среде были нужны, а опираться лишь на взбалмошного Сапфира было не слишком разумно.
— У этого ствола история так себе. Не советую при себе иметь в случае задержания.
— О как! — хмыкнул он. — А зачем принёс тогда?
— Ну… шнырь твой просил сильно. Плакал.
Сирота заржал.
— Шестак что ли? Ты его, значит, пожалел за слёзы его? И чего мне делать с волыной этой?
— Да, что хочешь, то и делай. Можешь Шестака своего на кичман законопатить.
— Э! Ты за языком присматривай.
— Ладно, — усмехнулся я. — Кстати, Любу твою я не пугал и не угрожал, я такими делами не занимаюсь.
— А какими ты занимаешься?
— Я? Только серьёзными. А ты? Ты за что сидел?
— Да ни за что! — весело воскликнул он и развёл руками.
— Понятно, — засмеялся я. — Не скажешь, значит.
— Да, чё хорошему человеку не сказать? По сто третьей я шёл. Семерик отмотал.
— Это что? Грабёж что ли?
— А ты, я вижу явно не мусор, — осклабился Сирота. — Если не придуриваешься, конечно. Предумышленное, от трёх до десяти.
— А-а-а… — кивнул я.
— Так вышло, — сказал он и недовольно поморщился, посмурнел.
— Типа, не мы такие, жизнь такая?
— Типа, — подтвердил он и, помолчав, добавил. — В драке…
— Бывает… Ладно, Серёга, пора мне.
Я встал.
— И чё, пушку свою мне оставляешь? Не боишься, что я тебя из неё же прям и вальну?
Пистолет был незаряженным, так что на этот счёт я не переживал.
— Смотри, — кивнул я, — если Шестака захочешь убрать, можем провернуть. Хотя, у него свой ствол имеется, насколько я понял.
— Не, не имеется, усмехнулся Сирота. Это же мой был.
Сказав это, он опустил руку и вытянул из кармана ПМ.
— Вот он.
Он направил пистолет на меня.
— Ну, тем более, — спокойно кивнул я.
Внешне спокойно, но внутри… сердце ёкнуло, конечно. Надо было не разводить все эти дискуссии и политические забавы, а сразу его обезвредить или вообще устранить. И Любу устранить? Нет, устранять Любу я, разумеется, не стал бы… Собственно, и он не должен был бы в меня стрелять, поскольку вопрос с деньгами оставался открытым.
— Будь здоров, пора мне, — сказал я. — Псам своим скажи, пожалуйста, чтоб не лезли. В другой раз жалеть не стану.
— Не, ты бессмертный или чё? — заржал он. — Не боишься? Ну, ты и кент, в натуре. Ладно, присядь, чё вскочил? Не добазарили ещё.
— Да вроде я всё сказал.
— Присядь, говорю.
Он положил ствол на стол и показал рукой на стул. Я присел.
— Нравишься ты мне, — хмыкнул он. — Не охота тебя в расход пускать.
— И мне тебя, — улыбнулся я.
— И чё мы с этим делать будем?
— Пушку отдай тем, кто просил. Бабок у меня нет, это херня. Шестака с его дебилами отзови, а если дело какое будет наклёвываться, я тебе свисну. Вот и всё, собственно.
— И чё у тебя за дела?
— Бывают интересные, а бывают и не очень. На интересные охотников много, но делать все надо, правильно?
— Не знаю, — пожал он плечами.
— Как тебя искать, если что?
Я не знал, как объяснить самому себе, но чувствовал, что из этого может что-то получиться. Во-первых, он казался мне неглупым парнем, во-вторых… было в нём что-то такое… он выглядел чужеродным в своей среде, что ли… Убил кого-то в драке, если не врёт. На зоне, например, приобщился, так бывает, к воровской культуре. Впрочем, надо будет пробить его досье. Но, как бы то ни было, я решил попробовать…