— Через Любку только, — прищурился он. — Ты… Ты, типа думаешь, я повёлся на твой трёп?
— А почему нет? Я ж ничего такого и не сказал. Золотых гор не обещал, не разводил. Будем на связи и все дела. Жизнь покажет, что к чему, может, пригодимся друг другу.
— Хм…
Он задумался.
— Ладно. Будь здоров, Иван Петров.
Сирота не ответил. Я снова встал и вышел из комнаты. На стуле на веранде сидела Люба. При моём появлении она вскочила и бросила испуганный взгляд мне за спину.
— Поговорили, — улыбнулся я. — Спасибо вам, Любовь, за угощение. Варенье было просто чудесным.
Она молча кивнула, но осталась напряжённой. Я попрощался и вышел на крыльцо. Спустился по ступеням, остановился во дворе, прислушался. Вроде всё было спокойно. Пахло весной, сладко, волнующе. Юное сердце не могло не реагировать, хотя мозги были заняты совсем другим.
Я подошёл к воротам и открыл калитку. Оглянулся. На крыльце стояла Люба и смотрела мне вслед. Пройдя по тёмной, плохо освещённой улице, я дошёл до автобусной остановки и встал под бледным фонарём. Людей не было, машин тоже не было. Чтобы поймать попутку пришлось бы чесать на магистраль. Минут десять по темноте. Не переломать бы руки-ноги. Я вздохнул.
— Эй, друг, закурить не будет?
Откуда они нарисовались? Сзади ко мне подкатили два чувачка, явно местных. В широких кепках, в широких штанах, руки в карманах, на рожах ухмылки. Один из них сделал жест двумя пальцами, поднеся их к губам, будто держал сигарету.
— Не курю, братан. И тебе не советую.
— А чё так?
Чувачок сделал удивлённое лицо. Его приятель смачно плюнул на землю и вопросительно кивнул.
— Тебя каким ветром занесло, зёма?
— Вообще-то вас не касается, но ладно, раз любопытные такие. К дружбану в гости заходил.
— Да ты чё? — покачал он головой и придвинулся чуть ближе.
— Чёт борзый какой-то, — сказал он своему товарищу.
— В натуре, — согласился тот. — Ох**вший вконец.
— А ты чё борзой такой? — ещё больше приблизился ко мне тот, что плевался. — А? Ты к кому приходил, а? Чё, язык проглотил?
— Он его в очко засунул, — ухмыльнулся второй и тоже придвинулся чуть ближе.
— Ближе не советую подходить, — сказал я, чуть качнув головой.
— Чё сказал? — протянул первый. — Ты к кому тут ходишь, фраерок? К Люське Бойковой?
Он дёрнулся, чтобы подойти вплотную, но я коротко, хотя очень даже ощутимо пнул его по лодыжке. По кости. Дыщ!
Он взвыл. А второй, подвис. Он не сообразил, что именно произошло и тупо уставился на своего дружка. Тот вопил во весь голос. Когда тупой сообразил, что случилось, глаза его вспыхнули гневом, ноздри расширились, он занёс руку назад, замахнулся и… тут же получил по уху. Резко и сильно. Парняга отлетел в сторону и, увлекая за собой своего воющего соратника, завалился на землю.
— Э, ты чего творишь? — раздался позади меня недовольный голос.
— Да вот, объясняю аборигенам, что не курю, — усмехнулся я и повернулся назад.
Сзади стоял Сирота, я его по голосу узнал.
— А ты чего, погулять решил перед сном? — кивнул ему я.
— Вы кто такие? — спросил он, подаваясь вперёд и всматриваясь в лица поверженных хулиганов.
В свете фонаря они казались бледными потусторонними сущностями, корчащимися в пыли. Вдоль дороги мёртвые с косами стоят. И тишина…
— Сирота… — прокряхтел один из гопников…
— Ну? — навис он над ними. — Вы чё, сучки, на братана моего наехали?
— Нет, нет, Сирота, мы ничё… Просто спросили, к кому приходил…
— Ну-ка, свалили отсюда оба. В туман-нах. Мухой, я сказал. Чтоб не видел вас больше.
Повторять не пришлось. Горе-хулиганы подорвались, как лани в лесу.
— Район у нас тут неспокойный, — тихо сказал Сирота, когда плохиши смылись. — Криминогенная обстановка неблагоприятная. Одному в потёмках шастать не след, нарваться можно. Понял?
— Ну… ладно, — пожал я плечами. — Понял, как не понять.
— А ты лихой, — хмыкнул он. — Вон, туда иди. Там поймаешь тачку, а то здесь глухо у нас, только бакланов каких-нибудь поймать можно.
Я пошёл по такой же тёмной улице. Увидев телефон-автомат, позвонил Ирине.
— Жаров, это ты мне грузовик пригнал?
— Я.
— Зачем?
— Я думал, его искать будут.
— Искали, точно… Вечно у тебя бардак какой-то. Ладно, сейчас я спать ложусь, голова болит, не до тебя мне. А вот завтра придёшь и всё мне объяснишь, понял?
— Ладно, Ириш, договорились.
Я повесил трубку и двинул дальше. Вскоре вышел на большую дорогу и направился в сторону центра. Машин было мало, и останавливаться никто не хотел. Глухое место, бродяга какой-то. Понять можно. Наконец, остановился грузовик. Я доехал до центра и прошёлся до дома.
У подъезда стояли две «Волги» с водителями в штатском. Подумал было на Ананьина, но его машины тут не было. Я поднялся на площадку и прислушался. За дверью раздавались голоса. Да что ж вам всем надо? На этот раз тут были явно не бандюки.
Я развернулся, собираясь от греха подальше уйти в общагу, но в этот самый момент дверь открылась и я услышал знакомый голос:
— Заканчивайте здесь, утром доложите. Я в гостиницу… Жаров! А ну-ка!
— Нет, Илья Михеевич, это не я, — бросил я, не оборачиваясь.
— Заикин, Жаров здесь. Давайте, принимайте.
Твою мать! Да что же это такое.
— Не квартира, а сумасшедший дом какой-то, — помотал я головой и обернулся. — В чём проблема, гражданин Ананьин? Чего вам надо от меня?
— Заходи-заходи, — скривился тот. — Давай, прямиком в спальню. Иди, не останавливайся.
В квартире было многолюдно. Суровые личности в штатском и в милицейской форме сновали туда-сюда. В спальне всё было перевёрнуто вверх дном. Из шкафов всё выбросили на пол. Матрас перевернули, бельё сняли.
У стеночки стояли понятые — соседи из квартиры напротив. Дед и довольно молодая женщина, жена его сына. Но это ещё ничего, можно было бы с этим как-то разобраться. Помимо этого всего, было кое-что похуже.
Комод был сдвинут в сторону, плинтус за ним снят, половица, примыкающая к стене вывернута. А рядом с ней, прямо на полу лежало несколько пачек денег. Моих денег. Моих денег, спрятанных в моём тайнике.
— Так, гражданин Жаров, вы узнаёте данные денежные средства? — спросил милицейский капитан.
— Это твои деньги, Жаров? — расплылся в улыбке Ананьин.
Я посмотрел ему в лицо. Оно лучилось радостью и торжеством.
— Ну, чего молчишь? В зобу дыханье спёрло? Бабки твои, я тебя спрашиваю?
— Ваши, товарищ полковник, — устало ответил я. — Ваши.
8. Ну и бардак
Ананьин довольно засмеялся:
— Взятку что ли предлагаешь? Не выйдет, братец, не выйдет. Так чьи же это такие деньжищи огроменные, а?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Наверное, пленные немцы, когда дом строили клад оставили.
— А-ха-ха! — расхохотался он. — Так они до реформы строили, а здесь денежка новая, муха не сидела.
— Да откуда мне знать! — донёсся из коридора плаксивый голос Радько. — Лев Игоревич, ну, в самом деле! Вы же знаете!
Он вошёл в комнату в сопровождении седого майора.
— Взятки, Вадим Андреевич, — расплылся в улыбке Ананьин. — Взятки, хищения, коррупция. Думаете с чего мы к вам с обыском нагрянули? Сигналы были. Так что, Жаров, не ваши средства?
— Помилуйте! — взмолился Радько и бросил на меня злой короткий взгляд. — Какие сигналы! У меня только что проверка закончилась! Ни одного нарушения, вы можете представить? Ни одного!
— А вот это, как раз, очень подозрительно, — хмуро покачал головой майор.
Радько заметил понятых и смутился, но тут же взгляд его скользнул вниз и уткнулся в пачки денег.
— Да вы что! — заревел он. — Вот это⁈ Да я сроду столько денег в одном месте не видел.
— Как же так? — как юродивый затряс головой Ананьин. — И вы отказываетесь, и квартиросъёмщик ваш тоже отказывается. Чьи же это денежки-то? Явно ведь нетрудовые. Ну? Не ваши случайно?
Он повернулся к понятым, но те шутки не оценили и стояли, словно кол проглотив. Только глазами хлопали.
— Он не квартиросъёмщик, он гость моего сына, — заявил Радько.
— Гость, значит, — покивал Ананьин. — Гость, это хорошо. А деньги чьи?
— Деньги могли принадлежать тестю Вадима Андреевича, — высказал я как бы предположение. — Он был известным художником, скорее всего, сделал накопления и прибрал подальше от любопытных глаз.
— Да! — моментально сориентировался Радько и даже хлопнул себя ладонью по лбу. — Точно! Это же его! Мне жена что-то такое говорила, что мол деньги быть должны. Ну… когда тесть… скончался…
— Да вы что, — сочувственно покачал головой Ананьин. — Поразительное дело.
— В жизни ещё и не то случается, — усмехнулся я.
Денег было жаль. В том плане, что для дальнейших операций, поездок, покупок оружия и, может быть, даже документов они бы пригодились. Деньги были нужны. Не на джинсы и кроссовки, а на средства, так сказать, производства. Но этот жук хитро всё устроил.
— Деньги придётся изъять, конечно же, — елейно улыбнулся Ананьин. — И хорошенько разобраться в ситуации. Экспертизу провести, установить, есть ли на них следы краски. Да, в конце концов, проверить, раньше ли они напечатаны, чем ваш тесть скончался, понимаете? Может, действительно, всё как вы и говорите. Но это не отменяет, любезный Вадим Андреевич, расследования по факту сигналов по вашему поведению.
— Да что вы такое… Ну, честное слово! Лев Игоревич, вы скажите товарищу, что я кристальной чистоты, да, чтобы я! Как у вас язык, вообще… не отсыхает от такого!
— Язык⁈ — захохотал Ананьин. — Да как у вас руки брать не отсыхают, вот что будет интересовать следствие. А то, может, у вас тут преступная группа? Банда, а? Жаров и Радько. Кто ещё в деле?
— Полковник Ананьин, — усмехнулся я, и он сразу спал с лица, посуровел и заиграл желваками.
— Вы, гражданин Жаров не забывайтесь! Под подозрением у нас вы, а не я. Сделаем дактилоскопический анализ и посмотрим, чьи там пальчики имеются. А потом и поговорим уже предметно. А сейчас мы с вами поедем в места всем нам хорошо известные. Ну-ка, идите со мной на кухню.