— Не обязательно, что будет шухер. Сомневаюсь, что они вообще хватятся, что бабок нет. Ощущение такое, что их никто и не считает. В диване были и… в натуре за батареи забито. Я такого отродясь не видал. Слушай, надо вернуться. Там ещё много.
— Да тебя вон колотит всего, возвращатель нашёлся.
— Да ладно, хорош, — неожиданно рассмеялся он. — Ты подумай, приехать на грузовике, по-быстрому закидать всё в кузовок и адьё. Там в натуре, добра столько, что просто так не вынесешь. То, что я взял она стопудово не заметит. Как ты её надыбал, Жар? Молоток, в натуре. Фартовый вор.
— Я не вор, — мотнул я головой.
— Правда что ли? — засмеялся Сирота и даже остановился, чтобы внимательно на меня посмотреть.
— Правда, правда, — подтвердил я. — Не стой, двигай, не привлекай внимания. Пойдём на пляж.
— Мне бы стакашку засосать, — усмехнулся он. — Нервяк сбить.
— Не хватало ещё в вытрезвитель угодить с мешком бабла. Ты, кстати, ювелирку не брал, надеюсь?
— Рыжьё что ли? Нет, не брал. О, гляди! Давай по шашлычку срубаем и пивка дёрнем. Пока народ не набежал, потом не попадём, толпа будет.
— За трояк в любой точке будешь вип-персоной.
— Это что за персона такая?
— Важная, значит. Это по-английски.
— Вип? Важный значит? Ладно, пошли, говорю. Тебя самого вон корёжит, я ж вижу, что в натуре дрожняк пробил. Ковбасит, тебя не меньше моего. В прошлый раз ты стопудово бабой трясучку снимал, а здесь где тебе бабу искать? Пошли, короче.
— Ладно, пойдём, — дал я себя уговорить. — Снимем нервное напряжение.
— О, вот это по-нашему, по-человечьи.
Мы съели по шашлыку и выпили по кружечке пива.
— Опять же, компенсация тётке твоей, — засмеялся Сирота, когда мы вышли из шашлыки. — Процент ведь ей пойдёт. Короче, я тебе авторитетно заявляю, надо туда ещё раз наведаться. Там добра вовек не потратить.
— Замолкни, Сирота, — покрутил я головой. — Во-первых, не вздумай хоть кому-нибудь слить, где мы были и что делали. Это не шутка, я отвечаю. Исчезнем оба и никто даже не заметит. Понял? Вообще никому, ни блатным, ни каким другим, ни своим, ни чужим, ни по пьяни, ни в памяти. Шухер будет космический, ясно?
— Да ладно, чё ты гонишь, я тупой что ли? Сам понимаю.
Он попытался изобразить оскорблённую невинность, но улыбка с его рожи сойти не смогла, настолько он был доволен сегодняшним приключением.
— Во-вторых. Это лишь цветочки, понял? Мы вышли на тропу, ведущую нас прямиком в Эльдорадо. А это значит, что ты больше не шнырь и не баклан, а…
— Э! Ты кого шнырём назвал! — вмиг посерьёзнел он. — За метёлкой следи своей!
— Ладно, сорян, погорячился, неправильно выразился. Ты теперь не рядовой жиган, отсидевший хер знает за что. Ты теперь человек солидный, с влиянием.
— Чё за «сорян»? — напрягся он.
— Сорри, значит, извини, братан. По-английски.
— Англичанин, в натуре.
— Так вот, говорю тебе, ты теперь не урка, а…
— Я теперь вип, в натуре, персона. Ладно, прощаю. Пошли окунёмся. Вон как припекает.
— У меня ещё дельце одно имеется, — покачал я головой. — А ты иди, только…
— Да не ссы, не прощёлкаю я бабки, — снова расплылся он в улыбке. — Чё за дельце?
— С человечком одним надо перетереть.
— Так давай, я с тобой, типа подстрахую.
— Нет, я сам. Встретимся в «отеле».
— Ага, — заржал он. — В натуре, «отель». «Атлантúк», сска, с перламутровыми пуговицами. Невиноватая я. Здесь в этой дыре даже вокзала нет с камерой хранения. Так бы закинул капусту и плавал спокойно. Но ничё, я всё путём сделаю.
— Давай, — пожал я плечами и остановился.
Я, конечно, жалел, что показал ему пещеру Али-бабы, но теперь слёзы лить было поздно. Даже если он полностью вынесет всё добро Беллы, от меня теперь не отлепится, будет ждать новых скачков. А это мне пока и было нужно.
— Давай, ага, — кивнул он. — В связи с изменившейся международной обстановкой, вам налево, а нам направо.
Я кивнул и пошёл в другую сторону. По ходу уточнил у прохожего, где нужная мне улица и минут через пятнадцать подошёл к невзрачному государственному учреждению. Поднялся на крыльцо, вошёл внутрь и справился, где находится кабинет директора.
Пожилой дежурный посмотрел на меня свысока, и неохотно объяснил, что мне нужно подняться на второй этаж по лестнице в конце коридора.
— Только попасть к директору ты не сможешь, сынок, — усмехнулся он.
Я кивнул и, ничего не ответив, пошёл по указанному маршруту.
— Здравствуйте, — кивнул я секретарше, войдя в приёмную.
Здесь была целая толпа людей, судя по скучающему виду, ожидающая аудиенции довольно долго. На меня никто не обратил внимания. Я подошёл к секретарскому столу.
— Здравствуйте, — снова сказал я, секретарше, не поднимающей глаз от раскрытого на столе журнала. — Я к товарищу директору.
— Нужно записываться заранее, — бросила секретарша, не отрывая взгляда от журнала.
— Мне назначено.
— Садитесь, ожидайте, как фамилия?
— Жаров Александр.
— Жаров? — вдруг вскинула она голову. — Ну где же вы ходите? Про вас уже спрашивали! Разве можно опаздывать?
Я поднял руку и посмотрел на часы.
— Да нет, я не опоздал, — пожал я плечами.
— Не разговаривайте лучше! — сурово возразила она снимая телефонную трубку. — Белла Наумовна, пришёл Жаров. Да, поняла. Проходите, товарищ, вас ждут.
Я толкнул обитую кожей дверь и оказался в небольшом кабинете.
— Здравствуйте, Белла Наумовна. Я Жаров.
Передо мной сидела Железная Белла. Она подняла голову от бумаг и внимательно на меня посмотрела.
17. Совет мудрецов
— Жаров? — спросила Железная Белла, внимательно меня осмотрев.
— Жаров, — подтвердил я.
Она была собрана и серьёзна. Немолодая, но довольно красивая. В молодости, должно быть, о-го-го отжигала.
— Опаздываешь.
Она поправила воротничок белой блузы, выбившийся из-под тёмно-серого жакета. Одежда импортная, сразу заметно.
— Нет, Белла Наумовна, не опаздываю. Пришёл за полчаса до назначенного времени.
— А должен приходить минимум за час. У ответственных людей со временем не слишком хорошо. У меня собака умерла, а я сижу вот, тебя жду.
— Соболезную, — нахмурился я. — В следующий раз приду раньше. Я только приехал и сразу к вам.
— Из Краснодара?
— Из Сочи.
Она покачала головой и нахмурилась.
— Оттуда неудобно.
— Были дела, пришлось составлять сложный маршрут, — пояснил я. — А что с собакой? Она молодая?
— Старая, но помирать рано было. Кобель с тебя ростом. Здоровый, как бык. Сдох. Ни с того, ни с сего.
— Сочувствую.
Я достал из сумки, висящей через плечо, папку с бумагами.
— Вот, Яков Михайлович попросил передать.
Сделал несколько шагов и протянул документы ей. Она не торопилась взять у меня папку, а внимательно смотрела мне в глаза. Подержав некоторое время руку вытянутой, я положил бумаги на стол. А Белла всё смотрела и смотрела. Наконец она хмыкнула и чуть улыбнулась:
— Хорошо. А ты значит почтальон…
— Не совсем, — улыбнулся я. — Почте Яков Михайлович не доверяет, поэтому отправил к вам курьера. Так что считайте меня курьером.
— Работаешь у него курьером, — кивнула она.
— И да, и нет, — снова улыбнулся я. — Родственные отношения. Доверие связано именно с этим.
— И кто ты ему?
— Практически зять.
— Практически, — повторила за мной она и подмигнула. — Значит, это тебе нужна рекомендация, так?
— Да, рекомендация нужна, — улыбнулся я.
— Но я тебя не знаю, — пожала она плечами.
— Зато вы Кофмана знаете. В большей степени рекомендация нужна ему, поскольку я лишь его посланец.
— Верно. Кофмана я знаю. Но ведь ты — не он.
— Замкнутый круг какой-то, — хмыкнул я. — И как нам его разрушить? Узнавать меня ближе довольно долго.
— Она не ответила и, открыв папку, углубилась в изучение документов.
Через пару минут она подняла глаза.
— Ну, да, — кивнула Белла, — времени у нас немного. Но иногда о том, что за человек перед тобой можно судить по посторонним вещам. Например, многое говорит о человеке то, как он ест, как водит машину и как спит с женщиной.
— Спит? — засмеялся я. — Храпит или пускает слюни во сне?
Она кивнула:
— Вот именно. На это ведь много времени не нужно, правда?
— Конечно, — согласился я. — Это прямо экспресс-тест. Правда, вот со сном незадача. Мне ведь нужно сегодня уезжать.
— Ничего, позже выедешь. Я тебе машину дам.
Какого хрена! Что за подкаты? Нет, я, конечно, мог бы порезвиться с ней, дама она довольно красивая. Но это очень походило на проверку в другом смысле, не в том, о котором она говорила. Это походило на проверку надёжности.
— Боюсь, — ответил я, помолчав, — это противоречило бы моим критериям такого понятия, как верность. Ради выполнения задания Кофмана мне пришлось бы поступиться преданностью к нему. Думаю, вам бы это не понравилось. Но не скрою, предложение максимально лестное и я до конца жизни буду жалеть, что не смог его принять.
Я пожал плечами и уставился на неё, ожидая реакции. Бэлла нахмурилась, как начальник, собирающийся распекать нерадивого подчинённого, глаза её потемнели от гнева, она набрала воздух и… неожиданно расхохоталась густым бархатно-серебряным голосом. Я уж было подумал, что всё испортил, но она, казалось, действительно развеселилась.
— Ты в какой гостинице остановился? — отсмеявшись, спросила она.
— Да, собственно, я не планировал останавливаться в гостинице, — не соврал я.
— Хорошо. Ладно. Значит так, придёшь сюда в шесть вечера. Поедем с тобой поужинаем, а я пока подготовлю для Кофмана бумажки. Ну, и потом отправлю в Краснодар тебя, машину дам. Там гостиница заказана?
— Заказана, — кивнул я. — Только с послезавтра.
Ладно, Элле позвоню, скажу, что не приеду. Она разозлится, конечно, но ничего. Так даже лучше будет.
— Почему с послезавтра? — удивилась Белла.