— Ладно… Прости и ты меня, если что не так… И прощай…
Развернулся и твердо зашагал вниз по лестнице. Дверь наверху долго не закрывалась.
«Куда-то теперь полетишь, вольный сокол? — остановившись перед входом в метро, подумал Глеб. — Тюрьма за плечами… Сума на плечах… А лететь тебе, милый, больше некуда…»
Перебирая в памяти адреса знакомых и былых друзей, он внезапно улыбнулся, поправил вещмешок и бойко зашагал в подземелье.
В «Беляево», через несколько остановок по прямой, бойко шумела, несмотря на мороз, обычная уличная торговля. Пробежавшись цепким прищуренным взглядом по витринам коммерческих киосков, Глеб купил бутылку «Белого аиста» и огромную связку бананов с лотка. Целый год уж не видал этой экзотики! Упрятал бутылку во внутренний карман и с бананами в руке зашагал по заметенной тропке прямо в бетонные джунгли знакомого микрорайона.
Без труда, точно был здесь только вчера, отыскал нужный дом, подъезд, этаж и уверенно нажал кнопку звонка. Было воскресенье. Значит, есть шанс, что кто-то окажется дома. Лишь бы только не переехали…
Сквозь обитую пухлым дермантином дверь слышалась мирная домашняя шумиха. Глухо бубнил телевизор. Препирались на кухне высокие женские голоса. Вдобавок ко всему утробно бухала здоровенная псина.
«Так и есть, Вулкан! — с облегчением подумал Глеб. — Его голос…»
— Кто там? — раздраженно, по-девчоночьи окликнули изнутри. И тотчас защелкал железными потрохами замок и, дохнув в лицо Глебу дразнящими кухонными запахами, дверь мягко приоткрылась.
— Привет, Танюшка! — улыбнулся он, глядя на красивую, лет четырнадцати длинноволосую девочку, или уже девушку? — Не узнала меня?
Девица смущенно отступила в коридор.
— Папа! Тут к тебе пришли!
На запертой кухне опять настороженно забухала огромная овчарка.
— Кого там еще принесло? — послышался из ванной недовольный голос хозяина.
Вскоре появился и он сам: в домашних тренировочных штанах, с непременными пузырями на коленях, в заштопанной на широкой груди тельняшке, с руками, изгвазданными по локоть в какой-то дряни. Взглянул на незваного гостя из-под нахмуренных бровей и… внезапно расцвел в добродушной белозубой улыбке:
— Глеб! Ты?! Живой! — и, распахнув объятия, шумно бросился обнимать старого друга.
— Привет, Серега! — вздрагивая от богатырских шлепков по спине, улыбнулся Глеб. — Здорово, братишка!
Не выпуская гостя из могучих рук, хозяин зычно бросил через плечо удивленно стоявшей в сторонке дочери:
— А ты чего стоишь? Не узнала, что ли?! Зови мать, живо! Скажи, Глеб вернулся!
На кухне, нетерпеливо царапая лапами стекло, взволнованно скулила и просилась выйти немецкая овчарка.
Смущенно запахнув на располневшей груди домашний халат, из спальни появилась Маринка. Такая же красивая, ясноглазая, как будто слегка помолодевшая.
— Глеб! — лучезарной улыбкой просияла она. — Глеб, милый! — И бросилась ему на шею.
Обрадованный хозяин крепко обнимал и целовал обоих.
Внезапно из кухни шумно выкатился Вулкан и, вскинувшись на дыбы, страстно лизнул незваного гостя в нос и губы.
— Вулкан! Вулкашка! — взъерошил его Глеб. — Здорово, дружище!
— Татьяна! Ну, что ты прячешься, как чужая? — удивилась мать. — Не узнаешь дядю Глеба?!
— Узнаю, — смущенно улыбнулась дочь. Подошла и по-взрослому нежно подставила губы.
Глеб громко чмокнул ее в щеку и усмехнулся:
— Мать честная! Танюша, да ты уже невеста совсем! Значит, скоро на свадьбе гулять будем!
— А вот и не скоро, — смущенно зарделась девушка.
Между тем нетерпеливые руки друга и его жены уже снимали с него рюкзак, расстегивали куртку. Вулкан ошалело носился по квартире и оглушительно лаял.
— Тише ты, медведь! — строго цыкнула на него хозяйка. — Кирюшку разбудишь!
Вскоре осободившийся от куртки и вещмешка, обутый в теплые домашние тапочки, Глеб уже любовно склонился над детской кроваткой, откуда удивленно глазел на него сытый розовощекий малыш.
— Ну, вот, разбудили, — улыбчиво ворковала рядом хозяйка. — Разбудили Кирюшеньку. Разбудили сахарного моего. — Она взяла ребенка на руки. — Ну, познакомься. Это дядя Глеб.
Малец испуганно скуксился и захныкал.
— Не дрейфь, Кирюха! — ласково загудел хозяин. — Дай дяде руку! Этот дядя твоему папашке жизнь спас…
— Ладно, ребята, — поджав губы, тихо сказала жена. — Совсем застращали мальчишку…
Плюхнувшись на кухне на старый продавленный диванчик, Глеб с наслаждением потянулся.
— Значит, с прибавлением тебя? — улыбнулся он.
Хозяин поспешно отмывал руки под секущей струей из горячего крана:
— Да что я? Это Маришка постаралась! Я ей перед самым роддомом сказал: «Смотри, без мужика не возвращайся!» — и, размашисто вытирая руки полотенцем, набросился на гостя: — Ну, давай! Рассказывай…
Блаженно мурлыкая себе под нос, гладко выбритый и благоухающий лосьоном, Глеб, подпоясанный хозяйкиным фартуком, царственно восседал за кухонным столом и ловкими пальцами умело лепил пельмени. Обрадовавшись дорогому гостю, Маринка поначалу было растерялась: что приготовить на обед? Глеб, конечно, тут же предложил ей свою помощь.
— Ну, тогда пельмени лепим! — мгновенно решила Маринка.
Пельмени выходили как на подбор: крупные, ладные, с волнистым защипом и улыбчивым пупочком посередине. Настоящие, русские. С коньячком в самый раз будут.
Развалившись напротив на кухонном диванчике, Серега, по-братски глядя на Глеба, сосредоточенно пускал могучие струи табачного дыма. Маринка за столом тюкала ножом помидоры для салата. И, время от времени вскидывала густые ресницы, улыбалась гостю ласково, по-домашнему.
— Ловко у тебя получается, Глебушка, — заметила она. — С таким мужем никакая баба горя знать не будет.
Глеб криво усмехнулся.
— Да уж… От счастья просто не наревется…
— С Иркой-то у тебя как? — спросил Серега.
Глеб равнодушно пожал плечами.
— А никак. Кончилось лето, увяли тополя…
Хозяйка выразительно покосилась на мужа.
— Ничего, Глеб, — веско сказала она. — Такой парень, как ты, долго в женихах не засидится… — И, лукаво усмехнувшись, добавила: — Если бы не мои оглоеды, сама бы за тебя выскочила, ха-ха!
— Но-но! — дружелюбно пригрозил хозяин. — Отставить разговорчики.
Чувствуя все полнее разливающееся в груди долгожданное душевное тепло, Глеб с улыбкой сказал:
— Ох, братцы, люблю же я вас… Слов нет, как люблю! — И, сделав последний защип, подбросил на ладони пухлый пельмень и поставил его в парадный строй вместе с остальными. — Все хозяйка. Принимай работу!
Пока Маринка с Танюшкой накрывали на стол, друзья вышли покурить на лестничную площадку. Усевшись на корточки возле морозного окна, разукрашенного диковинными цветами и хвостатыми птицами, Серега глубоко затянулся и негромко спросил:
— Степанычу-то звонил?
Сунув в карманы руки, по-блатному закусив в зубах дымящуюся сигарету, Глеб задумчиво глядел вдаль, где шумно возились на детской площадке раздухарившиеся ребятишки.
— Не успел… — глухо отозвался он. — Три часа, как приехал… — И, тоже опустившись на корточки у холодной стены, спросил:
— Ты-то сам как? Чем промышляешь?
Серега, оттопырив губу, напустил на себя солидную важность.
— Э, брат… Я теперь частный детектив. — Глеб удивленно повел бровью. — Крутая работа, как в том кино, — криво усмехнулся Серега. — Все в замочные скважины заглядывают ха-ха… Такого, блин, насмотрелся… — И он смачно сплюнул на пол. — Все лучше, чем болтаться без работы, как рукав в проруби.
— Платят-то хоть ничего? — осведомился Глеб.
— Нормалек. На жизнь хватает. Машину вот брать собираюсь. Надо приучать своих к буржуйской жизни… — И в последний раз затянувшись, Серега опустил в пустую жестянку из-под пива догоревший окурок. — Да, старик. Знатную там наверху кашу заварили. Который год лопаем — блевать хочется…
— Раньше что ли жирнее было? — презрительно усмехнулся Глеб, с отвращением вспоминая минувшие годы.
— Это точно… — угрюмо кивнул Серега. — Всю Россию юзом повело… Выть хочется, что со страной сделали…
Глеб, жестко поджав губы, затушил сигарету о стекло.
— Слышь, старик, — глухо загудел Серега. — Ты Степанычу-то не забудь, позвони… Ведь это не иначе он тебя с зоны вытащил. Больше некому… — И, точно спохватившись, осекся. Зачем отравлять старому другу радость печальными новостями? Придет время — сам все узнает.
К счастью, в этот момент в приоткрытой двери показалась длинноволосая Танюшкина голова.
— Эй, кавалеры! — лукаво улыбнулась девчонка. — Садитесь жрать, пожалуйста.
Друзья, многозначительно переглянувшись, поднялись и зашлепали домашними тапочками к столу.
Глеб сидел во главе, как почетный гость. По обе руки от него заботливо суетились Маринка с Танюшкой: постелили салфетку, намазали красной икрой хлеб, подложили из вазы салатика. Хозяин сосредоточенно священнодействовал, разливая коньяк в хрустальные стопарики. Налил как в аптеке: тютелька в тютельку. Потом поднял и, чокнувшись с Глебом, задушевно, по-братски, вздохнул:
— Ну, старик, с возвращением…
Давно Глебу не было так хорошо. Так спокойно и легко на душе, будто у Христа за пазухой. Раскрасневшийся, с повеселевшими глазами, он, как ни в чем не бывало, шутил со своими заботливыми дамами. Серега, устав хвалить, за обе щеки наворачивал духовитые пельмени. Пили уже без тостов, запросто. Как говорится, за все хорошее. Радушным хозяевам очень понравился Глебов тост — древний, казацкий.
— Ну, братцы, — сказал он, — быть добру! — И лихо опрокинул стопку в пересохшее горло.
Незаметно опустились сумерки.
Глеб не удержался, снял со стены Серегину гитару, тихо прошелся перебором по струнам.
— Сыграй, Глебушка, что-нибудь хорошее, задушевное, — с улыбкой попросила Маринка, тетешкая на коленях улыбчивого большеглазого Кирюшку. Парень был хоть куда. Весь в папу.
— Хорошее, говоришь? — печально улыбнулся Глеб. — Это можно.