Едва она переступила порог, на лицо ее навернулось обычное брезгливое выражение. Что же еще может испытывать нормальный человек, попадая в столь вопиющий бардак?! Впечатление было такое, будто в этой квартире не убирались годами. Вдобавок ко всему стойко и отвратительно пахло кошатиной.
Впрочем, черный, лоснящийся от непомерной толщины кот Блэки был в этом доме единственным существом, которое Полина искренне любила. И, разумеется, пользовалась взаимностью. Выскользнув из кухни, кот тотчас с самодовольным урчанием бросился ее целовать. Ласков он был на удивление. Прильнул к девушке льстивым обволакивающим телом, потерся об ее ноги.
Из комнаты матери доносилось глухое бормотание телевизора, приглушенный смех. Очевидно, дорогая родительница со своим нынешним супругом как всегда смотрели очередной видеошедевр. Обоим было без малого по пятьдесят. Что, однако, не мешало им, как каким-нибудь сопливым тинейджерам, обожать бездарные мордобойные боевики и безудержную эротику. Но хуже всего было, что Полине поневоле приходилось со всем этим мириться.
Сбросив кроссовки, она прошла на кухню. С отвращением покосилась на груду немытой посуды в раковине. Наложила бедному коту «Вискаса», о чем мать в угаре семейного счастья, конечно, позабыла. Потом прихватила из холодильника пакет апельсинового сока с вставленной в него соломинкой и отправилась к себе.
Подумать только, если бы те, кто взахлеб читал ее нашумевшие бойкие статьи, мог знать, в каких идиотских условиях она вынуждена жить! Известная журналистка, взрослая и самостоятельная молодая женщина до сих пор не имела собственного угла. То есть, угол у нее, конечно, был. Даже не угол, а отдельная небольшая комната. Но находилась она на приватизированной сорокаметровой территории, которой безраздельно владела дражайшая матушка.
Уже немало лет — с тех пор, как ее мать и отец развелись, а сама Полина под влиянием переходного возраста начала проявлять неуправляемую самостоятельность — в этой квартире с переменным успехом шла холодная война, временами переходящая в горячие локальные конфликты. Даже после совершеннолетия дочери мать упрямо не желала слышать само слово «разъезд». Великолепные трехкомнатные апартаменты, отвоеванные ею у бывшего мужа немалой кровью, были для нее поистине смыслом существования. С неугомонностью стопроцентной мещанки, мать год за годом набивала квартиру разнообразным модным барахлом, благо, работала она в ресторане и никогда не испытывала нужды, — и совершенно не заботилась о том, чтобы поддерживать в доме элементарный порядок. В силу этой, а также многих других причин, их взаимоотношения с дочерью даже отдаленно нельзя было назвать мирным сосуществованием. Комната Полины была настоящим государством в государстве, с собственными законами и непререкаемыми границами, которые мать и ее очередной супруг в последнее время уже не решались нарушать. И все же втайне Полина мечтала об одном: навсегда уехать из этого опостылевшего вертепа.
Стены ее жилища по-прежнему украшали несколько старомодные красочные плакаты: Фрэди Меркьюри с незабвенной командой, Пол Маккартни, «Роллинг Стоунз»… Они напоминали Полине о бурной юности, и наверное потому девушка не торопилась их снимать. На письменном столе пестрели под стеклом многочисленные фотографии. На стене красовался весьма экзотический портрет Полины, выполненный несколько лет назад влюбленным в нее художником-авангардистом, а также шедевры других непризнанных гениев. На одной из полок основательно забитого книжного шкафа скалил желтые зубы настоящий человеческий череп в островерхой германской каске времен Первой мировой войны. Полина любовно звала его Гансик. Поверх ковра над ее постелью висели цыганская гитара, роскошный китайский веер и основательно навостренная офицерская сабля. В углу, под стопкой отзвучавших пластинок, пылился старый проигрыватель, давно уступивший первенство японскому музыкальному центру, водруженному поверх книжного шкафа. Раскладное кресло-качалка баюкало груду растрепанных эротических журналов. В свободное время при помощи ножниц Полина выкраивала из них весьма остроумные коллажи. Кое-какие у нее даже купили несколько издательств. Это началось несколько лет назад, когда девушка окончательно убедилась, что ей явно не хватает таланта, чтобы сказать свое гениальное слово в живописи. Кроме того, главное место в ее нынешней жизни всецело занял портативный компьютер, который Полина недавно приобрела взамен отслужившей свое реликтовой пишущей машинки.
Пока девушка переодевалась в домашнее, телефонный автоответчик, как заведено, выдавал ей накопившуюся в ее отсутствие информацию. Звонило как всегда бесчисленное множество народа. Тут были коллеги по работе, друзья, знакомые, знакомые знакомых, расторопные информаторы и просто случайные идиоты. Как всякой знаменитости, Полине неизбежно приходилось нести и это бремя. Помимо деловых звонков, были и другие случайные: то ей обещали какой-нибудь бронебойный материал, оказывавшийся на поверку блефом, то предлагали сняться в эротическом клипе, то откровенно навязывались в друзья или любовники… Черт бы побрал всех этих кретинов! И как они только умудрялись раздобыть ее домашний номер?!
Внезапно, среди бодрого напора ее заочных собеседников, раздался смутно знакомый, подавленный безжизненный женский голос, невольно заставивший Полину озадаченно сдвинуть брови.
— Здравствуй, Полина… Это Настя… Надеюсь, ты меня вспомнишь… Прошлой осенью мы вместе путешествовали по Средиземному морю… — Зябко обняв плечи ладонями, Полина настороженно присела возле автоответчика и принялась внимательно слушать. — Извини за то, что я тебя побеспокоила… Но тогда ты сама оставила мне свой телефон, и вот я… — Голос взволнованно пресекся. — Мне необходимо с тобой поговорить, это очень важно… Может быть, ты сумеешь мне помочь. — Полина затаила дыхание. — Прошу тебя, — обреченно продолжал голос, — пожалуйста, позвони мне, как только сможешь… Я должна рассказать тебе все… У меня изменился телефон. Запиши, пожалуйста, номер…
Полина лихорадочно схватила ручку и какой-то случайный листок. Конечно, она тотчас вспомнила и это случайное знакомство и задумчивую девушку с васильковыми глазами и роскошной золотистой косой. Кажется, тогда у них вышла размолвка. Но Полина была незлопамятна и давно позабыла ее причину.
Этот неожиданный звонок не на шутку ее взволновал. Судя по голосу, у ее случайной знакомой что-то случилось. И что-то очень серьезное. Иначе, с какой стати она стала бы обращаться к ней? Полина хорошо знала, что для человека, попавшего в беду, журналист становится чем-то вроде исповедника и частного детектива одновременно. Полина была журналисткой азартной, она испытывала прямо-таки наслаждение, когда по ходу ее журналисткой работы ей приходилось распутывать разного сюда детективные истории.
На часах была половина второго ночи. Нет, звонить Насте прямо сейчас, пожалуй, не стоит. Ведь у нее, помнится, был маленький ребенок. Нужно подождать до завтра. Возможно, ей даже придется не пойти в редакцию. Тем более, что завтра Полину там не особенно ждали. Если дело окажется и впрямь таким серьезным, она вынуждена будет отменить и запланированные на следующий день неотложные встречи и дела. Но это все мелочи. Какое-то чувство подсказывало Полине, что ее ожидает нечто необыкновенное. И даже, может быть, реальная возможность написать долгожданный бронебойный материал. Хотя сейчас и непонятно, как это может сочетаться: тихая скромница Настя и шумный, скандальный материал.
Полина долго не могла уснуть. Беспокойно ворочаясь в своей одинокой постели, она впервые за всю неделю не подумала с сожалением о том, что рядом с ней нет мужественного и нежного красавца Виктора. Позабыла свою обиду на мать. Даже неотвязный квартирный вопрос на время оставил ее в покое. Черт побери, рано или поздно у нее непременно будет собственный дом! Она добьется своего, чего бы ей это ни стоило. Даже если придется связать себя на время с каким-нибудь сомнительным миллионером. Сумрачно взиравший на нее с книжной полки Гансик саркастически скалил зубы…
Назавтра, около полудня, Полина была на станции метро «Измайловский парк» и, следуя указаниям Насти, отправилась разыскивать ее новое жилище.
Они созвонились рано утром. Полина едва узнала голос своей случайной подруги. Явственно прозвучавшие в нем обреченные интонации подстегнули ее ехать немедленно. На всякий случай бросив в сумочку диктофон, она наскоро перекусила и выбежала из дома.
Место, где жила теперь Настя, было Полине отдаленно знакомо. Несколько лет назад вместе со своими бесшабашными друзьями-художниками она по выходным часами торчала в аллеях старинного парка, где тогда устраивались шумные вернисажи с распродажей. И хоть продать ей удалось очень немного, Полина всегда с улыбкой вспоминала это веселое беззаботное время. Господи, сколько же всего пережила она за свою недолгую жизнь! Чем только не занималась, пока наконец не обрела себя в журналистике. Занятия живописью, балетная школа, безудержные ночные гонки на мотоциклах и свирепые «рок-металлические» тусовки, бесконечные игры в любовь и мучительные аборты… Единственное, чего у нее до сих пор не было — это нормальной человеческой жизни, с тихим семейным счастьем и трогательными женскими заботами. И, думая об этом по дороге, Полина невольно завидовала Насте, которой выпала радость настоящего женского счастья.
Пройдя через парк, мимо угрюмого могучего собора с сумрачными куполами, Полина одолела небольшой мостик и почти без труда отыскала среди провинциально-мирного микрорайона заурядную пятиэтажку из серого кирпича. Пожалуй, она и сама не отказалась бы жить в ней. Место было тихое. Воздух на удивление чистый. Рядом живописный парк и пруд. Что еще нужно человеку для счастья?..
Открыла ей незнакомая женщина в измятом летнем платье. Бледная. С безжизненно потухшими глазами. Короткие золотистые кудри взбудораженно всклокочены. К ногам ее пришиблено жался и тонко скулил серый карликовый пудель. В первое мгновение Полина даже подумала, что это Настина мама. Но, приглядевшись, едва не ахнула от изумления! Еще большее изумление ожидало ее в квартире, куда девушка осторожно вошла вслед за похожей на тень безмолвной хозяйкой. Увиденное так поразило ее, что Полина поспешила присесть, хотя отнюдь не была слабонервной.