Не успел мужчина войти в просторный и прохладный холл с экзотическими растениями, как с лица его тотчас исчезло напускное выражение пресыщенного самодовольства. С раздражением сбросив с плеч модный белый пиджак, он нетерпеливо сдернул и зашвырнул в угол свой изысканный галстук. Затем расстегнул на могучей груди рубашку и, распахнув огромный холодильник, жадно приник к ледяной жестянке с баварским пивом. И этот благословенный напиток в одночасье вернул ему прежнее хорошее настроение.
Спустя несколько минут, он поднялся наверх, уселся за полированный столик перед тройным зеркалом, наподобие гримерного и, невесть чему усмехнувшись, принялся за более чем странную операцию.
Для начала осторожно вынул из-под век нежно-голубые контактные линзы, в результате чего неожиданно стал сероглазым. Но это бы еще куда ни шло. Потому что в следующее мгновение чуткими пальцами он начал запросто сдирать с лица кожу! И наконец, отнюдь не испачкавшись кровью, с облегчением вынул изо рта вставную белозубую челюсть.
— Здорово, братишка! — усмехнулся Глеб и заговорщицки подмигнул своему отражению в зеркале. По всему было видно, что он не только не собирался умирать, но напротив, несомненно пребывал в самом цветущем состоянии.
Приняв душ в отделанной зеркалами и перламутрово-мерцающим кафелем просторной ванной комнате, которых, к слову сказать, в этом коттедже было несколько, Глеб тщательно вытерся надушенным махровым полотенцем и царственно завалился на огромную, необыкновенно мягкую кровать, где с комфортом могло бы поместиться еще человек десять.
Несмотря на безжалостную жару, в комнате тихо гудел кондиционер, и царила блаженная прохлада. В целом, обстановка была, пожалуй, несколько уютнее, нежели в его прежней квартире на «Сходненской». Кроме того, сквозь застекленную крышу мансарды, было прекрасно видно знойное безоблачное небо. Одним словом, здесь было все, что жизненно необходимо человеку для полного счастья.
Но именно счастья Глеб, как это ни странно, почему-то не испытывал. Вот уже несколько дней, возвращаясь из Москвы, он вот так же валился на эту роскошную кровать и, заложив под голову ладони, задумчиво уходил неподвижным взглядом в сияющую небесную высь. И хоть дни стояли ослепительно солнечные, мысли Глеба были неизменно тяжелы и мрачны, словно грозовые тучи. Что греха таить — даже в этом суперкомфортабельном раю ему явно было не до отдыха.
Через каких-то полчаса, набросив на голое тело шелковистый легкий халат, Глеб наскоро перекусил найденными на кухне заморскими полуфабрикатами, затем извлек из своего представительного дипломата завернутую в хрустящий пакет видеокассету и с пультом дистанционного управления в руке уселся в уютное кожаное кресло. Проглотив кассету, в мгновение ока вспыхнул и заполосил стоявший в углу огромный японский моноблок с суперплоским экраном. И вскоре Глеб уже целиком погрузился в свои мысли, навеянные ежедневным видеосеансом.
Выхваченное из толпы цепким глазом скрытой камеры, перед ним в различных ракурсах проходило одно и то же лицо — измученное лицо молодой женщины с грустными васильковыми глазами. С первого взгляда можно было легко заметить, что женщина эта постоянно чувствовала какую-то необъяснимую тревогу; она то и дело беспокойно оглядывалась и подозрительно косилась на окружающих. Даже дома она не находила себе места и то и дело, подойдя к окну, осторожно выглядывала наружу.
За последние несколько недель Глеб узнал об этой женщине очень и очень много. Именно она и ее неразрешимые проблемы неизменно занимали его мысли и чувства все последнее время. И на фоне этих проблем собственные приключения Глеба могли бы показаться просто забавной шуткой. В сущности, ради этой незнакомой женщины он и затеял всю эту хитрую и опасную игру с собственной гибелью. Затеял не по собственной воле. И вглядываясь в это лицо, Глеб с каждым днем неизъяснимо чувствовал, что, даже если бы Князь каким-то чудом внезапно отменил свой приказ, он все равно, не на шутку рискуя собственной жизнью, непременно довел бы это дело до конца. Так отчаянно и безмолвно взывали к нему васильковые глаза этой задерганной, ни в чем не повинной девчонки.
До недавних пор Глеб только незаметно наблюдал за ней; с помощью скрытой камеры производил видеосъемку, с немыслимыми ухищрениями стараясь не попадаться на глаза тем штатным наблюдателям, которые и без того ни на минуту не оставляли ее в покое. Сами того не ведая, эти молодчики находились под его пристальным контролем. Глеб готов был вмешаться в любую минуту, особенно после убийства журналистки, но к счастью, до сих пор в этом не было необходимости. Спасибо дружбану Сереге — благодаря ему Глеб был прекрасно экипирован. Бойцы невидимого фронта, судя по всему, даже не подозревали, что кто-то — эх, знали бы они кто! — неотступно сидит у них на хвосте и с помощью разнообразных миниатюрных игрушек детально посвящен в их ближайшие планы. Порой у Глеба неудержимо чесались руки, так хотелось ему пересчитать ребра этим зарвавшимся молодчикам. Мужественные невидимки как всегда были на высоте. Это и понятно: ведь они имели дело с достойным противником. Или попросту говоря — с одинокой и беззащитной женщиной.
Их последняя выходка едва не взбесила Глеба. Мало того, что они не постеснялись безжалостно разгромить ее скромную нищенскую квартиру, не моргнув глазом замочили не в меру любопытную журналистку, которую, в сущности, можно было нейтрализовать куда гуманнее — так вдобавок ко всему эти герои в лучших уголовных традициях затеяли жутковатую попытку изнасилования. И, скорее всего, это была не такая уж невинная инсценировка. Отложив прибор ночного видения, Глеб уже готов был уложить их на месте. Но тут в импровизированном спектакле неожиданно появилось новое действующее лицо, с успехом заменившее Глеба.
Кем был этот спортивного вида молодчик? Именно этой проблемой Глеб и был в последние дни время чрезвычайно озабочен. Слишком уж подозрительным сразу показалось ему это неожиданно своевременное благородство. Ну, да ничего! Как говаривал незабвенный Шарик — сову эту мы непременно разъясним. И притом, в самое ближайшее время. Не родилась еще такая премудрая сова, что сумеет уйти от хватких когтей настоящего матерого волка!
16
Всякий сколько-нибудь удачливый сыщик — это прежде всего артист. И как заправский артист, он должен постоянно примерять разнообразные личины, чтобы сохранить в тайне свое истинное лицо, а главное — истинные свои намерения.
Несмотря на то, что Глеб, выбирая жизненную дорогу, отнюдь не намеревался стать преемником Шерлока Холмса, кое-что из профессионального арсенала великого сыщика ему, несомненно, пригодилось.
Незадолго до того, как братишка грузин передал ему звуковое письмо от Князя, Глеб уже ощутил всей шкурой, что жизнь его висит на волоске, что невидимые кукловоды, навязавшие ему роль обреченного живца, готовы вынести бывшему разведчику окончательный приговор. Как бы то ни было, он в любом случае должен был без промедления от них оторваться и кануть на дно. Так что долгожданное письмо от Князя подоспело как нельзя более кстати.
Перебрав в голове несколько вариантов, Глеб очень скоро пришел к выводу, что для того, чтобы выжить, Катаргин Глеб Александрович неизбежно должен был умереть. А поскольку смерть дело серьезное, то и организовать все необходимо было соответствующим образом.
Не слишком оригинальный, но вполне убедительный сценарий созрел у него незамедлительно, и Глеб, не откладывая, поспешил поделиться своими соображениями с Батей.
Выслушав его, старый разведчик недоверчиво покачал головой и задумчиво произнес:
— Опасное дело затеваешь, сынок… Очень опасное…
Но зная Глеба, старик прекрасно понимал, что пытаться отговорить его было, в сущности, бесполезно.
— Потому и пришел я, Батя, — твердо произнес Глеб. — Помощь мне нужна… Одним словом, это для меня дело чести…
Старик помолчал, свесив седую голову на грудь. Но Глеб знал, что Батя со всех сторон обдумывает его просьбу.
— Воля твоя… — вздохнул наконец Федор Степанович и, встретив настойчивый взгляд Глеба, с печальной улыбкой добавил: — А за то, что пришел, душевное тебе спасибо… — В глазах его блеснули слезы.
За долгую бессонную ночь они детально обсудили подробности предстоящего спектакля, в успехе которого Глеб отныне не сомневался. Ведь зритель, он же и противник, был не на шутку серьезный, и малейшая оплошность способна была все погубить. Давно отрешенный от подобных дел, Батя незаметно загорелся прежним азартом. Тщательно взвесив все за и против, старик высказал Глебу несколько дельных советов и обещал переговорить со своим надежным человеком в ФСБ. И хотя тот работал в совершенно другом отделе, можно было не сомневаться, что с его помощью у Глеба будет верная крыша и вся необходимая информация.
— Я хорошо знаю Кудимова, — сказал напоследок Батя. — Человек старой закалки. Как бронепоезд, в любом деле будет переть напролом, пока не добьется своего…
— Вот и славно, — загадочно усмехнулся Глеб. — Пусть себе прет! А мы его на полном ходу — и под откос…
На прощание они крепко обнялись и от всего сердца, как родные, расцеловались.
— Береги себя, сынок… — пряча глаза, глухо произнес Федор Степанович. — Если с тобой чего случится, нам со старухой больно будет… Очень больно…
— Будем жить, Батя… — дрогнувшим от волнения голосом глухо ответил Глеб. — Где наша не пропадала!
Глядя друг другу в глаза, оба, как могли, старались не думать, что, возможно, видятся на этой земле в последний раз.
Еще одним человеком, которого Глеб без опасения мог посвятить в свои планы и получить необходимую техническую помощь, был, конечно, Серега. Встретиться с ним наедине, так чтобы «хвост» ничего не заподозрил, оказалось очень и очень непросто. Но Глеб блестяще справился и с этой задачей. В своем новом деле Серега был уже изрядный специалист. Кроме того, в случае непредвиденных осложнений, он вполне мог бы прикрывать Глеба, сам при этом оставаясь незамеченным. На том и договорились.