– …позвольте представить вам господина Давыдова, – подхватил Головин.
Денис поклонился.
– Благодарю вас. Итак, господин Давыдов… Господа, все вы знаете, что завтра в Москву прибывает посол Германии господин Фридрих фон Пурталес. Это наш давний враг и лицо, весьма влиятельное в Германии. Чем меньше таких господ на свете, тем лучше, господа!..
Масоны заулыбались, улыбнулся и Денис. Граф фон Пурталес действительно все время вбивал клинья между Россией и Англией с Францией. Это был старый опытный дипломат с огромными связями, и он сейчас едва ли не в одиночку противостоял англичанам и удерживал российско-германские отношения на относительно приличном уровне. Давыдов помнил, что во время японской войны Германия, практически единственная из европейских государств, поддержала Россию, хотя в опасности оказались ее отношения с Японией. Но проанглийски настроенный двор делал все, чтобы союз Германии и России ушел в небытие.
– И в честь посла у градоначальника господина Адрианова будет прием, – продолжал Ходжсон. – Господин Давыдов, вы знакомы с господином Адриановым?
– Мы встречались во время японской войны, когда он был военным следователем суда Маньчжурской армии, господин Ходжсон.
– Очень хорошо. Итак, следует позаботиться, чтобы господин Давыдов получил приглашение на прием.
– Будет сделано, господин Ходжсон, – отозвался Половцев.
Денис подумал: «Ну конечно, опытный придворный, помощник управляющего Кабинетом Его Императорского Величества, мог бы срочно сделать приглашение хоть для Гераськи из “Эрмитажа”».
Шапиро в это время прохаживался вдоль стены, увешанной фотографиями и акварелями. Судя по физиономии, замышлял неладное и от собственных мыслей получал огромное удовольствие.
– Господин Шапиро! – позвал англичанин.
– Я свое дело сделаю! – ответил анархист. – Я уже все придумал. Взрыв, дымовая шашка – это просто. Это можно кинуть в открытое окно. И я знаю, кто кинет!
– Итак, организацию ложного террористического акта господин Шапиро берет на себя. Поднимется шум, все закричат, кто-то начнет стрелять…
– Верно! Кто-то должен стрелять, – согласился Шапиро.
– Господин Давыдов по долгу службы… Господин Давыдов, градоначальник знает о вашей должности?
– Тогда, во время войны, я служил в штабе Приамурского военного округа, – осторожно ответил Денис. – О моем назначении в Осведомительное агентство он может и не знать. Я тогда был всего лишь поручиком, вряд ли его интересовала моя судьба.
– Господин Половцев? – повернулся к нему консул.
– Это я беру на себя, – торопливо отозвался Половцев. – Адрианов все узнает.
– Предлагаю такой план. Прием имеет место быть в резиденции градоначальника на Тверской улице…
Давыдов слушал, не придавая значения дипломатическим подробностям. И одновременно соображал, как выйти на связь со своими. Слишком мало времени оставалось, и все это время за ним будут строжайше наблюдать. Сигнал тревоги оговорен, конечно, был! Но кто же мог предположить столь быстрое развитие событий?
– …затем следует спектакль господина Шапиро, – продолжал Ходжсон. – И наконец, сольное выступление господина Давыдова! Роджерс, подайте чемодан.
В чемодане оказалась, кроме прочего добра, металлическая коробочка.
– Вам доводилось видеть, как больным делают уколы? – спросил Давыдова консул.
– Да, я был ранен, лежал в госпитале…
Ходжсон открыл коробочку. Денис увидел стеклянный цилиндр длиной вершка в два в темной оправе. В цилиндре он разглядел металлический стержень.
– Да, обычный шприц. А вот иглы, – сказал Ходжсон. – Держите. Господин Головин, доставьте ему хоть курицу, что ли, пусть поупражняется. А содержимое для шприца господин Давыдов получит накануне операции.
– Звучит-то как замечательно: операция «Кураре»! – вмешался Шапиро.
– Именно кураре, – подтвердил консул. – Экстракт сока ядовитого растения с берегов Амазонки. Прекрасное средство для дипломатических неурядиц. У пожилого человека вдруг останавливается дыхание, и он умирает от удушья. Никто ничего не понимает, никто не знает, как помочь. Надежнее пистолетной пули и даже кинжала.
Ходжсон достал шприц и проверил, как в цилиндре ходит стержень с кожаным поршнем. Потом ловко навинтил иглу.
– Можно уколоть в бедро сквозь штанину, достаточно нескольких капель. Потом – шприц на пол, и наступить каблуком. Никто вас не заподозрит, господин Давыдов. И вы принесете немалую пользу своим товарищам… Поупражняйтесь.
– Хорошо, господин Ходжсон, – с трудом сохраняя спокойствие, ответил Денис.
Ходжсон еще потолковал с масонами. Давыдов слушал, вертя в пальцах шприц. Выдумка англичанина означала, что уж теперь-то за Денисом будут смотреть очень строго. Одно дело – энтузиаст, рвущийся в масоны, другое – человек, которому поручено убийство. И не нужно быть Аристотелем, чтобы догадаться: в случае осложнений избавляться будут в первую очередь от исполнителя. И то, что возле резиденции градоначальника, а то и в самой резиденции, будет околачиваться Шапиро, – дурной знак. Однорукий-то он однорукий, но не ему ли поручат ликвидацию Давыдова? Он, кажется, этому будет только рад…
И в самом деле, дураком надо быть, чтобы всерьез согласиться на такую авантюру! Да, тут только дурак не попробует поторговаться. Дурак или… подставной!
– Итак, мы все обсудили, – резюмировал Ходжсон.
– Нет, не все! – вдруг возразил Давыдов.
– А что такое?
– Мне нужны гарантии.
– Какие гарантии?
– Гарантии того, что я не отправлюсь к праотцам следом за фон Пурталесом.
– Ты с ума сошел? – зашипел прямо в ухо Гольдовский.
– Нет, я пока еще в своем уме, – громко ответил ему Денис. – Мистер Ходжсон, я хочу быть уверен, что убийца фон Пурталеса больше нужен вам живой, чем мертвый.
– Но как я могу это доказать? – развел руками консул.
– Давыдов, вы слишком много себе позволяете! – вскинулся Головин.
– Я хочу быть уверен, что при любом стечении обстоятельств останусь жив, – упрямо повторил Денис.
Естественно, гарантий тут быть и не могло – разве что сию минуту открыть в банке счет на имя Давыдова и положить на него какие-нибудь неимоверные деньги, а самому Давыдову обещать при свидетелях, что он эти деньги вернет. Возник тупой спор, в котором обе стороны долбили одно и то же. При этом Гольдовский шипел, Головин пытался кричать, Ходжсон путался в английских и русских словах, а Чхеидзе вообще отошел в сторону, сел в кресло и демонстративно закурил. Денис краем глаза подметил, что курит он папиросы «Дукат» и что достал последнюю в пачке папиросу, а коробку уронил рядом с креслом.
Шапиро тоже внес в склоку свой вклад.
– Чтоб ты уподобился лампе – днем висел, ночью горел, а утром угас! – выкрикнул он в лицо Давыдову Очевидно, это и было обещанным проклятием.
– Чтоб тебя приподняло да шлепнуло, – не остался в долгу Денис. – Чтоб тебя черти на том свете дрючили!
Анархист ошарашенно замолк, осмысляя свое светлое будущее. Видимо, не ожидал такого наглого отпора.
В конце концов, хитрый Половцев кое-как усмирил спорщиков и объяснил Давыдову, что риск невелик. Капитан может в суете вообще быстренько покинуть резиденцию на Тверской и, поселившись в окраинной гостинице, следить за развитием событий после убийства германского посла. Потом, когда в Москве произойдут всякие неожиданные вещи, на которых Половцев не стал задерживаться, Давыдов уже не будет представлять опасности для масонов, а они – для него. И все между собой подружатся, и Давыдов получит желанное посвящение…
Похоже, речь шла о самом настоящем мятеже и смене власти.
В итоге после долгих препирательств Денис позволил Половцеву себя уговорить и взял у него двести рублей на гостиницу.
Потом консул уехал, Шапиро куда-то исчез, Половцев и Чхеидзе просили найти для них извозчика, а Головин послал за поваром и велел выдать Давыдову какую-нибудь ощипанную и готовую для кулинарных изысков курицу.
Уходя на кухню, Денис незаметно подтолкнул осиротевшую папиросную коробочку, чтобы она скрылась под креслом.
Он сделал две инъекции не курице, а цесарке. Повар с большим любопытством наблюдал за ним и попытался выпросить шприц, чтобы впустить в мясо не воду, а маринад. Но Давыдов был вынужден отказать.
Нужно было срочно придумать, как предупредить своих. «Совята» и агенты ОСВАГ были совсем рядом, Денис не только знал это – он чувствовал их!
Сигнал тревоги был оговорен заранее. Но это – сигнал, не более того. Если завтра придется просидеть взаперти до отъезда на прием, то сообщение в папиросной коробочке может и опоздать…
Он написал это сообщение ночью в ватерклозете, на тонкой папиросной бумаге кусочком грифеля. Был максимально краток: «Готовится покушение на Пурталеса, резиденция Адрианова, исполнитель – я, сперва фальшивый теракт, потом инъекция с ядом, яд передаст Ходжсон».
Денис подал сигнал из кухонного окна – дважды зажег и выключил свет. Открывать и закрывать окно не рискнул.
Теперь оставалось ждать возможности переправить записку своим.
Давыдов нервничал, злился, пытался успокоить себя строгим внушением: «Так тебе, дураку, и надо. За содеянное нужно платить, ошибки нужно исправлять…» Но упустить такую отличную возможность поймать противника с поличным, с пробиркой экстракта кураре, в обществе террориста Шапиро!
Головин был современным общественным деятелем и икон дома не держал. Так что Давыдов помолился перед воображаемыми образами.
И молитва была услышана!
Рано утром Дениса разбудил камердинер Головина.
– Велено вставать и собираться. Завтрак уже готов.
– А что такое?
– Отсюда поедете куда-то.
– Хорошо, ступайте.
Теоретически Давыдова могли отвезти поближе к резиденции московского градоначальника, и туда бы приехал Гольдовский с фраком и прочими доспехами светского человека. Практически – черт их, масонов, разберет? Но свои видели ночью сигнал, свои придумают, как быть! Максимов – умница, Нарсежак самого нечистого не побоится.