- Идем на цель! - сказал Щелкунов. Штурман и стрелок-радист понимали, на какой риск пошел командир, и молчаливо одобрили его решение.
Не затем же они столько пролетели, чтобы сбросить бомбы на предместье Берлина!
Последние минуты Щелкунову казались вечностью. ДБ-3ф летел со снижением. Но ниже 4500 метров спускаться нельзя: наткнешься на аэростаты заграждения. "Скорее, скорее, скорее",- торопил он время.
- Тезка, цель под нами! - крикнул Малыгин.
- Сброс!
Бомбы пошли вниз. Машина облегчена. Немедленно разворот на обратный курс. За эти минуты самолет снизился до 5000 метров. И все еще медленно снижается, хотя бомб уже нет. Щелкунов потянул штурвал на себя, но напрасно: бомбардировщик не слушается. Справа, слева, внизу, вверху - хлопающие темно-дымчатые шапки от зенитных снарядов, отчетливо видимые на фоне лучей прожекторов. Но Щелкунов их не видел, его глаза были устремлены на приборную доску, и в первую очередь на стрелку высотомера, которая медленно сползала влево. Высота уже 4500 метров. Летчик сбросил кислородную маску. Лицо мокрое от пота, ресницы слипаются, пот застилает глаза.
Высота 4000 метров. Усилия Щелкунова напрасны, машина не подчинялась ему, шла на снижение. И скорость на одном моторе невелика. Кажется, из зоны зенитного огня никогда не выберешься.
Стрелка сползла на цифру 3000. А до береговой черты еще далеко, Молчит штурман Малыгин, молчит стрелок-радист Масленников. Они понимают, что попали в очень тяжелое положение. Вся надежда на командира. Только от него зависит спасение.
2500 метров. Снижение продолжалось. В какой уже раз пытался Щелкунов вывести самолет в горизонтальный полет. Но не слушается ранее послушная машина!
- Под нами береговая черта! - прервав тягостное молчание, доложил Малыгин.
Щелкунов это почувствовал сам: прекратили огонь вражеские зенитные батареи, остались сзади мечущиеся в злобном вихре лучи прожекторов. Посмотрел на высотомер: стрелка сползла к цифре 2000.
Летчик сильно потянул штурвал на себя, прижав к груди. Что это? Стрелка больше не падает влево! Значит, машина перешла наконец в горизонтальный полет. Отпустил штурвал, и стрелка вновь угрожающе поползла вниз. Снова прижал его к себе - стрелка остановилась.
Только в таком положении самолет и будет лететь горизонтально, без снижения. Но хватит ли сил несколько часов вот так удерживать машину? Ведь скорость упала, и до Асте придется добираться дольше обычного.
Щелкунов потерял счет времени. Заныли от напряжения руки, мускулы взбугрились от чрезмерной натуги, будто налились тяжелым свинцом. Но пальцы цепко держали штурвал, разожмешь их,- и машина опять пойдет на снижение. Мысленно он прикидывал расстояние до аэродрома и в душе ругал штурмана, что так долго не называет точку нахождения ДБ-3ф в воздухе.
- Находимся на траверзе Пиллау... Вышли на траверз Мемеля,- монотонно тянул Малыгин. Он нарочно не переговаривался с командиром, понимая, что ему невыносимо тяжело и любое невпопад сказанное слово окончательно выведет его из себя. А в создавшихся условиях он один лишь сможет дотянуть самолет до острова.
- Находимся на траверзе Либавы... Выходим на траверз Виндавы...
Уже давно светло. Справа огненная полоса раскаляла небо. Вот уж и солнечные лучи, вырвавшись из плена ночи, пошли гулять-играть по горизонту. Они ощупывали каждое облачко, обдавая его розовой краской, и устремлялись дальше, ввысь, к темному еще зениту.
От однообразного напряженного положения у Щелкунова онемели руки, они были как чужие. Кружилась голова, все тело стало непослушным, тяжелым, точно на плечи взвален непосильный груз. Но менять положение нельзя. Только так еще и можно продолжать горизонтальный полет.
"Немного уже осталось",- успокаивал себя Щелкунов. Но что это, левый мотор вроде поперхнулся? Показалось... Нет, двигатель действительно захлебывается. Все повторялось, как и с правым мотором. Перегрев! "Тяни, тяни, милый. Остались уже пустяки. Что тебе стоит? Тяни. Не подводи нас",- мысленно умолял он левый мотор. Даже бросило в жар, точно лицо обдало кипятком. Взглянул вниз - море. Но вдали уже вырисовывалась кромка берега.
Левый мотор в последний раз глотнул бензина и заглох. Скорость начала падать. В кабинах наступила гнетущая тишина.
- Черт возьми! - выругался Щелкунов.- Неужели все?!
Вспомнил о штурмане и стрелке-радисте, болезненно усмехнулся.
- Масленников, Саша, ты не знаком с Нептуном?
Масленников понял невеселую шутку командира.
- Только разве по кино...
- Тебе может предоставиться свидание с ним.
- В другой бы раз, товарищ майор. Я бы и речь приветственную подготовил. Все же царь! Хоть и морской.
- Тезка, твое отношение к владыке морей и океанов?
- Сто бочек чертей под фюзеляж! Не дождется нас его величество Нептун,-ответил Малыгин.- Дотянем! У нас же мировой летчик, сам майор Щелкунов!
- Брось подхалимничать. Не терплю! Сядем в Асте - поговорим.
- Сначала надо дотянуть туда...
- И дотяну!
Свое знакомство с авиацией Щелкунов начал в аэроклубе Осоавиахима полетами на планере. Он мог тогда часами пилотировать, устремляя планер в воздушные потоки.
Дальний бомбардировщик совсем не походит на планер, слишком велик и тяжел. И все же, пользуясь высотой и скоростью, надо заставить его как можно дольше планировать. Пусть и с постоянным снижением.
Действовала на нервы гнетущая тишина, машина словно висела в воздухе. Под крыльями - стальная вода. Она все ближе и ближе, различались уже белесые барашки на гребнях волн. И берег рядом - полуостров Сырве. Как точно штурман вывел на входной ориентир! Молодец, что и говорить.
А вода все ближе, все отчетливее вырисовывались белогривые шеренги солнечных волн. Вот и полосатый столбик маяка. Можно сесть на Сырве, у старой русской Церельской береговой батареи большая поляна. Но где она? Земля словно залита молоком. Туман! Надо тянуть дальше, возможно, в центре острова тумана нет...
Жаворонков, Преображенский и Комаров находились в штабной землянке в ожидании возвращения экипажей с боевого задания, когда вместе с Оганезовым туда вошел капитан Каспин. По его удрученному лицу можно было понять, что случилось неладное.
- Ожидается туман на аэродроме, товарищ генерал...
- О чем вы думали раньше, капитан? - вспыхнул Жаворонков.- Почему не предупредили? Да за такое дело...
- Синоптики не виноваты, товарищ генерал,- вмешался в разговор Оганезоз.Туман характерен лишь для местных островных условий. Он может появиться только в отдельных местах. Ведь так, товарищ капитан? - повернулся он к Каспину.
- Так,- кивнул Каспин.
- Опять циклон с Атлантики виноват? - усмехнулся генерал.
- Понижение температуры виновато,- пояснил Каспин.- Земля теплая, воздух холодный, вот и туман...
Жаворонков и Преображенский вышли из землянки. Лицо обдал свежий, влажный воздух. Чувствовалось незначительное похолодание. Выходит, снижение температуры и создает возможность появления тумана. Но на аэродроме почти чисто. Может быть, Каспин преувеличивает?
Вернувшись в штабную землянку, Жаворонков позвонил в Асте. Там признаков тумана пока не наблюдалось. Приказал запросить посты ВНОС, оттуда последовало сообщение, что туман уже появился на полянах и в лощинах. Значит, следует ожидать его и на аэродромах.
Жаворонков дал приказание быть готовыми к приему ДБ-3 на аэродромы в условиях плохой видимости и одновременно позвонил в Таллинн и Палдиски, чтобы там в случае необходимости смогли принять дальние бомбардировщики.
К утру Кагул стало заволакивать туманом. Жаворонков, Преображенский и Оганезов не уходили с аэродрома, внимательно наблюдая за взлетно-посадочной полосой. Туман медленно сгущался, образуя вокруг летного поля - возле самого леса - молочно-серую стенку.
- Едем на старт,- предложил Жаворонков. Он надеялся, что центр аэродрома будет чистым. Так оно и оказалось. Эмка буквально через минуту выскочила из тумана. Впереди просматривалась взлетно-посадочная полоса. А с восходом солнца ее черная лента будет еще яснее. Садиться в таких условиях можно, хотя и очень трудно. Такая же примерно картина, по докладу Комарова, наблюдалась и в Асте.
- Посадка возможна,- окончательно решил Жаворонков.- Передайте на самолеты: на аэродромах туман. Быть особенно внимательными,- приказал он дежурному.
С особым волнением и тревогой все ждали подхода самолетов. Донесся знакомый гул, в воздухе показался первый ДБ-3. Он пошел на посадку и благополучно приземлился. За ним последовали еще четыре самолета. Шестой бомбардировщик начал было заход, но вдруг снова взмыл ввысь и пошел по кругу, не решаясь садиться. Закружил и седьмой ДБ-3.
- Передайте по радио, пусть идут в Палдиски или Таллинн,- сказал Жаворонков дежурному.
После такой команды один из бомбардировщиков тут же взял курс на северо-запад, а второй упрямо заходил на посадку и всякий раз неудачно.
Воздушный стрелок младший сержант Русаков никогда так скверно не чувствовал себя, как в этот пятый по счету налет на Берлин. Вроде бы все началось хорошо: нормально взлетели, набрали высоту, пробив толщу облаков, надели кислородные маски и на высоте около семи километров перешли в горизонтальный полет. И над Балтийским морем прошли благополучно, без каких-либо осложнений. Не задевали их и немецкие зенитки, когда вошли в воздушное пространство Германии: самолет надежно скрывали облака. Все шло к тому, что очередной налет на Берлин закончится как и обычно, ведь уже и опыт достаточный есть у экипажа, командир лейтенант Александров, хоть и молодой летчик, но ведет бомбардировщик уверенно, со знанием дела.
А все началось примерно за двадцать минут до подхода к Берлину. Лейтенант Александров вдруг начал задыхаться: где-то образовалась утечка кислорода. Сколько он ни пытался найти повреждение - ничего не получалось. То ли вентиль от баллона частично пропускал кислород, то ли трубка дала трещину, то ли еще что - определить причину в полете трудно, ведь надо пилотировать самолет, увертываться от атак немецких ночных истребителей, обходить шапки разрывов от зенитных снарядов.