Потери бронетехники 39-й армии за первый день наступления можно оценить как невысокие (см. таблицу).
Состояние и потери бронетехники 39-й армии по состоянию на 24.00 23 июня 1944 г[258].
28-я гв. танковая бригада сохранила боеспособность и могла быть использована для удара в тыл противника (для чего и была выведена И. И. Людниковым в резерв).
Бывший начальник штаба 3-й танковой армии Гейдкемпер в своей книге «Витебск» в красках описывает спор между Рейнгардтом и Бушем, произошедший в конце первого дня советского наступления. Он пишет:
«В начале вечера [между] фельдмаршалом Бушем, который весь день провел на участке фронта IX армейского корпуса, и генерал-полковником [Рейнгардтом] возник крупный спор, в ходе которого последний говорил о том, что помощь танковой армии была оказана «слишком поздно». Фельдмаршал Буш категорически отказывается удовлетворить ходатайство генерал-полковника о немедленной эвакуации Витебска. Вначале он не соглашался также и на отвод хотя бы LIII армейского корпуса, отдельные участки фронта которого до настоящего времени противник атаковал только мелкими группами силами до роты каждая. Генерал-полковник предлагал с целью сбережения сил отвести корпус на кольцевой рубеж вокруг Витебска. Позже фельдмаршал согласился представить это предложение на рассмотрение штаба сухопутных войск. Уведомление о разрешении такого отвода было получено в этот же вечер».
Любопытно отметить, что 23 июня Буш провел на участке IX армейского корпуса. Дела здесь у немцев действительно развивались по наихудшему сценарию. Разрешенный отход на периметр обороны Витебска позволил немецкому командованию предпринять минимально необходимые меры для предотвращения наметившегося окружения LIII корпуса. Во время произведенного в ночное время отхода была высвобождена 4-я авиаполевая дивизия, которая была выведена из первой линии и переброшена маршем в район юго-западнее Витебска с целью противодействия противнику с запада, а в случае, если это потребует обстановка, – с юга.
Данные перемещения были замечены советской авиаразведкой. Так, 24 июня от воздушного разведчика 523-го истребительного авиаполка была получена следующая радиограмма:
«14.10 высота 1500 мт. От Витебска на Бешенковичи по всей дороге в движении до 1000 автомашин и 3000 повозок с войсками противника. На окраинах Витебска и в городе до 700 автомашин, выходящих на шоссе Витебска, Бешенковичи»[259].
Они были восприняты как отход из района Витебска. Действительно, в реалиях предыдущего опыта советско-германского фронта ситуация выглядела достаточно очевидной: под угрозой окружения следовало отходить. В тот момент ситуация для LIII корпуса не была такой уж безнадежной. В излучине Зап. Двины в районе Островно оставались левофланговые подразделения 246-й пехотной дивизии, предотвратившие по крайней мере временно переправу в излучину реки частей 43-й армии. Подход к ним с запада 4-й авиаполевой дивизии позволял сформировать узел обороны, через который возможно было бы отойти главным силам из Витебска. Однако в свете идей Гитлера относительно «крепостей» все было не столь очевидно.
«Крепость» или «котел»? Как отмечалось выше, идея Гитлера с «крепостями» несла в себе рациональное зерно. Действительно, блокирование узлов дорог могло принести немцам какую-то пользу. Однако полководческое искусство потому и называется искусством, что решение должно соответствовать обстановке и даже от кажущегося хорошим хода иногда можно и нужно отказаться.
В случае с «крепостями» тонкая грань между разумным решением и никчемным упрямством лежала в плоскости их оставления в окружении. Когда есть возможность отвести войска и спасти их от окружения, это нужно делать. Напротив, в условиях обвала и хаоса стекание солдат и офицеров в «крепость» становится для них шансом дорого продать свою жизнь. Как это случилось, например, в Познани в 1945 г. В этом отношении находящийся на переднем крае Витебск с точки зрения искусства ведения войны имел мало шансов стать «крепостью» в том смысле, который вкладывал в это понятие приказ фюрера № 11. Окружение города должно было быть уж очень стремительным и внезапным. Однако в реальности получилась попытка измерить алгеброй гармонию и никчемное упрямство в формировании «крепости».
В своей книге «Витебск» бывший начальник штаба 3-й танковой армии Гейдкемпер излагает последовательность обмена запросами и ответами на них Верховного командования, происходившую в середине дня 24 июня 1944 г. Его версию можно несколько уточнить и дополнить за счет записей в ЖБД 3-й танковой армии. Итак, в 15.20 24 июня начальник штаба сухопутных войск генерал-полковник Курт Цейтцлер из Оберзальцберга напрямую запросил командующего 3-й танковой армией о том, считает ли он необходимой эвакуацию Витебска, о которой он ходатайствует. Цейтцлер сообщил, что фюрер медлит с решением о немедленной эвакуации Витебска, так как в городе остается большое количество боеприпасов и продовольствия. Если эту фразу Цейтцлера интерпретировать в терминах «крепости», то «в городе остается большое количество боеприпасов и продовольствия» означает «из него получится хорошая крепость».
Командующий армией Рейнгардт (как его пересказывает Гейдкемпер) возражает без учета перспективы «крепости»: «Если город будет окончательно окружен, то погибнут не только боеприпасы и продовольствие, но и весь LIII армейский корпус со всеми своими пятью дивизиями».
Генерал-полковник Курт Цейтцлер, начальник штаба ОКХ до июля 1944 г. На фото 1941 г. – еще в звании полковника
«Пожалуйста, не отходите от аппарата, я еще раз поговорю с фюрером», – отвечает Цейтцлер.
Наконец, в 15.28 Цейтцлер возвращается и ошарашивает штаб 3-й танковой армии ответом: «Фюрер решил – Витебск должен быть удержан».
Надо сказать, что в книге Гейдкемпер несколько сокращает формулировку ответа Цейтцлера. Согласно записи в ЖБД 3-й танковой армии ответ последовал в 15.35 24 июня и звучал следующим образом:
«Гитлер принял решение удержать Витебск в качестве «крепости»[260].
Получив приказ об удержании Витебска как «крепости», Рейнгардт решает апеллировать к своему непосредственному руководству. Он вызывает к аппарату начальника штаба группы армий Кребса и информирует его о содержании переговоров с Цейтцлером. Командующий 3-й танковой армией отстаивает тезис, что отвод LIII корпуса из Витебска необходим для того, чтобы закрыть брешь между IX и VI армейскими корпусами. Кребс обращается к Цейтцлеру лично и в 16.15 перезванивает Рейнгардту. В первый раз звучит тезис, что для «крепости» достаточно будет оставить одну дивизию. Также Рейнгардту обещают для восстановления фронта передать 5-ю танковую дивизию, перебрасываемую из района Ковеля. Через несколько часов в штабе 3-й танковой армии получили в 18.30 распоряжение фюрера, которое гласило:
«LIII армейский корпус, оставив в Витебске в качестве гарнизона одну из дивизий, остальными пробивается на запад до соединения с нашими войсками. Надлежит сообщить фамилию коменданта города. По радио он должен быть извещен о том, что он назначается «комендантом крепости». От него необходимо получить подтверждения получения им настоящего приказа».
Нельзя не отметить выглядящего несколько неуместным в критической ситуации «балета» с клятвой коменданта Витебска. В ЖБД 3-й танковой армии это указание в явном виде внесено не было. Вместе с тем нельзя не отметить, что остальные записи в ЖБД не противоречат содержанию данного указания. Действительно, в ходе обсуждения обстановки первоначальный гарнизон «крепости» Витебск из трех пехотных дивизий урезался до одной дивизии. Но одной пехотной дивизии было мало на удержание 20-километрового периметра города. Так или иначе, в качестве гарнизона крепости в Витебске решено оставить 206-ю пехотную дивизию генерал-лейтенанта Хиттера.
С высоты послезнания наиболее логичным вариантом для немецкого командования выглядит вывод из района Витебска главных сил LIII корпуса при первой угрозе окружения с оставлением и отходом в «крепость» максимум тех, кто не успеет организованно прорваться.
Фактическим же результатом всех этих дискуссий в высших сферах время, которое немецкие части могли потратить на отход, было безнадежно упущено. Части 39-й армии вечером 24 июня последовательно перехватили все дороги, идущие из Витебска. 28-я танковая бригада с 15.00 переподчиняется 17-й гв. стрелковой дивизии. К 17.00 дивизия и бригада выходят в исходное положение для наступления почти строго на север. В 19.40 они выходят из дефиле в заболоченных лесах и в конце дня перехватывают шоссе Витебск – Бешенковичи на подступах к Витебску и выходят на берег Западной Двины. Любопытно отметить, что на другом берегу Западной Двины на тот момент еще не было частей 43-й армии. Там находились немцы из 246-й пехотной дивизии. Окруженными гарнизон Витебска делал перехват дорог и блокирование группы, окруженной у Островно.
Одного заслона на шоссе для окружения было, разумеется, недостаточно. Поэтому был образован внешний фронт окружения с выходом 19-й гв. стрелковой дивизии в район Гнездиловичей и западнее города. Рядом с 19-й гв. стрелковой дивизией заняла оборону в озерных дефиле в районе совхоза Ходцы 251-я стрелковая дивизия. Бронетехники этим двум дивизиям не досталось, и в случае попыток деблокирования им пришлось бы туго. Однако подвижных соединений для деблокирования 3-й танковой армии в тот момент не было. 91-я гв. стрелковая дивизия во взаимодействии с 735-м САП к исходу дня вышла к узлу дорог Островно.
В отчете о действиях 4-й авиаполевой дивизии, составленном по итогам боев, эти события описывались следующим образом:
«Тем временем русские подошли к Островно примерно на 2 км с юго-восточного направления и начали обстрел населенного пункта из минометов и противотанковых, а позднее и из танковых орудий. Была занята круговая оборона. Единственное шоссе, ведущее из района Витебска на Островно и Бешенковичи, было полностью забито обозами, гражданскими лицами, моторизованными и гужевыми подразделениями. Русские, почувствовав упорный характер обороны Островно, танковыми силами прорвались севернее Островно через Бузаны до ш