– Две части из пяти, – уточнил я.
– Вот видишь, – подхватила Натела. – Что творится в последних частях, даже угадывать не берусь. Наверное, такого наворотил! В любом случае, можно вести речь о серии романов, а это уже заявка на добротный проект, который можно было бы озаглавить «Тайны советской эпохи», «Бездны сталинизма» или что-нибудь в том же духе. Это перспективно. Если, конечно, устранить пробивающийся кое-где смрадный душок оправдания тоталитаризма…
В этот момент в кабинет зашел Толик Клепков. В руках у него был все тот же громадный портфель.
Натела встала и пересела за стол для совещаний – устроилась как раз напротив меня. Жоржевич расположился на своем прежнем месте.
Поздоровавшись, он поинтересовался:
– Ну, до чего договорились?..
Я развел руками.
– Не могу понять, какая роль в этом булгаковском проекте предназначена мне? Предлагаете возглавить серию?
Жоржевич всплеснул руками.
– Мишаня, ну, какой из тебя редактор, тем более менеджер! Ты, – обратился он к Нателе, – видно, не так объяснила.
Натела напряглась и, снимая неловкость, ответила, что до сути мы еще не добрались, а суть в том…
Толик жестом остановил ее и деловито закончил:
– Есть предложение раздробить твой роман на несколько произведений. Намеку сподхватил?
– Ну, вы даете!..
– Именно так! – подтвердил Жоржевич. – Материал перспективный, но давай отделим мух от супа. Зачем убивать Понырева? Пусть он еще раз столкнется с Воландом и его бандой, но уже в наше перестроечное время. Пусть библейские персонажи вновь посетят Москву и помогут демократической общественности произвести окончательный расчет с прошлым – с хмырям из ЦК КПСС, со всякого рода сексотами, партаппаратчиками, с нынешними красно-коричневыми, кто до сих пор не осознал, что обратного хода нет.
Я возмутился.
– При чем здесь Булгаков?! Вы прикажете мне и про Троцкого писать, как он во время похорон Ленина отправился в Сухуми, где вместе с дыханием моря всем своим существом ассимилировал уверенность в своей исторической правоте?
– А что? – задумался Жоржевич. – Намека неплохая. В смысле патриотизма и вообще…
Натела наставительно изрекла.
– Никто не собирается обелять Троцкого. Все они хороши, но в их биографиях есть что-то, к чему современный читатель бесспорно испытывает жгучий интерес. В их похождениях до сих пор есть множество недомолвок, темных мест, умолчаний, я уже не говорю о сознательных искажениях…
– Булгаков-то здесь при чем?
– А при том, – разъяснил Толик, – что это очень удачная фигура. Я бы сказал, это твоя лучшая находка. И нашим и вашим. И не монархист какой-нибудь или отъявленный белогвардеец, и не покрасневший попутчик, который чуть что сразу единогласно ручку вверх. С попами тоже можно договориться. Зачем нам ссориться с церковью? Якобы Булгаков не в том ракурсе изображал священников!.. Помнишь сцену в «Беге», когда настоятель монастыря до смерти перепугался прихода красных и бросился спасать свою шкуру. Но это в перспективе, а пока начнем со второго пришествия Антихриста в лице Воланда…
– Антихрист и Воланд – это совершенно разные ипостаси, – возразил я.
– А кто об этом знает? – хитро улыбнулся Жоржевич. – Не в словах дело. Важно, что у Булгакова все сказано! Пусть какой-нибудь отставной полковник КГБ, бегая со свечкой по городу, попытается убрать важного свидетеля сталинских преступлений, для чего залезет в ванну к голой гражданке. Пусть попытается завладеть ее архивом… Да будет тебе известно, архивы сейчас на вес золота. Пусть Коровьев застукает какого-нибудь секретаря обкома в момент получения взятки, и тот, со страху заголосив «Славное море, священный Байкал», с поднятыми руками сам, без помощи референтов, полезет в кузов грузовика. Тоже не худо. Мастером можешь объявить себя самого – демократическая общественность поддержит. Маргариту можно отыскать среди бизнесвумен, – он искоса глянул на Нателу.
Я не знал, что ответить.
Мне было не до смеха. Сбывалось худшее – о лучшем пока не было ни слова.
– …главное темп, приключения, мордобой, но главное – фактологическая основа. У меня есть предчувствие, ты потянешь. Если удастся раскрутить серию, деньги потекут рекой. Ты можешь писать все, что захочешь, но сначала дай нам версию. Например, попробуй в современном ракурсе осмыслить судьбы персонажей романа. Неужели все они выжиги, проходимцы, клеветники?
Зачем нам это?
Взгляни на эти ситуации с исторической точки зрения. Возьмем, например, того же Поплавского. Между нами говоря, в отношении него Булгаков допустил непростительную ошибку. Можно сказать, непоправимую, но ее можно исправить. Намеку сподхватил?..
Я честно признался.
– Не-ет.
– Все эти годы Поплавский бесстрашно хранил нелегальную литературу, обличающую сталинский режим. Например, телеграмму «Меня только что зарезало трамваем на Патриарших. Похороны пятницу» и т. д. – это же не в бровь, а в глаз. В этой дьявольской истории Поплавский зарекомендовал себя как последовательный борец с тоталитаризмом. Вот что надо подчеркнуть…
Или тот же председатель жилтоварищества Никанор Босой. Разве его грехи так велики, чтобы лишать его человеческого облика? Разве он посягал на человеческие жизни? Он взяточник, сквалыга, но не людоед, не доносчик и не палач. Зачем же его мордой в грязь?!
Ведь он раскаялся! Свечку поставил…
Одним словом, надыбай нам занятную занимашку и составь краткий, страницы на две, синопсис, мы посмотрим. Главное – темп. Это хорошие деньги, Мишаня!
В этот момент дверь в кабинет неожиданно приоткрылась, и в комнату втиснулся Погребельский.
– Тебе чего? – удивленно спросил Жоржевич.
– Насчет договора. Частушки больше не могут ждать… Народ требует – пора ознакомиться. Скоро праздник…
– Какой? – удивился Анатолий Жоржевич.
– День Отечества…
– Послушай, Станислав Юрьевич, – холодно обратился к нему Клепков. – Мало того, что ты во время делового разговора без приглашения вперся в кабинет, так еще и народ в спонсоры собираешься привлечь. Народ жить не может без твоих частушек?! Особенно в праздник… Тоже нашел поэзию. Сколько ты их собрал – на одну брошюрку с грехом пополам наберется, а дальше что? Печатать срамные стихи? «Луку Мудищева»? Так этой хренью и так уже все книжные прилавки завалены. Я прошу вас, Погребельский, подождите в коридоре…
Стас вышел.
Жоржевич криво усмехнулся и, обращаясь ко мне, пожаловался:
– Вылитый внук своего деда!
– А кто у нас дед? – поинтересовался я.
Жоржевич пристально, по-чекистски глянул на меня.
– Его мать урожденная Варенуха. Это тебе что-нибудь говорит?
Пока я переваривал эту новость, Клепков указал Нателе:
– Надо предупредить охрану, пусть сначала звонят.
Тут до меня дошло, чьим внуком мог оказаться мой старый дружище Станислав Юрьевич Погребельский. В таком случае, чьей внучкой является Натела Сергеевна? Я не стал развивать эту тему… Того, что я услышал на совете старейшин, вполне хватало, чтобы сойти с ума. Тогда и деньги появятся, откроются широкие перспективы. Литературная деятельность утратит свой возвышенный, идейно-педагогический блеск и обретет подлинный, непрезентабельный, развлекательно-исторический окрас.
– Я не понял, – набравшись храбрости, спросил я. – Вы покупаете мой роман или нет?
– Можно и так сказать, – уклончиво ответил Клепков.
– Тогда какой гонорар?
Сумму, названную Клепковым, даже смехотворной назвать было нельзя.
– Смеетесь! – возмутился я. – Говорили, говорили…
– Аванс хоть завтра, – торопливо добавил Жоржевич.
После короткой паузы он сумел взять себя в руки и политкорректно пояснил:
– Мы о чем говорили! Надо попробовать!.. Давай начнем, а там видно будет. В заначке у тебя, наверное, еще что-то есть. Мы не будем возражать, если ты наскребешь материал на десяток романов! Если умножить гонорар на десять, сумма выходит вполне приличная…
– А в нынешнем виде мой роман не пойдет?
– Ты можешь работать над своим романом сколько угодно, но терять время и упускать золотую жилу коммерчески невыгодно, поэтому для начала нужен убойный текст… Например, что-нибудь типа Солоневича или Бажанова.
Мне оставалось только встать и уйти, но я проявил малодушие – заявил, что мне надо подумать.
– Правильно, – согласился Жоржевич. – Подумай, но не долго. Когда будешь думать, прими во внимание – один в поле не воин.
В этом я не сомневался.
Стоит подойти к любому книжному развалу, и все сомнения сразу отпадут.
Глава 5
Погребельский ждал меня на выходе – сидел на стуле рядом с будкой, в которой зевал охранник.
Сидел грустный, отверженный.
С ним такое случалось часто – нелегкая литературная судьба редко поворачивалась к нему передом. Впрочем, то же самое можно сказать и обо мне.
Стас предложил.
– В ЦДЛ?
Мы двинулись в сторону Крымского моста.
По дороге я вкратце изложил Стасику подробности разговора со старейшинами «могикан».
– А что, неплохая задумка! – подытожил Погребельский.
– Вот и займись.
Стас сразу загрустил.
– Они со мной разговаривать не станут. Скажут, занимайся своими «безмолвиями».
– Это как подать материал, – не согласился я. – Ты только вообрази…
И меня понесло.
– …Воланд во главе своей библейской банды появляется в перестроечной Москве. На Патриаршем пруду натыкается на ветерана КГБ, отдыхающего на знаменитой скамейке вместе с приятелем – скажем, Трущевым Николаем Михайловичем.
Конечно, наши оперативники на пенсии не в пример безграмотному Поныреву сразу догадаются, с кем имеют дело, и тут же по мобильнику начнут трезвонить Дзержинскому – мол, так и так, объекты прибыли, нужна помощь, иначе демократы в овечьих шкурах окончательно возьмут верх.
Дзержинский как пламенный революционер сразу начнет названивать Сталину. Тот Берии – Лаврентий, ты что, заснул?! Прими меры. Натрави на классово чуждую нечистую силу своего мага и волшебника Будиани. Пора ему отработать свой хлеб…