— Ты, кстати, слышала новость? — многообещающий блеск глаз соседки девушке совсем не понравился, но Петра не успела её прервать, — Бланка сбежала с собственной свадьбы с Арчи-кожемякой! — восторженно выдохнула Грася и прижала к губам обе руки, забыв балансировать на одной ноге.
— Кто это? — устало буркнула Петра. То, что Бланка дочь булочника весьма легкомысленная девица, это было ей прекрасно известно. И, по её мнению, за несчастного жениха можно было только порадоваться.
— Ты не знаешь Арчи-кожемяку? — Грася надула щёки, показывая предполагаемые габариты счастливчика, удачно избежавшего жизненной катастрофы. — Красавчик Арчи? — Петра в ответ качнула головой. — Да ты дремучая вообще, Шапек, — Грася махнула на неё рукой, как на безнадёжную. — Он у гоблинов ещё подрабатывает, помогает самогон отгружать. Пару раз даже нашим таскал, — заговорщически поделилась она с Петрой. — Вот, а Бланка от него прям со свадьбы сбежала! Сказала ему, другого, мол люблю! Петре было настолько всё равно, кто и что там грузил и кто откуда сбежал, и кого именно любит, так хотелось есть и просто вытянуться на кровати, что она просто молча достала ключ от комнаты и выставила его перед носом Граси.
— Я возьму твою очередь, — лишь бы прервать бесконечный треск соседки, согласилась Петра. — Но у меня будет условие. — Глаза Граси радостно вспыхнули, и она с готовностью закивала головой, — Если у тебя разладится что-то в день экскурсии, который я тебе уступаю, ты опять уступишь мою очередь мне.
— По рукам, — быстро сказала Грася. И надулась для вида, — Экая ты, Шапек, хитро… хитрая.
— Вовсе нет, — Петре удалось наконец протиснуться мимо соседки, — Просто это ты зимой часто болеешь.
— Я не собираюсь болеть в этом году ни дня! Будь уверена! — Грася поворачивалась за ней, как флюгер, всем телом.
— Эльза сегодня тоже к праотцам не собиралась, а смотри-ка, едва не сходила, — заметила Петра.
— Ну не сходила же, — отмахнулась Грася.
— Передам от тебя привет Бланке, — Петра захлопнула дверь перед носом любопытной соседки, которая скакала за ней по коридору с упорством молодого свинорога. Лишние визитёры ей сейчас ни к чему.
Если удастся сегодня сотворить новую грудь, то в академии на занятиях ей делать совершенно нечего. Во избежание новых… трагических инцидентов. А в то, что их не будет, Петра, к сожалению, уверена не была.
Она вдруг почувствовала, что страшно устала, и этот день нелепого волнения за Татовича и ещё более нелепого волнения из-за Бачека, которого оба парня совсем не заслуживали, вытянул из неё все силы. А дел у неё сегодня ещё была целая грудь.
Часть 21
Бачеку было одновременно жарко, жёстко и холодно.
Ледяная стена за спиной унимала ощущение нестерпимого жара, распиравшего грудь, а вот ноги совсем окоченели. Он подтянул колени к груди, пытаясь хоть как-то согреться, и поморщился от напитанного влагой, застоявшегося воздуха подземелья.
Бесформенный камень царапал лишившийся штанов зад, и теперь надо было или хитро группироваться, или левитировать, а резерв был, само собой, пуст.
Коэн с усилием разлепил глаза и не смог сдержать мученического вздоха. Эти приступы лунатизма его когда-нибудь доконают.
Он опять очнулся на нижней террасе, и каменный пол вокруг весь был усыпан дохлыми летучими мышами. С прошлого раза их определённо стало больше. Они и тогда мельтешили и клёкали над головой, так, что ему приходилось расталкивать их руками. А сейчас ими был облеплен весь верхний свод, а пол усеян сухими сморщенными тушками.
Мыши…
Кому вообще в голову пришло назвать этих уродцев мышами?
Сначала он их боялся. Ну не то, что боялся. Брезговал. Тонкий писк раздражал, а кожистые крылья, которыми они то и дело его задевали, изрядно бесили. Он отбрасывал их от себя десятками, а они норовили облепить его всего целиком. В первый раз думал, не выберется. Но потом поймал взгляд одной такой… твари.
Он готов был поклясться, что в чёрных бусинах глаз застыл беспредельный восторг. И Коэн тогда тихо зашипел. Как это делают кошки. Мыши должны бояться котов, рассудил Бачек, и, к его собственному удивлению, это сработало.
Твари разом взмыли наверх и повисли, толкаясь, на неровных каменных сколах свода.
…А крылья оказались бархатными на ощупь, хоть и выглядели, конечно, премерзко.
Коэн тихонечко посвистел, наблюдая, как по ровным рядам мышиных ушей пронеслась рябь движения, и нахмурился. Он легко видел во тьме, совершенно для этого не напрягаясь.
В первый раз парень очнулся на нижней террасе в конце первого года учёбы. Страшно было жуть как. Темнотища, писк этот на грани слышимости и ужаса, и ни одной живой души больше, сколько б он не кидал поискового светляка.
Мыши его тогда наверх и вывели. Какими-то длинными запутанными ходами. В здравом рассудке он сюда и не сунулся б никогда, да и выйти не смог бы. А вот во сне…
Коэну всё чаще снились странные яркие сны. Будто его выдавливает что-то из тела, мучительно выворачивая суставы, а потом он тревожно спит в тесной норе под горой, в самом центре плотного, огненного жара. Гора то успокаивает, то давит, и слышится ему мерные вздохи земли, и видны все окрестные клады. Но все они были какими-то куцыми, пустяковыми, такими, что ради них и шевелиться не стоило. Однако то, что они были, грело его замёрзшее сердце, и их тёплые искры вокруг рождали в груди мерный рокот, а в душе умиротворение и довольство.
Да и самый большой клад был тут, рядом, буквально под боком. Возле него он и нежился, подставляя его лучам толстое светлое пузо, и делалось ему до того хорошо, почти счастливо. Только вот в этот раз этого большого, любимого сокровища Коэн больше не ощущал. От того и проснулся. И закончился этот сон, как и другие такие же. В подземелье.
Коэн поморщился, чувствуя, как горит от мелких царапин зад.
— Бес мне в драку… — прошептал, осторожно поднимаясь, чтобы не потревожить мышиное облако над головой.
Есть хотелось нестерпимо. Как и всегда. Он всерьёз пригляделся к сушеным тушкам мышей. Их попробовать что ли? Вдруг съедобно? Даже ткнул одну пальцем. Мышь рассыпалась прахом, оставив чёрные очертания с распластанными крыльями на неровном каменном полу.
— Да чтоб тебя! — Желудок подводило так, что аж гудело в голове.
В справочнике по разведению летучих мышей чёрным по белому утверждали, что по содержанию питательных веществ они дают фору любым другим съедобным тварям.
Других тварей парень не знал, но сейчас бы сожрал кого угодно. Он подозревал, что сгодились бы даже комары. Но их в лесу давно не было.
Коэн потёр стопу о голень, чтоб хоть немного восстановить чувствительность, и стал осторожно двигаться к выходу.
Он давно махнул на эту нелепую детскую болезнь, надеясь, что она сама рано или поздно прекратится. Перестал прятать ключ от комнаты на ночь, ставить таз с ледяной водой у кровати.
Он ведь честно шёл сегодня к Лиисе Олюшко за какой-нибудь настойкой. Как знал, что пригодится. И не окажись никого в лаборатории, сам бы взял, а вот Лииса ему отказала.
— С тем количеством успокоительного, которое вы употребили вчера, вам спать ещё полтора суток! — неискренне рассердилась Лииса. Она силилась выскочить из каких-то своих собственных мыслей, но это не слишком ей удавалось.
— Кто-то и выпить смог, и весь день в кровати провалялся, а я как всегда… — проворчал Коэн
— На чеку и на страже, — совершенно серьёзно поддакнула Лииса. Да она над ним издевалась! — Не это ли ваш девиз? — Бачек нахмурился. Не то, чтобы это было кактим-то секретом… — Коэн, вам и вправду следует повременить со снотворным. Да и зачем вам настойка тагредиса? — Лекарша покосилась на стазисный шкаф с двумя зелёными бутылями в нём. — Он, между прочим, тоже сердечный яд, если им злоупотреблять, — пробормотала она.
— Увы. Тагредис — залог моего спокойного сна, — невесело отозвался Коэн. — А то он в последнее время что-то не очень.
— У всех бывает не очень. Даже у котиков, — по-прежнему размышляя о чём-то своём, отмахнулась Лииса. — И они ничего, и без тагредиса выживают. — Коэн понятия не имел, что бывает с котиками, и по-честному и знать-то этого не хотел. Он вообще этих волосатых проныр сильно недолюбливал. — Вас, напомню, сегодня уже чуть не успокоили совсем. С концами.
— Хожу я, — Коэн посмотрел на неё в упор из-под сведённых бровей. — Во сне. Ночью, — Он смог заметить, как вспыхнул и погас вдруг её взгляд. — Просыпаюсь в лесу, ничего не помню. И без одежды, — добавил зло.
Он ждал какой угодно реакции. От возмущённых причитаний до пощёчины. Но Лииса только сдержано улыбнулась уголком рта и ободряюще сжала его плечо.
Коэн вежливо скривился, понимая, что магистр ему не поверила. Да и бес с ней. Он тут, считай, самым сокровенным поделиться сподобился, а она решила, что он как мальчишка первогодок провести её хочет.
— Уверена, ромашковый чай поможет не хуже. Только не злоупотребляй, от него характер сильно портится. Ступай, — она мягко похлопала его по руке, недвусмысленно выставляя его из лаборатории вон. — И не бери питьё из чужих рук, — крикнула уже вдогонку.
В общем, не добыл он успокоительного у Олюшко. И сейчас в сердцах поминал всех бесов бездны. Потому что у выхода с нижней террасы темнела человеческая фигура. Слава Страннику, хранящему замок, одинокая. С неодинокой без портков справляться было б труднее.
Не то что бы отсутствие штанов делало Коэна слабее, однако, уверенность в способности продолжить род придавала бойкости и вообще пылу. А без пыла в ближнем бою делать нечего, любой боевик это знает.
Коэн задержался в безлунной тени и осторожно выглянул из грота.
У выхода с террасы стоял человек. Вернее, не человека, а… девица.
Да не просто девица, а Петра Шапек, которую он оставил у входа в женское крыло вечером, проводив от очухавшегося, слава не знай кому, Татовича. А то сидела у него, будто тень, непонятно, что там высиживать было, сам бы оклемался, не фиалка нежная. Коэн не отказался бы, чтобы Петра у его постели тоже подежурила. Немного. Трёх часов бы ему хватило. Ну, может, пары… часов, самокритично рассудил парень.