Марий с интересом приподнял внушительные тёмные брови. И Сеш невозмутимо пояснил:
— Эльзу Батишек нашли в постели Маргнека с выжженными каналами. — Марий изобразил затейливый жест, означавший, по его мнению, обнажённую даму, и князь сразу его понял, как и всегда прежде, — Нет, слава небесам, одетую, — Моравицкий со вздохом закатил глаза, — Но младший Бачек видел это её… компрометацио.
— Ну… Маргнек! Ну… Что ж вы все?! — Марий смял тканую карту, промокнул ей лоб и посмотрел на Сешеня в упор, испытывая одновременно восторг и досаду, — Минус одно поколение… Да Батишек описается от восторга! Великая Бездна! А вот хрен ему! — Марий скрутил здоровенную фигу, злорадно потряс ей в воздухе.
— Так он тебя и не спросит, — Моравицкий откинулся в кресле и прикрыл глаза.
— Как это не спросит? Император я или кто?
— Знаешь, иногда я думаю, что венец на тебе подменили, — издевательски отбрил его Моравицкий.
Мария толкнуло в грудь привычной, застарелой болью, но он погасил её, не давая ни во что развиться, в этом он был мастер, да.
Надоело всё.
Устал он от этого контроля. И от ответственности тоже устал. Ни выходных у него, ни отпусков, ни нормальной личной жизни!
А она всем нужна. И императорам особенно! Им вообще этой личной жизни должно полагаться с телегу! Три телеги! Караван телег! А он одну отравительницу никак приручить не может. Второй десяток лет уже пошёл.
Кругом обман и надувательство! Даже в штампованных стереотипах!
Марий наклонился к Сешеню ближе, прищурился.
— Что если так? Если правда подменили. Хочешь на моё место? Хочешь?! — спросил глухо, но так, что хрустальный кувшин с водой на столе дрогнул, расплескав воду, а пламя в камине съёжилось и притихло. Он едва смог поймать волну силы, прежде, чем она расколотила бы всё вокруг, и выплеснулась на Сешеня.
Иногда накатывало так, что хоть вой. И бросить бы всё … к мышам. Ведь как было раньше свободно, просто. А потом бабахнуло. Венец этот. Сначала его накрыло бешеной страстью, он даже не понимал тогда, к чему. Потом страсть сменилась невероятным ощущением собственного величия. Марий невесело усмехнулся, и по сей день полагая, что чувство было заслуженным. А потом тщеславие поистёрлось, амбиции утихли… он опомнился, когда в его отношении к миру и силе стала пробиваться заметная спесь.
Испугался.
Прогнал всех, кто рядом был, кто сам того не желая, поспособствовал. И едва один не остался. Благо друзья остались друзьями.
Друзьями ли?
Император вгляделся в Моравица потемневшими провалами глаз. Сешень дёрнулся, словно бы от удара.
— Продолжай в том же духе, если хочешь, чтобы я тебе врезал, — просипел князь, вцепившись в подлокотники кресла.
Марий в ответ глубоко вдохнул и выдохнул, устало потирая лицо, пряча за этим нехитрым жестом неловкость.
— Как она? — спросил у Сешеня наконец.
Тот с усилием качнул головой. Марий подумал, что в этот раз всё-таки перегнул палку. Было очевидно, с какой жаждой император ждёт от него новостей, но Сеш, очевидно, решил отыграться за силовой выплеск и тянул с ответом.
— Ты меня сюда вырвал, а мне отсюда моего просевшего контура не видно, — Сешень хлопнул ладонями по резным подлокотникам кресла, — Всё! Домой хочу! — Это только ты раньше меня узнаёшь, что в моём хозяйстве происходит…
— Не увиливай, — строго оборвал его Марий.
— Да что ей-то сделается? Вот уж кого точно отравить невозможно, — Сеш остановил пытавшегося что-то вставить Мария поднятой вверх ладонью, — Именно поэтому я думаю, что происшествие с самогоном не имеет ничего общего ни с замком, ни с тобой, ни тем более с обиженными на нас тёмными.
— А вот это напрасно, — проворчал Марий. Сейчас ему казалось, что всё связано со всем, и сила толкалась внутри, требуя действия. Ему срочно требовалось что-нибудь присвоить, спалить или разрушить. — Кто-то придушил агента тёмных в тюрьме. И этот "кто-то" из наших, — добавил тяжело. — Тёмные давно что-то затевают, готовятся к чему-то. Им явно помогает кто-то внутри страны. Павен только что свежую сводку прислал.
— Батишек..? — одними губами спросил Моравицкий.
— Делает ставку на лишённых магии.
— … и гильдии…
— Это выгодно.
— А если…
— Руками людей истребили драконов. Теперь, вероятно, хотят истребить магов.
— …А это выгодно уже не гильдии, — подвёл очевидную черту Моравицкий. — Мы слишком долго отмахивались от этих волнений. А ведь о том, что маги притесняют людей, давно болтают по тавернам.
Марий точно ни от чего не отмахивался. И проект выведения драконов тому яркое подтверждение.
— Не просто болтают. Уже и о том, что маги их жизни угрожают, во всю говорят. И классовое неравенство детей магов и лишенцев сюда же приплетают, ущемление прав и возможностей немагов. И вообще, им не нравится понятие «лишенцы». Они хотят называться «чистокровные» или «истинные».
— Я б поспорил, — проворчал Сешень.
— И никакая поддержка империи их не убеждает ни в равенстве, ни в правах. Зерна раскола посеяны. Чем больше я им дам, тем больше они будут требовать, пока не уничтожат меня.
— И себя…
— Есть сведения, что лишённые магии начали вооружаться.
— Сами?
— А то! — хохотнул Марий. — Три поставки ружей на границах перехватили, а сколько ещё мимо нас прошли?
— Север? Запад? — Сеш не в шутку встревожился.
— Запад. Кавешич-то намертво стоит. Пока. Пока дети целы, стоять точно будет, — Марий уставился в совсем погасший камин, прикидывая, кого перекинуть на северную границу. — Ты говорил, что третий контур выдержит…
— Выдержит одиночный массированный залп из сотни ружей или четырёх пушек, — убеждённо кивнул князь. — Хьюго вплетал в него экспериментальную нить. Он, кстати, обещал этой осенью заехать. Спецкурс почитать хотел твоим яйцам.
Марий настороженно опустил глаза вниз, пряча в бороде дурашливую улыбку. Вот этой их былой бесшабашности ему иногда чудовищно не хватало. Кроме этой дружбы у него для души ничего и не было толком… Одни только обязательства.
— Чур меня! — сказал со смешком и вмиг посерьёзнел, — А если мелких залпов будет много? — подобрался в массивном кресле.
В действительности, вооружённая атака тревожила императора больше всего. Маги перед ней были совершенно беспомощны. Даже странно, что люди не воспользовались этим преимуществом раньше. Перед оружием были бессильны все: и маги, и тёмные. Противостоять ему могли разве что драконы. Но их у Мария пока не было. И не факт, что они в ближайшую даже сотню лет появятся.
Хьюго отчаянно не хватало времени для того, чтоб создать материальный заслон, и чтобы изготовить свою собственную партию пушек. По их сведениям, люди вооружались настолько давно, что почти у каждого в подполье был приличный запас ружей. И узнать так ли это, чтобы не спровоцировать новую войну, только уже не с тёмными, а со своим гражданами, людьми, не представлялось возможным.
Прошёл слух, что маги заставляют людей быть покорными мажьей воле, и почти у каждого теперь был блокирующий ментальное воздействие артефакт. От них они мучились головной болью, но стоически терпели, лишь бы не расставаться со своими свободными, как они это называли, мыслями.
Специально ли кто-то закинул несчастным эту нелепую идею (Марий подозревал в этом гильдию, продающую артефакты), или от безграмотности они верили в этот бред, точно сказать было нельзя. Но тот факт, что менталисты не могли внушить ничего, а лишь считывать образы, витающие вокруг, оставался фактом. Однако побочка у этого была неутешительная — предупредить намеренное вредительство и диверсию теперь было практически невозможно. Потому что из-за распространившихся почти поголовно амулетов менталисты не видели сознательно готовящийся вред.
— Кому сейчас нужен Журавль? Он по документам музей! Даже не крепость, — Сешень отмахнулся от его императорского величества, задумчиво потирая суточную щетину.
— Тому, кто забрал копьё? — невозмутимо предположил Марий.
— И копья-то у нас больше нет, — развёл руками Моравицкий, мол, и спросу с него теперь никакого.
— А если его Кавешич забрал?
— Менийские бесы! Ты как всегда разыгрываешь все карты разом! Я не могу и Левека искать, и замок укреплять, и отравителя искать.
— А придётся. Вводи чрезвычайное положение. Чтоб за контур ни ногой! Особенно, сам знаешь кто…
— Да уж не дурак. Разберусь как-нибудь.
— Я вообще-то с Вельским потолковать собирался, — Марий совсем не по-королевски почесал внушительную грудь, — А тут ты. Но тоже полезно.
— А давай, ты в следующий раз сам к нам. Там у Павена такой склад занимательных документов, закачаешься, — Моравицкий взглянул на часы над камином. Император бросил быстрый взгляд на окно, щёлка за занавесями посерела. Ночь стремительно заканчивалась, и в Ратице должно было уже светать.
— Да к вам не пробьёшься, — Марий махнул неблагородно здоровенной ладонью и уставился на бьющегося в занавеси мотылька, будто не видывал ничего интереснее. — Да и незачем мне там светиться. Боюсь, хуже будет.
В самом деле, хотелось в замок страсть как. Но он не солгал, от этого действительно всему было бы только хуже. И безопасности — к чему внимание привлекать? И спокойствию — к чему себе и вон Моравицу нервы трепать? Павен опять же. В возрасте приличном, работает продуктивно, справляется, а тут он со всей своей массой, кто угодно струхнёт. И пойдёт всё прахом. Марий это понимал лучше всех. Студиозусы опять же — для них он идеалом должен быть недостижимым, а не панибратство всякое разводить…
Сеш незаметно улыбнулся, но Марий всё равно заметил, глядя на него из-под кустистых бровей.
— Хватит ржать! На себя посмотри.
Моравицкий в ответ легкомысленно развёл руками.
— Домой не отпущу. Здесь заночуешь. Завтра всё!
Часть 26
Платан возмущённо шумел поредевшей листвой и кидался сухими ветками. Прицельно.
Олюшко едва увернулась от одной такой, мазнувшей по юбке. Ей тоже не нравилось, что здесь произошло. А то, что они не понимали, что именно случилось, не нравилось ещё больше.