— Не скажу только кто. Пусть живёт себе спокойно. А то вы в резерв её, опять на вооружение…
— Что за зАмок… — проворчал ректор тихонько. — Все что-то скрывают.
— Кто ещё? Нэт что ли?
— Откуда..? — недовольно нахмурился Павен.
— Да только ленивый не знает про его ведьму, — фыркнула женщина. — И вообще…
— Что вообще?
— Завидно. Вот что! — Нинандра дёрнула на себя одеяло, а светлая шевелюра привычно встопорщились дыбом.
Злится, с нежностью подумал Павен.
— У него там четвёртый ребёнок родился, — постарался разрядить обстановку ректор.
— Четвёртый!? — задохнулась Нинандра, и в её волосах проскочила вполне ощутимая искра. — И он молчал?!?
— Да тут и говорить ничего не надо, — Павен заложил одну руку за голову, другой сгрёб Нинандру к себе под бок — так оно надёжней и меньше разрушений… — На нём всё само написано. Зачем только скрывает?
Палица и впрямь перегнул с этой своей ведьмой. С собой в Ратицу притащил. Откуда, не знает никто. Павен так и не смог выяснить. Он и видел-то её только однажды, когда она второй раз на сносях была. Невтон сам пришёл рассказать о ней и о дочери, попросил кого-нибудь из парней приглядеть, пока его рядом нет.
Ну Павен не жадный, он сразу мальца одного к ним послал. Долго тот малец потом с синим ухом ходил, да и Палица с натуральным фингалом неумело кем-то залеченным.
Вот и сейчас. Уж седьмицу третью ходит злющий, как бес, глаза запавшие, взгляд в себя. Видно же, что недосып у человека отчаянный.
— Опять девочка, поди, вот и не хвалится, наверное.
Нинон рванулась в сторону, пытаясь выбраться из его обездвиживающих объятий, но то, что попалось в руки Павену, исчезало из прочего мира навечно.
— Мне б и одной малюсенькой девочки хватило, — прошипела, как злобная кошка, с трудом развернулась. — Вот такой, — показала руками нечто крошечное, размером в её две ладошки, и короткий разряд из торчащих дыбом волос женщины больно ткнул Бельского в нос.
Солнце внезапно скрылось, и в комнате сильно потемнело. Павен нехотя повернулся, и его подбросило на кровати.
За окном одновременно происходили два инцидента, не обратить внимание на которые было бы не только преступным, но и угрожающим жизни замка. А, возможно, и всей Ратицы.
Над лесом одновременно взвилась чёрная стая бешено вопящих птиц и летучих мышей, хаотично сталкивающихся друг с другом, и затмили свет солнца огромные кожистые крылья. Они толкали воздух с такой силой, что дрожало окно, а деревья у замка разом лишились последней листвы и большей части веток.
Оглушительный рёв довершил эту ужасающую картину настоящий дракон завис перед ректорским окном, тяжело взмахивая крыльями. Он был так близко, что можно было разглядеть тонкие линии складок, покрывавшие тёмную кожу и пупырья на боку твари, подозрительно напомнившие Вельскому гигантские мурашки. Рептилия медленно повернули шипастую голову, и Павен готов был поклясться, что уставилась на него с укором.
Внизу, во дворе дела обстояли ещё более возмутительным образом — там в чаше сухого фонтана бил крыльями второй здоровенный ящер.
Ректор тряхнул головой, силясь припомнить, бывают ли в раю драконы? По всему выходило, что бывают. И в таком случае, ему следовало постараться выяснить, когда же он умер (хотя какой уже в этом смысл?). И если всё-таки нет, вспомнить, что он вчера такого на ночь выпил. Но навскидку, Лииса новых настоек вроде не присылала.
Рявкнув за спину:
— Дорогая! У нас в фонтане дракон! — Павен погрозил чудовищам пальцем. Потом, подумав, показал здоровенный кулак. И гневно задёрнул занавеси. У него тут личная жизнь, можно сказать, впервые за всю жизнь наладилась, а у них тут драконы! Нашли время. Никакого уважения к ректору и вообще к старшим!
— Будет тебе девочка, — прорычал Вельский, встряхивая ворох перепутанной одежды. — И мальчик будет, — он угрожающе глянул на неплотно прикрытое занавесями окно, в котором отчётливо виделся огромный ярко-зелёный глаз. — И даже ездовой дракон! Тоже у тебя будет! Только штаны найду.
Часть 33
Левек нашёл их к темну. Когда солнце спустилось к самым макушкам деревьев, и холод заполз в низину, по которой он шёл.
Вернее, искали его самого. И нашли бы, если бы он не знал этот край, как собственные свои заусенцы. Парень двигался по сонному, туманному лесу, минуя тропы, обходя их так, чтобы посматривать на них со стороны.
Сладкий запах зреющей осени и родной земли наполнял лёгкие. Здесь всё было так привычно, так по-прежнему, что Левек на краткое мгновенье подумал, что та записка, которую он оставил у Татовича, была ошибкой. Что кто-то просто так недобро пошутил… Вот только клановый вестник могли выпускать только старшие члены семьи. А их отец шутить вообще не любит. За шутки можно было на всю зиму отправиться в хлев к скотине, там и столоваться.
В хлеву было тепло и спокойно. Но запах его из волос и одежды не выветривался чуть не с год. Даже собаки шарахались. И желающих отправиться на постой в хлев почти не имелось. Редко, когда кто рискнёт подурачиться с перепо…с перепугу. Поэтому с шутками у Кавешичей был большой недобор.
Что-то он там найдёт, дома? Сейчас спустится вниз с холма, выберется на опушку, пройдёт мимо круглого озерка и видно уже будет. Хоть какая известность…
Листья беззвучно сыпались, как яркий, раскрашенный снег, затирая и так неприметные следы парня. Потемневшие ветви тянулись ввысь, вбирая последние крохи тепла и скудного света. Левек остановился, задрав голову вверх и переводя дух.
Так… красиво… Он, оказывается, тосковал. По этому всклокоченному, хмурому небу, вязкой земле и коренастым могучим соснам. Здесь же все тропы заговорённые, каждая кочка для дела. Как вы могли её упустить?! Кто мог Даричку отсюда украсть? Она сама бы ни за что не сбежала. Сейчас он был в этом уверен.
Сердце Левека сжала прочно поселившаяся в нём тревога, и он глубоко вдохнул напитанный влагой, холодный воздух, ища в нём хоть какую поддержку.
Пахло влажной землёй, подмороженной прелью и очень ярко — свежей травой. Младший отпрыск славного рода, стерегущего северную границу, медленно огляделся, примечая не видные обычному взгляду штрихи. Кто-то шёл здесь недавно, скрывая следы, обмотав сапоги травой и минуя тропы. Как и он сам сейчас. И, судя по всему, это был кто-то из своих, из клана.
Это одновременно успокаивало и пугало. Потому что значило, что за подступами к дому кто-то следит. А в том, что следить было за кем, парень уже не сомневался — не зря ему та замаскированная стоянка в лесу так не понравились.
Чутьё явственно и настойчиво гнало Левека домой, и он, охотно поддавшись этому чувству, прибавил шагу.
Копьё опять присмирело и само льнуло к руке. Хотя в нём самом ничего для этого не поменялось. Он как был Левеком, так им и остался. Никаких грандиозных планов или идей, которые могли бы впечатлить копьё Регнерта, у него, как он ни силился что-то из себя выдавить, не появилось. Парень даже подозревал, что так копьё хитрило, будто ждало, чтобы он ослабил контроль. Поэтому Левек из виду копьё не выпускал, постоянно следя за ним краем глаза, и вообще на всякий случай держался за него покрепче.
Вот и сейчас, когда в отдалении хрустнул сушняк, и разом смолкли птичьи голоса, Левек сильно стиснул древко копья, с удивлением отметив, что больше не чувствует страха. Совсем. Парень быстро оглянулся, ничего подозрительного не заметил, но чутьё будто толкнуло, «скорей!» — вжался широкий ствол старого дерева и замер, дыша в треть силы, чтобы тёплый пар от дыхания его не выдал.
Рядом с ним вдруг вскинулась ветка. От резкого движения одновременно слетели ослабевшие листья с дерева и чужой отвод глаз. Тут он всадников и увидел.
Наёмники. Пятеро. Почти целый отряд.
Парень застыл, чувствуя, как рвёт от волнения дыханье, и гул крови до глухоты закладывает уши, но не дышать, не сглотнуть было нельзя. Это значило мигом себя обнаружить. Подождав, пока они немного проедут вперёд, очень медленно опустился на пёстрый опад. Поредевшие деревья открывали обзор в обе стороны, и сейчас его самого тоже было бы хорошо видно, вздумай кто-нибудь из них обернуться.
Едва двигаясь, Левек стянул с головы шапку, освобождая блёклые влажные волосы, чтоб вернее слиться с осенним лесом и лёг навзничь. Мысленно укрыл себя опавшей листвой и зажмурил глаза. Услышал, как всхрапнула лошадь. Ещё одна.
Почуяли его, наверное. Левек вытянулся в струну, готовясь к любому исходу.
Кони затопали, загарцевали. Он это затылком чувствовал, стараясь совсем не дышать. Заржали…
Кто-то коротко крикнул, послышался резкий, пронзительный свист, топот копыт, и всё стихло.
Увёл кто-то, подумал Левек, чувствуя, как сердце колотится о зубы и кадык.
Он лежал так, не шевелясь, пока не начало ломить от холода уши, чувствуя, как на него сыплются листья, как отпускает натянутую тетиву опасности и оживает лес, пока не понял, что копьё в его руке мелко трясётся.
Левек резко открыл глаза и столкнулся с пронзительным синим взглядом, таким же, как его собственный.
— Ты чего тут? — тихо и страшно спросило существо, утыканное ветками и травой, и от души вымазанное грязью.
— Ты чего… На кого похожа!? — изумился и возмутился Левек. Девушка выглядела однозначно живой, хоть он и принял её сначала за жуткого лесного духа. В толстых ватных штанах с широким поясом и подбитой мехом короткой кожаной куртке, обвязанной ветками и метёлками диких злаков, она походила скорее на лесовика или чмора. Перед тем, как впасть в спячку они были особенно вредны и злобны.
— На кого — на кого, — проворчала Даричка, очень по-женски поправляя свисающую с шапки сухую траву. — Надеюсь, на кустик.
Левек счастливо оскалился. И вдруг вскинулся, разом руша с трудом выстроенный покой, и вцепился в это несуразное создание обеими руками.