— Я буду искать его! — крикнул аль-Хуссейн. — Я буду искать и найду его. И моли Аллаха, чтобы я нашел его! Иначе… — И он провел плоской ладонью перед шеей. Затем сделал знак охранникам. Они затащили Нагиба в темное помещение без окон, связали ему руки и ноги и оставили лежать в углу.
Али ибн аль-Хуссейн в тот же день на пароходе отправился в Луксор в сопровождении обоих телохранителей.
Семь дней прошло с того момента, как Нагиб с Омаром расстались, семь достаточно безрезультатных дней, не считая того, что Омар узнал, что леди Доусон — агент британской секретной службы. Мужчины, за которыми он следил целыми днями, также ни к чему не привели его. Предположение Омара касательно того, что в какой-то момент должен появиться профессор Хартфилд, не оправдалось. Он же рассчитывал на это, когда леди Доусон вместе с обоими мужчинами отправилась в Долину Царей, где они скрылись в доме Картера, затем вместе с ним спустились по узкой тропинке к подножию утеса. Омар быстро нагнал их по мощеной дороге. Издалека он видел, как Картер, держа в руках планы, очерчивает некий ареал, делая неопределенные жесты руками, будто убеждая слушателей в чем-то невероятном.
Пользуясь суковатой палкой, точно феллах, Омар приблизился к ним, кивнул и поздоровался, попытавшись одновременно уловить пару слов из разговора. То, что он услышал, однако, производило впечатление, что ищут они не Имхотепа, а гробницу какого-то фараона, опираясь на кубок и ларец, находившиеся, видимо, некогда внутри и обнаруженные теперь Картером. Леди Доусон, прикрывавшаяся от солнца изящным зонтиком, и оба агента в своих широкополых шляпах не слишком стеснялись бедняка, будучи уверены в том, что человек сто положения не может знать их языка. Так Омар, пристроившийся на камне неподалеку, узнал, что лорд Карнарвон, по чьему заданию Картер вел раскопки в Долине Царей, был жадным охотником за предметами искусства, о науке же был невысокого мнения, и что Картер был в тот момент близок к решению бросить работы.
Насколько Омар мог понять, Картер обладал некоторой информацией, которую и собирался сообщить агентам и о которой лорд Карнарвон ничего не должен был знать. К удивлению Омара, об Имхотепе не было сказано ни слова, как и о Хартфилде, главной фигуре поисков. Примечательным Омару показалось сообщение агентов, что, начиная со следующей недели, Картер сможет найти их в отеле «Мена Хаус» в Каире. Из чего можно было заключить, что дальнейшая деятельность британской секретной службы будет развернута в северном Египте. Чтобы не вызвать подозрений, он направился в город, намереваясь на следующий день вернуться в Каир.
В комнате отеля «Эдфу» Омар упал на кровать и задумался. Он следил за агентами в надежде, что они приведут его к Хартфилду. Однако здесь, в Луксоре, он оказался дальше, чем когда бы то ни было, от цели. Он начал сомневаться, правильно ли расслышал их слова той ночью на корабле. Неужели он так увлекся поисками профессора, что уже не в состоянии был отличить реальность от собственной фантазии? Эта мысль вызвала гнев, с которым Омар не в силах был совладать.
«Allah akbar — Аллах велик» — было написано на противоположной стене арабской вязью, ниже европеец поместил написанное изящным почерком любовное признание: «Jane forever — Джейн навсегда», имя дважды подчеркнуто. Фигурки перемежались изображениями зверей, а также многочисленными непристойностями.
Омар отчаялся. Он почти стеснялся возвращаться в Каир, где ему придется встретить Нагиба, о чьей судьбе он ничего не знал. Мгновение его занимала идея использовать представившуюся возможность для того, чтобы освободиться от пут тадамана. Такая удобная возможность вряд ли скоро повторится. Но Омар отогнал от себя эту мысль: тадаман не отпустит так просто его, столь глубоко впутавшегося в дела организации; кончится тем, что его станут преследовать и англичане, и националисты.
Так что Омар вернулся в Каир. Квартира была пуста, что сначала не взволновало его; единственным признаком пребывания Нагиба был листок с какой-то закорючкой, не многое сказавший Омару. И лишь после двух суток отсутствия товарища он решил заняться поисками. В кофейне «Рояль» на углу улицы ничего нового ему не сообщили: официант, в совершенстве владевший искусством разноса напитков на держащемся на трех цепочках подносе, лавируя между посетителями, давно не видел Нагиба, а человека по имени Али ибн аль-Хуссейн вообще не знает — по его словам, по крайней мере.
Целый день Омар бесцельно бродил среди громоздившихся вокруг домов. Каир раздражал его, город внушал ему страх: кричащие люди толкались, они ничего не значили, никем не были, оголодавшие дети протягивали руки, прося денег, босые женщины, целиком укутанные в одежды, несли на головах корзины, британские солдаты в униформах, ослы, торговцы со своими тележками, все растущее число автомобилей, лающие дворняжки и везде кошки, кошки со свалявшейся шерстью, грязные и ободранные, как окружавшие их улицы и дома. Даже не имея цели, Омар жаждал покинуть этот город как можно быстрее.
Поздно вечером он вернулся в свое безымянное жилище на безымянной улице. Надежда на то, что Нагиб вернулся или хотя бы дал о себе знать, не оправдалась. На столе лежал все тот же лист бумаги, на который по приезде он не обратил особого внимания.
Перекрещенные линии, если смотреть на них долго, складывались в улицы — на листе был план города; без единого слова подсказки Омар узнал находившуюся неподалеку площадь Мидан Салах эд-Дин, мечеть Султан-Хасан и поворот улицы Шарья Ассалиба, находившийся в паре шагов от их квартиры. Посреди линий стоял крест.
На следующий день, зажав план в руке, Омар отправился на поиски. Он не мог представить себе, куда приведет его план, найти Нагиба он не рассчитывал, и все же что-то тянуло его к месту, обозначенному на карте крестом. Это было одним из тех совпадений, которые называют судьбой и которые вызывают впоследствии лишь недоверчивую улыбку.
Омар остановился перед зеленым домом на безымянной улице. Должно быть, это его цель. Решив постучать, он не мог представить себе, что может его ожидать.
Дверь открыл слуга, он смерил Омара оценивающим взглядом и вежливо с оттенком пренебрежения сказал:
— Мой господин, Али ибн аль-Хуссейн в данный момент отсутствует. Чего ты хочешь?
Любого другого подобная неожиданная встреча лишила бы дара речи или повергла в шок, заставив бежать прочь. Однако среди прочих качеств Омара было и умение быстро реагировать, сохраняя трезвость мысли в неожиданных ситуациях.
— Я, — спокойно ответил он, — друг твоего господина Али ибн аль-Хуссейна. Мы принадлежим одной организации — ты понимаешь, о чем я. Мне нужно поговорить с ним!
Таинственный намек встревожил слугу, он не мог сообразить, что Омар имел в виду, и мгновенно стал дружелюбнее:
— Верь мне, Эфенди, я бы не отсылал тебя, но, Аллах свидетель, Али ибн аль-Хуссейн в отъезде!
Омар отодвинул слугу и вошел в темный холл. На каменном полу лежали дорогие ковры, канделябры свисали с высокого потолка, правее располагался бассейн.
— Мне нельзя впускать тебя, Эфенди. Я позову госпожу! — воскликнул слуга высоким, резким голосом. Но прежде, чем он успел позвать на помощь, на лестнице появилась госпожа, привлеченная криком. Она была в черном, как это подобало замужним женщинам, и ее длинные одежды отличались изысканной простотой.
— Все в порядке, Юсуф, — сказала она, подавая слуге знак удалиться. Затем подошла совсем близко к Омару и открыла лицо.
Омар окаменел. Будто железную скобу вбили ему в грудь, и она мешала биться его сердцу, затрудняла дыхание, сковывала движение, Омар стоял и, не двигаясь, смотрел на лицо женщины. Она подняла правую руку и положила ему на грудь.
— Ya salaam! — тихо с трудом проговорил Омар, добавив застенчиво и как бы не веря себе: — Халима?
Халима кивнула. Глаза ее блестели, Омар тоже боролся со слезами. Ему трудно было сдержаться, чтобы не прижать к себе Халиму, не ощутить ее бьющееся сердце и ее тело.
Сколько лет не видел он Халиму? Прошло около шести или восьми лет с тех пор, как он нашел пустым ее дом в эль-Курне. Как горько ему было тогда читать ее письмо, в котором она прощалась с ним. Омар знал его наизусть, сотни раз прочел он его, каждое слово, целовал его, как ребенок, но так и не понял прощальных слов Халимы.
— Халима, — повторил он беззвучно, — ты, здесь?
Халима пожала плечами. На ее губах играла нежная улыбка, словно она хотела извиниться, извиниться за неожиданную встречу. Тусклый свет холла скорее скрывал, чем освещал, и все же Омар ощущал, чувствовал Халиму, потому что так и не забыл ее за все эти годы. Ее близость действовала, как пустынный ветер хамсин, чей жар незаметно обжигает кожу, она заставляла его гореть и дрожать от холода одновременно, отнимала способность мыслить. Омар видел Халиму сердцем, разумом же его был затемнен. Что-то в нем противилось моменту, она не могла, просто не могла быть здесь, в доме этого Али ибн аль-Хуссейна.
Госпожа! Боже, этого просто не могло быть! Именно тот, кого он мог предположить в последнюю очередь, забрал ее у него. Во имя Аллаха, почему она последовала за таким негодяем, как Али ибн аль-Хуссейн? Почему она молчит? Почему не объяснит эту необъяснимую ситуацию? Почему не скажет, что все еще любит его так, как по-прежнему любит ее он?
Он не мог дотронуться до Халимы, как ни желал этого. Время изменило ее. Она не стала менее красивой или желанной, изменились ее движения. Теперь она вела себя как женщина, а не как девочка. Перед Омаром стояла повидавшая жизнь, взрослая женщина, в чьем присутствии он почувствовал себя мальчишкой.
В душе Омара рос страх, страх перед тем, что Халима может сказать нечто, что разрушит их связь, она могла сказать: «Уходи и никогда не возвращайся, нам нельзя видеться!» Как она уже сделала это однажды. Так что он попытался заговорить первым и начал лепетать — иначе его слова назвать нельзя было — нечто нечленораздельное: что-то о Нагибе, своем друге, которого надеялся найти, потому что аль-Хуссейн дал им задание.