— Туссен, предположим, вы действительно видели здесь Курсье, тогда вы должны это объяснить.
— К черту ваши объяснения! Я сам не знаю, что об этом думать. Сам Курсье в любом случае выбраться не мог. Кроме того, он был мертв. Мертв, мертв, мертв! — Туссен крикнул так громко, что стены отразили звук; качая головой, он рассматривал пространство под плитой.
Было не просто объяснить ситуацию консулу Сакс-Виллату. Он рассмеялся, когда услышал, что тело Курсье исчезло, приняв это за шутку, и потребовалось все умение обоих свидетелей убеждать, чтобы заставить консула поверить. Обычно столь изысканный и вежливый, он изрыгал проклятия, так что профессор весь сжался и начал прохаживаться перед входом в гробницу мелкими, быстрыми шажками.
— Вы вообще понимаете, что это значит? — возбужденно шептал он. — За нами давно наблюдают. Но и это не все! Вероятно, Курсье работал на кого-то другого.
— На кого-то другого?
— На британцев, немцев, националистов, американцев, откуда я знаю?
— Если позволите заметить, — вставил д’Ормессон, — ваша аргументация нелогична. Допустим, Эдуард Курсье действительно по неизвестным нам причинам работал на кого-то другого и он действительно погиб. Но было бы откровенной глупостью со стороны этого кого-то доставать тело погибшего Курсье; это ведь мгновенно наводит на мысль о двойном агенте.
Мысль была трезвой. Но должна же была быть какая-то причина для того, чтобы кто-то извлек тело Курсье из-под камней. Ситуация была абсурдной. Секретная служба создает команду специалистов, и вот они сами оказываются под наблюдением.
Профессор Миллекан отказывался работать в такой обстановке. Ведь может оказаться, что Курсье знал нечто важное, быть может, он был близок к разгадке тайны Имхотепа и, таким образом, встал кому-то поперек дороги, кому-то, не остановившемуся перед убийством. В этих обстоятельствах уместен вопрос, случайно ли обрушился свод гробницы Нефера.
Вполне возможно, что ответ на все вопросы кроется в плане, обнаруженном возле тела Курсье. Миллекан и д’Ормессон были уверены в этом, Сакс-Виллат был слишком потрясен, чтобы сформировать собственное мнение, Туссен сомневался.
На следующий день из Александрии в Саутгемптон отправился пароход «Александра». На борту находился запаянный гроб. Свидетельство о смерти было оформлено на Чарльза Уайтлока из Глазго. За каюту платило британское Министерство иностранных дел, отдел Интеллидженс-сервис.
11Берлин — Лондон — Берлин
«Мужья стоят над женами за то, что Аллах дал одним преимущество перед другими, и за то, что они расходуют из своего имущества. И порядочные женщины — благоговейны, сохраняют тайное в том, что хранит Аллах. А тех, непокорности которых вы боитесь, увещайте и покидайте их на ложах и ударяйте их».
Знакомство с капризным бароном неожиданным образом изменило их жизнь. Омар, Халима и Нагиб привыкли к нужде и лишениям, теперь же они внезапно оказались среди берлинского высшего общества, причем малейшее упоминание о дружбе с бароном открывало перед ними любые двери. Барон фон Ностиц-Вальнитц предоставил им просторную, со вкусом обставленную квартиру в одном из сдаваемых им домов между Императорским банком и Драматическим театром, в том районе, где никогда не показываются бездомные, наводнявшие Берлин, и не скапливаются очереди бедняков перед бесплатными столовыми. Дважды в день Нагиб давал друзьям уроки немецкого языка, остальное время они проводили в архиве барона.
Просмотр и изучение имевшегося материала заняли три недели и обеспечили им обширнейшие знания предмета, так что Омара и Нагиба охватила настоящая эйфория. Они добровольно проводили в архиве дни и ночи, делали пометки, развивали теории и вновь отклоняли их. Подтвердилось то, что они давно подозревали: вся деятельность британской секретной службы была завязана на леди Доусон, и именно эта организация обладала наиболее полной информацией. Египетские националисты, среди которых ключевой фигурой можно было назвать Али ибн аль-Хуссейна, окончательно разругались между собой, кроме того, ими в основном руководила личная заинтересованность, что значительно усложняло процесс поисков. Что касается Дезьем бюро, то не вполне было ясно, над чем работают французы, так как они часто меняли место и объект исследования, и, не углубляясь в подробности, можно бы было упрекнуть их в некомпетентности и наивности, если бы не участие в проекте опытного Туссена, известного умением вести двойную игру и создавать иллюзию деятельности там, где ее нет.
Уже один тот факт, что немецкая секретная служба наблюдала за деятельностью служб стран-соперниц, при этом действуя столь умело, что те очень сомневались, что Германия в курсе тайны Имхотепа, доказывало превосходное качество ее работы. Так что Фрейенфельс, рассматривавший все занятия барона как баловство, был абсолютно прав, заподозрив в фон Ностице, работавшем теперь со своей вполне компетентной командой и пользовавшемся предоставленной ему по старой дружбе информацией, соперника императорской секретной службы; он даже начал бояться, что все сливки достанутся именно барону.
В баре отеля «Адлон» состоялась беседа бывших друзей, во время которой звучали достаточно резкие обвинения. Фон Ностиц заявил о разрыве сорокалетней дружбы, Фрейенфельс называл бывшего друга бессовестным эгоистом: ситуация стала слишком серьезной, чтобы доверить дело столь несерьезному человеку, и если барон этого не понимает, очень жаль.
Барон фон Ностиц-Вальнитц не понимал. Он вызвал Омара и Нагиба и объяснил им ситуацию, спросив, видят ли они возможность работать дальше. Он, в свою очередь, готов предоставить им любую посильную помощь.
До того времени ни французы, ни англичане, располагая значительными средствами, не сумели достичь значимых успехов. В этом, по словам Омара, был ответ на вопрос. Бесполезно бродить с лопатой по пустыне в поисках гробницы Имхотепа, если даже примерно неизвестно место, где она находится.
Фон Ностиц вскинул голову:
— Вы не верите, что она в Саккаре?
— Что значит верить? Необходимо знать! — бросил в ответ Нагиб. — Ни в одном из текстов, обнаруженных в пирамидах, нет указания на то, что создатель пирамид покоится вместе со своим господином либо возле него, то есть в тени пирамид. Конечно, нельзя полностью отвергать возможность того, что Имхотеп захоронен именно в Саккаре, это все же был город мертвых при Мемфисе, а Мемфис был столицей государства. Но с уверенностью этого утверждать также нельзя.
— Кажется, вы идете совсем по другому следу!
— Скорее, по следу следа! — ответил Омар. — Я считаю, мы должны искать там, где потерпел неудачу тот, кто стоял ближе всех к разгадке тайны.
— О ком вы говорите, Омар?
— Я говорю о профессоре Хартфилде. Хартфилд располагал наиболее полными сведениями и наиболее ценным элементом текста плиты, являющейся ключом к тайне.
— Но Хартфилд мертв. Его убрали с дороги чьи-то агенты. Это же ясно как день!
— Ничего неясно, — возразил Омар, — это не будет доказано, пока не найдут тело Хартфилда!
Барон взмахнул руками:
— Но вы же не думаете, что миссис Хартфилд была убита, а профессор похищен и теперь вынужден продолжать поиски для кого-то?
— Не вижу в этом ничего невероятного, — задумчиво проговорил Омар.
— И на чем основано ваше предположение?
— Может быть, это просто идея-фикс, — пожал плечами Омар. — Но у меня какое-то странное предчувствие. Однако даже если Хартфилд мертв, необходимо выяснить, что с ним произошло.
Нагиб кивнул, барон медленно покачал головой.
— Когда исчез профессор? — спросил он наконец.
— Судя по данным ваших документов, примерно четыре года назад. Я сужу по сообщению в лондонской «Таймс» от 4 сентября 1918 года. Жена Хартфилда Мэри была найдена мертвой позже в пяти километрах на запад от Саккары. Следы профессора не обнаружены.
— В пяти километрах на запад от Саккары, говорите? Что же понадобилось миссис Хартфилд в Ливийской пустыне?
— Если бы мы это знали, — усмехнулся Омар, — то продвинулись бы достаточно далеко. Но мы не знаем этого. Просматривая собранные вами документы, я заметил интересную деталь. Немецкая секретная служба узнала, что при миссис Хартфилд было найдено письмо…
— Ах, перестаньте вы! Мертвецы не носят с собой писем. Оно наверняка было подброшено, чтобы отвести подозрение от чего-то другого. Было бы интересно узнать о причине ее смерти. Как погибла миссис Хартфилд?
— Этого бумаги не говорят. Лишь то, что следов насилия на теле обнаружено не было.
Барон задумался. Затем спросил:
— Что же было в письме?
— Речь шла о встрече в каирском отеле «Савой». Во время нее должна была состояться передача отпечатка плиты за вознаграждение, от которого дух захватывает.
— Сколько?
— Десять тысяч английских фунтов.
— Десять тысяч фунтов? Это же куча денег!
— Это целое состояние. Впрочем, Хартфилды бедными людьми не были. В средствах они не были ограничены. Их дома в Бэйсвотере и Пэддингтоне приносили больше денег, нежели можно потратить. Однако, судя по всему, миссис Хартфилд предложение не приняла.
Нагиб полистал бумаги и извлек копию досье секретной службы, в котором шла речь о письме.
— Вот, — сказал он, похлопав по листку, — 12 октября 1918 года, в 11 утра должна была состояться передача. Но до этого, видимо, дело не дошло.
Фон Ностиц задумался:
— Если исходить из того, что Хартфилд еще жив, где бы вы начали поиски?
— Послушайте, — ни на минуту не задумавшись, ответил Омар, — я бы искал там, где этого еще никто не делал. Не в Саккаре, а там, где он жил, — в Лондоне. Я не собираюсь оспаривать важность достижений секретных служб. Но если мы хотим добиться успеха, нужно идти своим путем.
Решительность, с которой говорил Омар, понравилась барону, и на следующий день он достал юноше документы и посадил на паром, снабдив достаточной суммой денег. Халима, все больше увлекавшаяся столичной жизнью, осталась. Нагиб же получил разрешение на поиски в архиве Нового Музея. Официально его интересовали каталоги египетских экспонатов, на самом же деле он хотел изучить корреспонденцию касательно последних находок немецких археологов в Египте.