— Он назвал его так спонтанно, и адрес тоже. У меня не было причин спрашивать, — ответил фон Ностиц. — Оформить паспорт, не важно, на какое имя и на какой адрес, — это всего лишь вопрос денег.
Все трое отправились в одну из приятных кофеен на набережной Нила, чтобы обсудить, что теперь делать. Беспомощность вселяла такую неуверенность, что Халима даже предположила, что это все может быть махинацией одной из секретных служб, целью которой было завлечь их в ловушку. Но вдруг Нагибу в голову пришла мысль обратиться за помощью к Хасану, инвалиду, чистившему обувь перед отелем «Мена Хаус» в Гизе. Если кто-то и мог помочь им, то только он.
Фон Ностиц, заметив, что начинается песчаная буря, затмевающая небо, предпочел остаться в отеле «Семирамис», а Халима и Нагиб отправились в Гизу.
Хасан со своим ящиком прятался в одной из ниш стены перед входом в отель. Несмотря на то что тучи песка застилали видимость, носясь по улицам и вокруг отеля, Хасан сразу узнал Нагиба.
— Где мой друг Омар? — спросил он, пока Нагиб представлял ему Халиму. Он даже представить себе не мог, какие чувства будит в них своим вопросом.
Не ответив на вопрос, Нагиб осведомился, слышал ли микасса что-нибудь о перестрелке в Саккаре.
Хасан посмотрел на Халиму и кивнул ей, будто желая выразить соболезнование, но вместо этого произнес:
— Ты, наверное, рада, что избавилась от этого аль-Хуссейна. Омар мне много рассказывал о тебе.
— А этот эль-Гафар? — нетерпеливо спросил Нагиб.
— Такой же разбойник, как и его господин. Официально он смотрел за одним из сдаваемых домов аль-Хуссейна, на самом же деле был его верным сообщником, совершая любые мошенничества. Аллах наказывает всех, кто того заслуживает.
У Нагиба будто пелена с глаз упала. Он знал, что уже где-то слышал это имя. Теперь он понял, почему Омар выбрал именно его. Хафиз эль-Гафар смотрел за тем домом, где они с Омаром несколько лет назад снимали квартиру.
Поняв все, Халима бросилась на шею Нагибу, заплакала от счастья и закричала сквозь бурю, что она любит Омара и никого другого.
Но где же Омар был сейчас?
С облегчением барон фон Ностиц-Вальнитц узнал новости. Звонок в отель «Аль-Саламек» в Александрии прояснил ситуацию. Там сообщили, что некий Хафиз эль-Гафар действительно все еще проживает в этом отеле, но в данный момент отсутствует, и спросили, что ему следует передать.
В тот же день барон, Халима и Нагиб отправились в Александрию. Вечером они уже выходили из такси возле означенного отеля, маленького и не слишком роскошного, но достаточно неброского, чтобы быть подходящим местом для лиц, не желавших бросаться в глаза.
Эль-Гафар, как им доложили, находился в ресторане. Портье послал за ним слугу.
Халима дрожала. Она кусала кулачки, ходя взад-вперед по холлу отеля. Она не решится взглянуть ему в глаза. Но, быть может, думала Халима, Омар и не удостоит ее взглядом, назовет ее хурият и отвернется от нее. Она бы не смогла упрекнуть его в этом случае.
Сквозь отделанную белым орнаментом стеклянную дверь было видно идущего Омара. Без сомнения, это был именно он. Халима хотела броситься к нему, упасть в его объятия, но стояла, будто окаменев. Ноги, которые должны были нести ее к нему, не слушались. Халима боялась.
Не говоря ни слова, Омар подошел к ней и кивнул, будто говоря: «Я знал, что ты вернешься». Но он ничего не сказал и обнял Халиму. Промолчал он и тогда, когда она прошептала:
— Прости меня. Я люблю тебя.
Некоторое время барон и Нагиб не вмешивались, затем же они обрушили на Омара поток вопросов. Полночи он рассказывал им, как добирался из Дисука в Сиди Салим и обнаружил там Хартфилда и безумных монахов. О том, как нашел обломок плиты в архиве и о странном поведении Хартфилда, периодически впадавшего в безумие, становясь похожим на безжизненную статую. Барон казался опьяненным, не раз в течение ночи он повторял, что это счастливейший день в его жизни, при этом его лицо сияло.
От Нагиба Омар узнал перевод фрагмента, а также и то, что важнейшая часть отсутствует, что наводит на мысль о том, что Хартфилд сломал плиту, чтобы скрыть истину. Наконец, они решили на следующий день отправиться в Рашид и оттуда дальше в Фуву. Там они собирались найти мулов и отправиться в Сиди Салим. Целью предприятия было освобождение профессора Хартфилда.
Опасения Омара, что дорога может быть слишком утомительной для барона, тот отверг. Он не даст отстранить себя от плодов своих трудов. Если понадобится, он в одиночку вызволит Хартфилда из подземелья.
На следующий день они арендовали автомобиль и достигли Фувы. Барон демонстрировал стойкость и выносливость в условиях июньской жары. У одного из кузнецов Рашида они купили оружие, назир продал им старую армейскую палатку. Для людей и всего снаряжения, включавшего недельный запас воды, фон Ностиц купил пять мулов, которых торговец обещал взять обратно за умеренную плату в том случае, если окажется, что они не соответствуют требованиям покупателя. Итак, Омар, Нагиб и барон отправились в путь. Халима осталась в отеле.
В отличие от своего первого путешествия в Сиди Салим, когда Омар слепо доверился погонщику, теперь в его распоряжении была превосходная карта. Вверх по Нилу от Рашида в сторону Фувы вела широкая дорога. Через два часа пути они достигли развилки, от которой на восток вела тропа, проложенная караванами. Сначала она поворачивала на юг мимо озера и через болотистую местность, затем же постоянно шла на восток. У маленькой речушки, текущей с юга на север, тропа сворачивала направо и шла прямо в сторону Сиди Салима.
Фон Ностиц, никогда в жизни не сидевший даже на лошади, что уж говорить о муле, с достоинством и спокойствием переносил путешествие. Он приобрел шляпу от солнца и форму хаки, какую носили все англичане, приезжая в Египет, и видел свою основную задачу в том, чтобы осматривать горизонт в полевой бинокль, дабы избежать нежелательных встреч с монахами Сиди Салима.
Омар разработал следующий план: в трех часах пути от Сиди Салима они должны были разбить лагерь, отдохнуть и дождаться темноты. Затем, оставив все снаряжение, пробраться к монастырю под покровом ночи. Самого выносливого мула они собирались взять с собой — трудно предсказать, в каком состоянии будет Хартфилд.
Они молча проверили оружие. Омар и Нагиб научились обращаться с оружием еще во времена сооружения железной дороги через Синайскую пустыню. У Нагиба было крупнокалиберное арабское ружье, старомодное, но — по его мнению — бьющее точно в цель, легкое и простое в обращении. Омар был вооружен наганом калибра 7.62. В кобуре барона покоился маузер, однако тот достаточно недоверчиво относился к собственному оружию, так как из-за поврежденной ноги не принимал участия в войне и утверждал, что прибегать к его использованию будет лишь в крайнем случае.
Их единственная возможность выйти победителями против превышающих их числом монахов, также имевших оружие, состояла в использовании эффекта неожиданности. Они должны были незамеченными проникнуть в лабиринт, освободить профессора и так же быстро, как пришли, исчезнуть. Сидя в палатке, они пытались проработать все возможные варианты осуществления плана. Омар чертил палкой на земле примерные очертания монастыря, как он его запомнил, и тот путь, которым они должны были воспользоваться, чтобы попасть в помещение, где обитал профессор. Омар упоминал все детали, которые ему удалось вспомнить.
— Есть еще одна важная проблема, — добавил Омар, закончив рассказ. — Что мы будем делать, если профессор откажется пойти с нами?
Барон удивленно посмотрел на Омара:
— Почему он должен отказаться? Монахи же держат его насильно!
— Конечно. Но когда я его спросил, почему он не идет со мной, Хартфилд сказал, что не покинет монастырь без жены, которую тоже держат взаперти.
— Но ведь миссис Хартфилд умерла! — воскликнул фон Ностиц.
— Именно так. Но профессор может пережить сильное потрясение, если узнает об этом.
— Тогда мы уговорим Хартфилда покинуть монастырь под предлогом проводить его к супруге! — прервал собеседников Нагиб. — Это, конечно, несколько подло, но в данном случае, очевидно, единственная возможность заставить его последовать за нами.
Вечером они отправились в путь — Омар, Нагиб, фон Ностиц и мул, которого они нарекли Зулейкой. Перед ними выросла цепь холмов, в которых находился монастырь. Слева, по обе стороны ручейка, росли кусты и низкие деревца. Несмотря на то, что стареющая луна была скрыта низкими облаками глаза быстро привыкли к темноте, так что ориентироваться было несложно.
— Смотрите! — Омар указал на запад.
— Бог мой! — фон Ностиц замер. — Руины церкви посреди пустыни.
На фоне темного неба возвышались развалины. Невероятная картина, завораживающая, как декорации в опере. Хотя Омар и рассказал им о Сиди Салиме достаточно подробно, оба его спутника были удивлены, даже поражены увиденным, потому что иначе представляли себе то, что их ожидало. Ночное видение посреди нетронутой человеком природы было скорее романтично, нежели подавляюще. И было трудно сосредоточиться на том, что происходило где-то под землей.
Омар прислушался:
— Слышите пение?
Нагиб и барон затаили дыхание.
— Похоже на отдаленные крики в лесу и одновременно на визг побитой собаки, — тихо сказал фон Ностиц.
— Это литания монахов. Сейчас у нас есть хорошая возможность. Пока они заняты пением, нам нечего бояться. Потому что брат Менас присматривает за ними.
Далее все шло точно согласно плану Омара. Барон занял позицию в углу здания, из которого лестница вела вниз, в лабиринт, с маузером на изготовку. Омар встал на парящую плиту, будто по мановению руки открылся проход, Нагиб и Омар исчезли в нем.
Несмотря на то, что барон знал о вооружении монахов и что Омар предупреждал об их непредсказуемости и опасности, фон Ностиц не чувствовал ни малейшего страха. Мужество внушало это новое чувство — впервые в жизни он совершал нечто смелое, дерзкое, отчаянное и безрассудное, далекое от его расписанной по часам жизни. Чтобы ощутить это, ему понадобилось ждать до старости. И уже не впервые в душу ему закралась мысль, что он неправильно прожил жизнь.