Айнбиндер – а это был именно он – наморщил лоб, обдумывая сказанное.
– Ты, вижу, дельный парень. – Он наконец сообразил, кому поручить грязную работу. – Разбираешься в машинах?
– Как в самом себе. На фронте был шофером, а водить «татры» и «бюссинги» по русским дорогам – это надо уметь.
– Найдется ли у тебя время починить колесо?
– Хозяина нет, я свободен. – Йошка подошел к заднему колесу, осевшему на обод, присвистнул: – Придется повозиться…
– Ладно. Принимайся за работу!
Йошка быстро приподнял домкратом задок «опеля», проворно снял колесо, извлек камеру, нашел прокол:
– Вы напоролись на гвоздь, господин капитан!
– Работай и не болтай!
Йошка заготовил заплату, зачистил резину. В аптечке нашел кусок сырого каучука и с помощью того же домкрата и небольшой паяльной лампы, входившей в комплект запчастей любой немецкой машины, заделал прокол. Оставалось вставить камеру в покрышку, накачать и водворить колесо на место. Тут до него донеслись слова капитана, сказанные по-русски:
– Вы делаете больше, чем положено по контракту, Бер. Работаете даже вечером и ночью.
– Я никак не могу найти нужный вам сплав, чтобы не включать в него те же дефицитные никель и марганец.
– Я не о том. Почему вы, русские, не цените свободное время? Или это в вашем характере?
Бер не ответил.
– Господин капитан, другая камера тоже прохудилась? – крикнул Йошка, завинчивая гайки на заднем колесе.
– Да, черт побери!
– Залатать?
Айнбиндер посмотрел на часы:
– Давай! Мы все равно опоздали.
– Как здоровье господина Хохмайстера? – через некоторое время спросил Бер.
– С глаз повязку сняли, но пока неясно, будет ли он видеть… Хотелось бы доделать работу до его приезда.
– Беда в том, господин Айнбиндер, что мы стремимся совместить несовместимое. У нас есть басня о том, как лебедь, рак и щука взялись тянуть воз. Лебедь рвался в небо, рак пятился назад, щука тянула в воду… Мы с вами тоже пытаемся найти такой сплав, в котором уживались бы абсолютно противоположные качества – легкость, дешевизна и прочность.
– Последние испытания отнюдь не вызвали у меня восторга, – задумчиво произнес Айнбиндер. – Если три «фауста» из десяти будут взрываться в руках стрелков, нас объявят врагами рейха.
– Вам сделают снисхождение. Вы немец. Меня же посчитают агентом русских и вздернут на виселицу. – Бер выдавил нервный смешок.
Йошка заклеил и запасную камеру.
– Готово, господин капитан!
Айнбиндер протянул ему пачку дорогих сигарет «Даннвин», но Йошка отказался принять подарок:
– Извините, я курю «Драву». Если хотите отблагодарить, позвольте отвезти вас, куда прикажете. Соскучился по баранке.
– Хорошо, только за ворота, – согласился Айнбиндер.
Йошка завел мотор, плавно стронулся с места. Выехав на шоссе, он нажал на педаль тормоза. Айнбиндер открыл дверцу:
– Дальше поведу сам, а ты топай назад.
– Если понадоблюсь, готов услужить. – Йошка скользнул взглядом по каменному лицу Бера. – Знаете ли, господин капитан, пропадаю без дела. Не отдых, одно томление.
– Ладно, иди! – Айнбиндер занял место за рулем и рванул «опель» вперед.
Йошка пошел к флигелю. На душе стало поспокойней. Ему удалось подслушать важный разговор. Однако Павел, увидев беспечно шагавшего денщика, с деланным гневом спросил:
– Где ты пропадал?
– Выполнял приказание господина капитана, – вытянулся Йошка, крикнув достаточно громко, чтобы его ответ долетел до оттопыренных ушей Франца Штефи, вышедшего в сад к обычному месту перед мольбертом.
– Немедленно принимайся за уборку!
Они прошли к флигелю, остановились у черного входа. Здесь Йошка покаялся в проколе колес и рассказал об услышанном.
– Где нож? – спросил Павел.
Йошка вытащил свой складень.
– Сейчас же избавься от него!
Как понял Павел, Березенко вместе с Айнбиндером в лаборатории где-то за городом ведут доводку сплава для ствола «фаустпатрона», а конструктор Хохмайстер неизвестно от чего ослеп, но скоро должен приехать в Розенхейм. Если это тот самый Хохмайстер, с которым Павел встречался в Карлсхорсте в сороковом году, то дело принимает серьезный оборот.
Нависала угроза провала и в том случае, если кто-нибудь из обитателей пансиона видел из окон дома, как Йошка подходил к «опелю». Определить расположение окон в пансионе Павел поручил Нине.
7
В вестибюле Нина увидела Франтишку. Девушка мыла окна, смачивая тряпку в каком-то голубом растворе.
– Примет ли меня сейчас фрау Штефи? – спросила она.
– Конечно. Пройдите наверх, там ее комнаты.
В руках хозяйки были вязальные спицы, на коленях лежал клубок толстых шерстяных ниток.
– Боже мой! На дворе лето, а вы занимаетесь зимними вещами!
– Вот уже три года я сдаю в фонд «зимней помощи» по два десятка перчаток для наших солдат, – с достоинством произнесла фрау Штефи.
Она кивнула на цветастую софу перед своим креслом. Но Нина не села, а подошла к окну, выходящему на площадку перед парадным:
– Отсюда прелестный вид! Здесь вы проводите все время?
– А что остается делать старой женщине?
– Я пришла дать вам добрый совет.
Фрау Штефи с интересом посмотрела на Нину.
– Слушаю.
– Когда мы с мужем ехали сюда, с нами было много беженцев из северных городов Германии. Со временем их будет еще больше. Война затягивается, а бомбежки усиливаются. Цены за пансион поднимутся в два-три раза…
– Мне уже навязывали несколько семей. Только благодаря вмешательству нашего влиятельного друга арбайтсфюрера Лютца мне удалось отбиться от новых постояльцев.
– Вы не совсем правильно меня поняли, – мягко сказала Нина. – Наоборот, я хочу убедить вас в расширении пансиона. Это даст вам несомненную выгоду. Даже в том флигеле, где вы любезно поселили нас, при минимальной достройке могут поселиться три семьи. А основной дом можно переделать в здание гостиничного типа. Я немножко архитектор и хоть завтра представлю вам проект и примерную смету расходов. У вас есть план дома?
– Разумеется. При покупке виллы мне предъявили план вместе с правом собственности и возможностью наследования. – Фрау Штефи отложила вязанье, поднялась с кресла. – Идемте в спальню, там у меня хранятся документы.
Из окон спальни Нина тоже увидела площадку перед парадным, где оставлял «опель» Айнбиндер.
– У вас завтрак точно в девять? – спросила она как бы между прочим.
– И не минутой позже. – Фрау Штефи несколько удивил вопрос. – А что?
– Я думала, что смогу в это время увидеть вас в саду, чтобы поговорить о своем предложении, а зайти в дом постеснялась…
– Я сразу оценила ваш такт, милая! У меня в доме чувствуйте себя свободно!
Из комода с множеством выдвижных ящичков фрау Штефи извлекла папку с документами. Нина взяла только план.
– Фрау Штефи, я буду вам очень признательна, если вы согласитесь показать мне и остальные комнаты, чтобы я могла прикинуть свой проект. Мне даже не терпится скорее сесть за дело, – сказала Нина тоном, словно хозяйка уже согласилась с перестройкой.
Сообразив, что в предложении Нины есть здравый смысл, фрау Штефи взяла связку ключей. Оживленно болтая, женщины прошли по всем комнатам, коридорам, кладовым, чуланам на первом и втором этажах, поднялись и в кабинет Бера.
– Это комната Артура, – вздохнула фрау Штефи. – Младшего я любила больше, чем Франца. Он рос болезненным мальчиком. Когда же Франц без моего благословения женился на Кларе, мы стали с ним совсем чужими людьми.
– У ваших молодых отдельный вход?
– Да. Для этого нужно обойти виллу. Но к ним я не пойду. Не хочу встречаться с этой дрянью лишний раз. Хватит того, что она торчит перед моими глазами за столом…
– Хорошо. Я пойду к ним сама. Спасибо, фрау Штефи, что вы так благосклонно отнеслись к моей идее.
Нина застала Клару в постели. На стульях, диване, трюмо – всюду были разбросаны ее вещи.
– Прости, я не одета, – сказала Клара.
Нина огляделась, не зная, куда сесть. Окна выходили на лужайку, где обычно работал Франц. Ни площадка перед парадным, ни флигель отсюда не просматривались.
– Садись где придется! – Клара соскользнула с кровати, сунула ноги в туфли. – Что стряслось?
– В скором времени фрау Штефи, возможно, начнет расширять пансион и попросила меня осмотреть дом, посоветовать, как лучше все устроить…
– Откуда у старой ведьмы такая мысль?
– Сюда двинулись беженцы. Она разумно учла ситуацию.
– Хапуга! У нее всегда хватало ума, чтобы урвать лишний пфенниг. Но пусть не думает, что я позволю соваться в наши комнаты. – Клара сгребла белье и собралась идти в ванную.
Нина помахала ей рукой и ушла.
8
– О времени следующего сеанса извещу вас письмом, у меня мало времени, – проговорил Шрайэдер.
Франц сложил мольберт. По пути домой он раздумывал – ехать или не ехать в Мюнхен к Лютцу? Арбайтсфюрер строго наказал сообщать ему обо всем, что может иметь отношение к постояльцу из мансарды. Серьезных изменений в обстановке у них дома в общем-то не произошло. Пауль Виц с супругой не проявляли к Беру никакого интереса. Но вот их денщик… Недавно он втерся в доверие к капитану Айнбиндеру. Пожалуй, Лютц должен знать об этом. Во всяком случае, Штефи решил показать свое старание и поехал в Мюнхен.
Прямо с вокзала он позвонил Лютцу. Монетка скользнула в утробу автомата, послышался четкий, хорошо поставленный голос арбайтсфюрера:
– Здесь Лютц.
– Добрый день. Говорит Штефи.
– Что случилось?
– Ничего особенного. Но мне хотелось бы с вами поговорить.
– Когда?
– Желательно сейчас.
– Где вы находитесь?
– На вокзале.
– Ближайшее кафе на Вайсплаце… Идите туда.
Пока Штефи добирался до кафе, Лютц успел заказать кролика с брусничным вареньем.
Художник покосился на богатосервированный стол:
– Мне не хватит продовольственных карточек, чтобы расплатиться за это.