— Вот как? Все к лучшему в этом лучшем из миров, говорил Вольтер. По крайней мере, в школе у него будут достойные слушатели, заинтересованные продолжить его дело. Я знаю, он потрясающий историк! И умный аналитик. А в аппарате его ин- теллект никто никогда не оценил бы. Ведь что такое, по сути, Старая площадь? Камнедробилка…
— Точно. Камнедробилка. Бочка с крысами, пожирающими друг друга. Отец тоже так говорит. Там сейчас привольно разве что Черняеву, помощнику Горбачева. Да еще, может быть, Яковлеву. Но у моего отца не такой гибкий позвоночник, как у этих двоих… И в гневе он может «рубануть с плеча»… А там, по Грибоедову, «любят бессловесных».
— Вот тебе и «гласность»!
«Волга» с трудом петляла по узенькой улочке, подскакивая на колдобинах выбитого асфальта. Возле дома — с немытыми десятилетиями пыльными окнами лестничных проемов и обшарпанными кирпичными балконами, на которых бодро кустилась помидорная рассада, толпились невысокие люди с загорелыми лицами. Маленькие плосколицые люди казались единой многорукой и многоглазой шумящей массой. Все они были одеты в однотипные болоньевые ветровки сизого цвета. В руках одного из них мелькнул бумажный свиток. «Русские оккупанты — руки прочь из Алма-Аты!» — мельком прочитала Ирис.
— Этот митинг — только «первая ласточка», — проследив за взглядом Ирис, грустно объявил Чижов. — За Казахстаном будут и Дагестан, и Таджикистан, и Туркменистан… Союз потеряет всю Среднюю Азию.
— А ты почем знаешь?
— Я просто вижу вектор развития событий.
— Ах, вот оно что! И что же, это повод для беспокойства? Радоваться надо! В Средней Азии живут одни лишь дикие, кочевые народы. Пусть отделяются! Пусть живут сами, как хотят! Зачем эти вечно дотационные мусульманские регионы нашей цивилизованной Москве?
— Если Средняя Азия отделится от Союза, то БОЛЬШАЯ ИГРА будет проиграна. Неужели ты никогда не слышала об этом термине? И не читала Киплинга?
— Саша, ты уже один раз обозвал меня дурой. А сейчас я это чувствую второй раз. А я не имею привычки общаться с теми, кто меня так… унижает. Я люблю… комплименты. А ты… разве смог бы умереть из-за любви?
— Нет. Эта игра не по мне. Смерть из-за любви хороша для третьесортных поэтов. Но я — не поэт, а солдат. И еще немного Журналист. Я слишком часто видел смерть в Афгане. На моих глазах умирали товарищи. И это внушает мне уважение к жизни. Убийствами многого не добьешься. Кто часто видел смерть, тот не станет умирать из-за любви. Иначе смерть станет чем-то смешным, театральным. Но это не так. Смерть не смешна. Она всегда масштабна и значительна. — Все, вылезай, мы приехали.
Окна Института травматологии на улице Приорова казались огромными глазницами диковинного чудища. Ирис выключила мотор, и помогла Александру выкарабкаться из машины. Чижов виновато улыбнулся и навалился на костыли. Одна его нога была заметно короче другой. Сердце Ирис сжалось от жалости — к афганскому инвалиду и к себе самой. «Ничего себе жених!» — мелькнуло в ее голове. Чижов скрылся в воротах клиники. Теперь надо было как-то убить время. Ирис потянулась к дорогой сумочке и достала пачку длинных сигарет… чиркнула зажигалкой и начала разглядывать, как в синем летнем небе ветер гонит стаю беспокойных белых барашков.
Однако сколько можно курить? Одну, две сигареты? Раздавив окурок о тротуар, от скуки Ирис отправилась изучать окрестности. В продуктовом магазине она собралась было купить бутылку газировки, но полки оказались завалены лишь тушками плохо ощипанной «синей птицы». Перестройка оголила продуктовые прилавки, как если бы на дворе стояло военное время. Ирис крепко, по-мужски выругалась и пошла обратно к своей машине.
Перед ее глазами почему-то всплыли кадры из недавнего телевизионного шоу, где судачили на тему обострившегося дефицита. В страну вернулся Клуб Веселых и Находчивых! «Простой газировки нет, зато веселья — навалом», — злобно подумала Ирис, и тут перед ее глазами поплыло знакомое лицо… увиденное в телевизоре… задорное, лихое, с белобрысыми вихрами. «На повестке дня у нас два вопроса, — бодро сказал герой КВН, — строительство сарая и строительство коммунизма. Так как досок нет, то сразу же переходим ко второму вопросу». КВН — скандальное молодежное шоу. Смех — самое сильное оружие. Где она видела это веселое белобрысое лицо? Ирис достала еще одну сигарету и не спеша раскурила. Снова софиты, мелькание кадров. И опять — знакомое лицо, обрамленное элегантным белым воротничком и театральной черной «бабочкой». Приятный баритон… Анекдот про диссидентов, вернувшихся в Союз… цитата из Бродского. Субтитры: студент Литературного института… Невероятно. Командой КВН «рулил» тот самый диссидент Сергей Алмазов! Ее бывший друг и поклонник, угодивший за решетку, когда они вышли на площадь с плакатами против афганской войны. Теперь он, наверно, всем рассказывает эту историю с лицом мудрого провидца. Еще бы! Политический заключенный стал героем страны! И не случайно его выпустили на телеэкран. Наверно, Сергей вспоминает о той истории с неудавшимся митингом как поэт-пророк, всегда знавший, что Советский Союз в диком Афганистане ничего хорошего не ожидает, и «ограниченный контингент» придется позорно выводить. Вон оно как все обернулось! С этим героем надо бы увидеться… Его надо разыскать! Но как? Да очень просто! На субтитрах значилось, что он учится в Литературном институте, значит…
Банальная зависть и тщеславие. Банальный инстинкт идти за победителем. Ирис чувствовала, как становится жертвой собственных чувств. Зачем ей афганский герой-инвалид, к тому же, постоянно унижающий ее своей политической заумью, офицер Чижов? Куда разумнее восстановить отношения с поэтом-диссидентом и теперь телезвездой — Серегой Алмазовым! Ирис чувствовала, как запутывается в самой себе, словно теплая шерстяная шаль, случайно зацепившаяся за колючий куст шиповника…
Чижов вернулся с потерянным выражением лица.
— Ну, что сказал врач? Жить будешь?
— Жить, конечно, буду. Но как? Мой случай оказался не из легких. Кость после операции… срослась неправильно… и теперь, чтоб удлинить ногу, кость надо заново пилить… и вытягивать под давлением… И у них нет аппарата для этого…
— О, даже в Институте травматологии? Шикарная страна с прекрасной бесплатной медициной!
— Не ерничай. В Союзе есть замечательные врачи… ортопеды, которые научат танцевать и хромого. И не всегда эти врачи живут в Москве…
— Ах, вот оно что!
— Доктор Илизаров, говорят, справился бы с моим случаем. Но он живет в Кургане… Это две тысячи километров отсюда!..
— И что же? — Лицо Ирис нахмурилось. — Ты хочешь, чтоб я теперь тебя еще везла и в Курган? Мне больше нечего делать? А может, мне еще оплатить тебе и дорогу и лечение?
— Нет, ничего… не надо, — Лицо Чижова исказила гримаса боли и отчаяния. — Ничего не надо, Ирис. Ты и так для меня многое сделала. Ты была очень добра ко мне сегодня. Потратила на меня свое личное время. И видимо, я тебя утомил. Останови, пожалуйста, машину. Я поймаю такси.
— Вот как? — Она бросила на него презрительный взгляд через плечо. — Помочь ближнему — мой святой долг!
— Я всегда знал это, дорогая Ирис. Спасибо. Огромное тебе спасибо. Останови машину.
Она вырулила «Волгу» с Ленинградского шоссе к автобусной остановке. Ее соломенные волосы, схваченные в «конский хвост» на затылке, выбивались на ветру непослушными прядями перламутрового водопада.
— Здесь такси поймать проще всего. Деньги-то есть на такси? — Ирис презрительно швырнула в Чижова купюрой, небрежно вынутой из бисерного кошелька. Будь здоров!
— Прощай, Ирис.
Неуклюже опираясь на костыли, Чижов неловко запрыгал на одной ноге под металлическую рифленую «крышу» автобусной остановки. В глазах Ирис стояли слезы жалости и презрения.
«ПЛАН ИГРЫ» ЗБИГНЕВА БЖЕЗИНСКОГО. 4 ИЮЛЯ 1987 ГОДА. 16.00. США, ВАШИНГТОН
— Похоже, сегодня у нас двойной праздник, Збигнев, — в глазах президента Рональда Рейгана играла улыбка. — День независимости США и…
Знаменитый американский аналитик Збигнев Бжезинский с любопытством смотрел на президента США. Их традиционная встреча в Овальном кабинете Белого дома обещала быть неформальной.
Впрочем, Рейган был человеком оригинальным, от него можно было ждать чего угодно. Американцы надолго запомнили, как Рейган на всю страну объявил по радио о начале ядерной бомбардировки Советского Союза и как потом он извинялся за свою шутку: якобы не знал, что микрофон включен.
Чайные розы за окном, украшавшие пышный сад, наполняли воздух сладким ароматом. Пара белых лебедей, выгнув дугой гордые шеи, царственно чертили круги по темной глади рукотворного озера. Тонкие ветви американского клена бросали на землю узорчатую тень. По зеленой травке ухоженного газона деловито расхаживали американские дрозды.
— А кто вас надоумил, Збиг, назвать свою книгу «План Игры»? Или сами придумали?
— Честно говоря, не помню, как родилось это название. Наверно, я слишком долго смотрел на нефритовые шахматы, которые мне подарил покойный Кейси. Шахматы. Древнейшая стратегическая игра. Что может быть ближе к Большой политике?
— И я вас хочу поздравить, Збиг, с прекрасным ходом в этой игре. Я вас искренне поздравляю с выходом вашего политического бестселлера в Советском Союзе! — Рейган сделал интригующую голливудскую паузу.
— Не понимаю… — удивился Бжезинский, пожав плечами.
— Я поздравлю вас с недавним выходом вашей книги «План Игры» в переводе на русский язык! Весь Союз зачитывается ею! — торжествующе закончил свою мысль Рейган.
— Вы шутите?
— Я знал, что мой сюрприз вам понравится, — улыбнулся Рейган и гордо положил перед Бжезинским на стол книгу «План Игры», переведенную на русский язык и изданную московским научным издательством «Прогресс».
— О бог ты мой! Невероятно, — Бжезинский схватил книгу. — Они перевели это… сами! Похоже, что железный занавес все-таки рухнул, а?