— Для Хаоса? — бухнул он напрямик.
— А почему бы и нет? Что ты такого нашел в этом скучном Порядке, чтобы вставать на его защиту? Подумай сначала о себе, Хольгер, медведь мой любимый, зачем тебе сражаться за неотесанных мужиков и зажиревших горожан, когда твоими могут стать радость и гнев Хаоса, его ослепительные звезды? Неужели ты, подобно простому смертному, ищешь жизни сытной и тихой, в этом мирке под крышей скучного серого неба, смердящего дымом и гноем — ты, побеждавший на бранном ноле целые армии? Ты можешь сам создавать миры и зажигать солнца, если только пожелаешь!
Ее голова оказалась на его груди, руки сомкнулись на его талии.
— Н-нет… — пробормотал он. — Не хочу…
— Ну и перемена! И это человек, живший со мной на Авалоне? Ты забыл, сколько столетий юности, силы и любви я тебе подарила? — Ее огромные черные глаза уставились на него (он подумал, что это донельзя банальный и захватанный прием, но не нашел в себе сил этому поверить). Если не хочешь к нам присоединиться, по крайней мере не сражайся против нас. Вернись на Авалон, Хольгер. Вернись ко мне на светлый Авалон.
Какая-то частичка его отуманенного сознания знала, что на сей раз она лжет. Хочет, чтобы не участвовал в надвигавшейся битве. А еще хочет его. В конце концов, почему бы и нет? Разве он в этом чужом, незнакомом мире кому-то что-то должен?
— Сколько лет уплыло, долгих лет, — шепнула она. — Вот мы и встретились наконец, а ты меня и поцеловать не хочешь…
— Н-ну, это можно поправить… — пробормотал Хольгер.
Словно нежный, теплый вихрь заключил его в объятья.
Ни о чем постороннем он думать не мог. И не хотел.
— Ах… — вздохнула она, не открывая глаз. — Владыка мой, целуй же меня, целуй…
Хольгер притянул ее к себе и краешком глаза заметил что-то белое. Поднял голову, увидел Алианору верхом на единороге. Видимо, девушка отправилась его искать.
— Хольгер! — звала она. — Хольгер, любимый, где ты… ах!
Единорог взвился на дыбы и сбросил ее в траву. Потом убежал, громко, негодующе фыркая. Алианора вскочила, уставилась на Хольгера с Морганой.
— Смотри, что ты наделал! — сказала она по инерции. — Теперь он не вернется!
Хольгер торопливо высвободился из объятий Морганы. Алианора разразилась плачем.
— Убери отсюда эту деревенскую девку! — яростно прошипела королева.
Глаза Алианоры вспыхнули гневом:
— Сама убирайся отсюда! Отойди от него, мерзкая ведьма!
Хищно блеснули зубы Морганы:
— Хольгер, если эта худышка сию минуту не уберется…
— Худышка?! А ты — старый кожаный мешок, я тебе выцарапаю твои гнусные глазищи!
— Маленькие девочки не должны плакать, — прошипела Моргана. — От этого они становятся еще более вульгарными.
Алианора сжала кулачки, шагнула вперед:
— Лучше уж быть девчонкой, чем ходить с такой обвислой и морщинистой шкурой.
— Зато твоя шкурка прекрасна. Интересно, где ты раздобыла эта перышки?
— Да уж не там, где ты раздобыла румяна!
Хольгер отошел подальше, гадая, как убраться отсюда живым.
— Ах да, ты ведь у нас лебедица, — сказала Моргана. — Удалось тебе снести наконец яичко?
— Нет. Не умею я квохтать, как иные старые клуши.
Моргана побагровела и быстро зашевелила пальцами:
— Эй, только без этих штучек! — Хольгер прыгнул к ней. Он не хотел ударить, но не рассчитал и налетел всей тяжестью тела. Королева покатилась в траву. Медленно поднялась. Лицо ее вновь стало белоснежным, лишенным всякого выражения.
— Ах, вот даже как обстоят дела… — сказала она. — Вот оно…
— Именно так, — сказал Хольгер, но не знал, правду ли говорит.
— Что ж, отправляйся своей дорогой. Мы еще встретимся, дружок. — Моргана расхохоталась, на сей раз довольно гнусно. Взмахнула рукой и исчезла. Ветер с шумом заполнил образовавшуюся пустоту.
Лишь теперь Алианора залилась в три ручья, спрятав лицо в ладонях. Хольгер осторожно коснулся ее плеча. Она отбросила его руку, всхлипнула:
— Уходи! Ступай себе к той ведьме, если она тебе так нравится…
— Я не виноват, — хмуро сказал Хольгер. — я ее не просил сюда приходить.
— Уходи, плакать не буду!
Хольгер решил, что у него достаточно забот и без женских истерик. Повернул ее лицом к себе, встряхнул как следует и сказал убедительно:
— У меня с ней ничего нет. Поняла? А теперь пойдешь, как взрослая, или тебя нести?
Алианора всхлипнула, глянула на него широко раскрытыми влажными глазами, медленно опустила ресницы — лишь теперь Хольгер разглядел, какие они длинные.
— Сама пойду, — сказала она тихо.
Хольгер раскурил трубку и на протяжении обратного пути яростно пускал клубы дыма. Черт бы их всех побрал! Обнимая Моргану, он почти вспомнил свою прежнюю жизнь. Почти. А теперь воспоминания вновь растаяли.
Поздно горевать, с нынешнего дня Моргана несомненно станет его злейшим врагом. Хотя, по правде говоря, он рад был, что появилась Алианора — еще немного, и он не устоял бы, сдался…
Что хуже, он и не собирался упорствовать. Кто это писал, что нет ничего приятнее, чем вспоминать искушения, которые мы отвергли?
Поздно. Остается идти до конца.
Скрытое в подсознании вдруг напомнило о себе, и он понял, почему убежал единорог. Появление феи Морганы стало последней каплей, переполнившей чашу терпения весьма впечатлительного зверя. Ливнем капель. Он усмехнулся и взял Алианору под руку. Бок о бок они дошли до костра.
12
Гуги заявил, что самое худшее их ждет впереди, и Хольгер склонен был разделять пессимизм гнома. У них был один конь на троих. Конечно, Алианора могла часть пути проделать по воздуху, но лебеди не могут парить на одном месте, а они не хотели, чтобы девушка от них отделялась. Папиллон был необыкновенно вынослив, по он не мог бежать быстро, неся на спине рослого рыцаря в доспехах, девушку, гнома и все их пожитки…
Выступили на рассвете. Алианора превратилась в лебедя и улетела разведать дорогу. Вернувшись, уселась позади Хольгера, обхватила его за талию (прекрасная компенсация за многие неудобства) и рассказала, куда следует ехать. Хольгер надеялся, что к вечеру они доберутся до перевала, а к завтрашнему утру достигнут населенных людьми мест. Впереди еще много миль по диким чащобам, но Алианора видела несколько расчищенных от леса участков земли, нисколько одиноких ферм и селеньиц.
— А там, где живут люди, если только они не разбойники, найдется кусочек священной земли, хотя бы часовенка. А уж к ней большинство наших преследователей а близко не подойдет.
Хольгер спросил:
— Но как же сможет Серединный Мир захватить земли людей, если любая церковь для них — преграда?
— Он может этого добиться с помощью созданий, которые не боятся ни дневного света, ни молитв — вроде вчерашнего дракона или обладающих душой существ вроде злых гномов. Но их мало, и они слишком глупые, годятся только для мелких поручений. Главной силой Серединного Мира, я думаю, будут люди, выступающие на стороне Хаоса — ведьмы, чернокнижники, разбойники, убийцы, все дикари — язычники севера и юга. Эти могут разрушить храмы и убить тех, кто выступит на их защиту с мечом в руке. Тогда большинство людей разбежится, и не останется ничего, что могло бы помешать голубоватому полумраку разливаться все дальше, на сотни миль. Страны Порядка будут слабеть, не только оружием, но и духом — близость Хаоса вредно влияет на людей, заражает их трусостью, склоняет к подлостям, подталкивает нарушить законы. — Алианора зябко поежилась. — Когда зло окрепнет, даже те, кто стоит на стороне добра, будут из страха пользоваться все более неприглядными методами борьбы, и тем самым откроют злу свои души.
Хольгер вспомнил о своем мире, где в отместку за Ковентри сравняли с землей Кельн, и кивнул. Шлем вдруг показался ему страшно тяжелым.
Чтобы избежать неприятных сравнений, он задумался о делах насущных. Могущество тех, кто их преследует, не безгранично — иначе их давно схватили бы. Но где эти границы пролегают? Что любопытно: не обладающие душой существа вроде обитателей Фаэра весьма слабы физически и в борьбе полагаются лишь на хитрость и коварство. Они быстрые и проворные, но не способны схватиться на равных с сильным человеком. (Правда, великаны, тролли и другие создания Серединного Мира превосходят людей силой, но Алианора говорила, что они неповоротливы и неуклюжи). Они не выносят солнечных лучей и потому устраивают вылазки в населенные людьми районы лишь с наступлением сумерек, но и тогда им приходится избегать освещенных мест и зданий. Их заклятья, как бильярдные шары от стенки, отскакивают от каждого, кто охвачен высоким чувством любви: достаточно быть честным и самоотверженным, чтобы не опасаться их. Они могут убить своими руками пли погубить кознями, можно оказаться обманутыми ими, попасть в глупое положение, а то и угодить к ним в рабство — но победы над человеком в полном смысле этого слова им никогда не добиться. Только если сам человек того захочет.
И еще: сила их чар зависит от расстояния. Чем дальше Хольгер удалялся от Фаэра, тем меньшую угрозу представляли его жители.
Но это отнюдь не означает, что к Альфрику нужно относиться пренебрежительно.
Правда, он не был главным предводителем вражьих сил — фея Моргана стоит выше, а над ней должны быть другие, вплоть до Того, о ком Хольгер предпочитал не, думать. Однако герцог был могуч, хитер, искушен в коварстве и вряд ли отказался от мести. И Моргана еще не взялась за дело всерьез…
Если бы только Хольгеру знать, для чего он им нужен!
Весь день Папиллон карабкался по горам. Лишь к заходу солнца они достигли гребня вершины. Голая каменистая земля, там и сям громоздятся валуны, и меж ними растет редкие пучки травы. Холодный ветер налетал со всех сторон. Папиллон устало отфыркнулся и понурил голову.
— Бедный звереныш, — Алианора потрепала его по шее. — Заставили тебя тяжко трудиться, да? И поесть нечего, одна сухая трава. — Она нашла камень с глубоким углублением и терпеливо лила туда воду из баклажки, пока Папиллон не утолил жажду. Хольгер тем времене