Двое держали меня за руки. А обрабатывал паша. У него это хорошо получалось. Фаннек-оборотень наблюдал с жадностью. Эмир попыхивал своей сигарой и продолжал заниматься бумагами.
Через несколько долгих минут он приказал прекратить. Меня отпустили, даже поставили рядом стул, а он мне действительно был крайне необходим.
Я сел, тяжело дыша. Эмир мягко поглядел на меня.
— Я сожалею об этом, — сказал он. — Мне это не доставило удовольствия… Странно, по я поверил ему. — Нам бы хотелось надеяться, что вы окажетесь более благоразумным до того, как мы будем вынуждены повторить то же самое. Кстати, не хотите ли сигару?
Все та же процедура третьей степени. Отлупите человека, чтобы на нем живого места не оказалось, а потом продемонстрируйте ему свою доброту. Вы изумитесь, как часто он после этого, разрыдавшись, ломается.
— Нам необходимы сведения о вашей армии, и что вы планируете, — сказал эмир. — Если вы согласитесь сотрудничать и примите истинную веру, вы сможете занять среди нас почетное место. Нам, в Халифате, по душе хорошие люди. — Он улыбнулся. — Когда война кончится, вы, если того пожелаете, сможете набрать гарем в Голливуде.
— А если я не расколюсь? — пробормотал я.
Он простер руки:
— Тогда у вас никогда не появится желания завести гарем. Выбирать вам.
— Дайте подумать. Это все нелегко…
— Пожалуйста, думайте, — вежливо ответил он и повернулся к своим бумагам.
Я сидел расслабившись, как только можно, гнал дым сквозь глотку и с силой выдувал его обратно. Их техники смогут снять чары армии только в том случае, если я дам на то добровольное согласие. А мне его давать не хотелось.
А предположим, окно за спиной эмира. Это значит упасть с высоты двух этажей на мостовую. Скорее всего я просто разобьюсь насмерть. Но это более предпочтительно по сравнению со всеми другими, предоставленными мне возможностями.
Я повторил про себя составленное много заклинание. Настоящий специалист должен знать по крайней мере один вымерший язык — латынь, греческий, классический арабский, санскрит, старонорвежский и так далее, согласно общепринятым основаниям симпатической науки. Особенно сильно на сверхъестественные феномены с помощью обычных слов не повлияешь, не считая некоторых обыденных штампов того минимума, который необходим, чтобы управиться с окружающими нас в повседневной жизни механизмами. Я в этой области специалистом не был.
Тем не менее, я очень неплохо знал один, чуточку экзотический диалект. Я не знал, сработает ли он, но мог попытаться. Я решился. Мышцы мои напряглись и дернулись. Столбик пепла моей сигары обломился, и когда я поднял сигару снова, на ней собралось немного пепла от сигары эмира. Я повторил про себя рифмы, поднес сигару ко рту и пробормотал заклинание.
ГОЛЫЙ ЧИСТЫЙ ПЕПЕЛ — В ПУТЬ,
ВВЕРХ СТРЕМИТСЯ ПЕПЕЛ ВРАЗ,
ПЕПЕЛ, ПУТЬ СВОЙ НЕ ЗАБУДЬ,
ОТПРАВЛЯЙСЯ ПРЯМО В ГЛАЗ!
Я зажмурился правым глазом и поднес пылающий кончик сигары прямо к веку. Эмирская «Эль Сумо» подскочила и воткнулась в его правый глаз. Он завизжал и опрокинулся на спину.
Я вскочил. Фаннек-оборотень, благодаря тому, что я прыгнул к нему, оказался в зоне моей досягаемости. Тыльной стороной ладони я врезал ему по тощей, грязной шее и содрал болтающийся на ней фонарик.
Охрана взвыла и скопом пошла на меня. Я перелетел через стол и, прихватив по дороге графин, оказался рядом с эмиром. Обезумев от боли, он вцепился в меня. Его глаз превратился в страшную рану, на которую нельзя было взглянуть без ужаса.
Замахнувшись графином, я завопил:
Я СВОДЕН СЛОВНО СВЕТ,
ОТПУСТИ ТОТЧАС МЕНЯ,
ДЛЯ МЕНЯ ПРЕГРАДЫ НЕТ,
И ОПЯТЬ СВОБОДЕН Я!
Закончив, я высвободился и запустил графином в охрану. Стишки были вшивые и могли бы не сработать, если бы эмир осознал, насколько они вшивые. Но я высвободился.
А затем и шар, и пепельница, и чаша, и рюмки, и все остальное отправилось вслед за графином. В воздухе было не продохнуть от битого стекла.
Подождать и посмотреть, что получилось, я не собирался. Наоборот, вылетел из окна, словно дьявол, которому сказали: «Изыди!» Приземлился мячиком на обочину, подскочил и давай уносить ноги!
6
Солдаты были повсюду. Вслед мне дождем сыпались пули. Я наверняка поставил рекорд, пока мчался до ближайшего переулка. Колдовским зрением усмотрел открытое окно и, извернувшись, нырнул туда. Скорчившись за подоконником, слышал как мимо несется погоня.
Это была подсобка разграбленной бакалейной лавки. И в ней было достаточно темно для того, что я собирался сделать. Я повесил фонарик на шею, направил его на себя и совершил превращение. Преследователи вернулись через минуту, и мне следовало сделаться неуязвимым для свинца.
Став волком, я принюхался в поисках другого выхода. Задняя дверь была наполовину открыта. Я скользнул туда. Двор, забитый старыми упаковками, ящиками, был хорошим убежищем. Я залег там, стараясь совладать со своей волчьей натурой — ужасно подмывало напасть на них, ползающих совсем рядом.
Они ушли, и я попытался обдумать создавшееся положение. Велико было искушение, задрав хвост, бежать из этого окаянного места. Вероятно, я мог бы это сделать, ведь с формальной точки зрения свою часть поставленной перед нами задачи я выполнил. Но в действительности дело еще не закончено, и Вирджиния один на один с ифритом (если она еще жива) и…
Когда я попытался вспомнить, как она выглядит, в памяти всплыл такой образ: волчица с приятно пахнувшим мехом. Я яростно затряс головой. Усталость и отчаяние волнами захлестывали мой разум — верх брали инстинкты звери. Если я собирался что-то делать, это надо делать быстро.
Я поразмышлял, принюхался во все стороны. Город был полон наводящих смущение запахов. Но я уловил слабое, отдающее серой, дуновение, и осторожно затрусил в том направлении. Я держался тени, и хотя был замечен дважды, меня не окликнули. Вероятно, они полагали, что я из их шайки. Резкий запах серы делался все сильнее.
Они хранили ифрита в здании бывшего городского суда. Хорошее на вид, прочное и солидное строение. Тщательно внюхиваясь в приносимые ветром запахи, я прошел через разбитый перед зданием маленький парк. А затем стремглав пронесся через улицу и вверх по ступенькам. На площадке валялись тела четырех солдат, в глотках — раны. Возле двери припаркована машина-метла. Одна из деталей управления метлой представляет собой острый двенадцатидюймовый стержень, и Вирджиния использовала его в качестве копья.
Моя человеческая составляющая не избавилась еще от ложных романтических бредней, попятилась в ужасе, но волк, в довольной усмешке, оскалил зубы. Я ударил всем телом в дверь. Замок вылетел, дверь открылась. Я сунул нос в щель и едва успел отпрянуть до того, как не узнавший меня Свертальф вцепился в него когтями. Узнав меня, он резко дернул хвостом, и я проследовал мимо него в вестибюль. Едкий запах лился с ведущей наверх лестницы. Нащупывая путь в глухой тьме, я взобрался по ней.
В помещении на втором этаже горел свет. Я толкнул неплотно закрытую дверь и вошел. Вирджиния была здесь. Задернув занавески, она как раз зажигала огни Святого Эльма. Она была весьма занята своими приготовлениями. Глянула на меня испытывающе, но работать не прекратила, при этом она напевала заклинания. Я улегся своим косматым туловищем около двери и принялся наблюдать.
Она нарисовала мелом обычную для таких случаев фигуру — вроде Вашингтонского Пентагона. Внутри ее начертила Звезду Давида и поместила в центр бутыль Соломона. Бутыль выглядела не внушительно, просто старая посудина из необожженной глины. Ее полая ручка загибалась вверх ii уходила внутрь бутылки. Всего-навсего «бутылка Клейна», с горлышком, запечатанным красным воском. На воске стояла Соломонова печать. Вирджиния распустила волосы, и они летучим рыжеватым облаком окружили ее бледное лицо.
Волчья часть моего сознания изумилась, почему мы просто не удираем, прихватив этот сосуд. Но человек напомнил волку, что эмир, без сомнения, принял меры предосторожности (магические, конечно), чтобы бутылку нельзя было раскупорить за пределами этой комнаты или вынести из комнаты. Мы обязаны вывести демона из строя. Обязаны сделать это как-нибудь. Но никто в нашей стране не имеет больших знаний о демонах этой расы. Вирджиния закончила петь заклинания, вытащила затычку и отпрыгнула от пятиугольника. Из посудины, кипя, повалил дым. Она едва успела отпрыгнуть, в такой спешке выбрался на волю ифрит. Я зажал хвост между ног и заворчал. Вирджиния тоже была испугана. Она изо всех сил старалась не показать этого, но я уловил запах адреналина.
Ифрит, чтобы уместиться под потолком, согнулся почти вдвое. Это было чудовищное создание с кожей серого цвета. Он был более или менее человекоподобен, но имел крылья, рога и длинные уши. У него были громадные клыки и глаза, словно тлеющие угли. К тому же, он был совершенно голый. Его боевыми качествами были сила, быстрота и практическая неуязвимость.
Выпущенный на волю, он мог отразить любую атаку Ванбруха. И нанести ужасающие потери, как бы старательно мы не окапывались в обороне. Овладеть контролем над ним впоследствии — вот подлинная проблема. Он мог бы превратить в пустыню всю страну. Но с какой стати это должно заботить сарацин? Он должен сражаться на их стороне — вот и все, что они потребовали бы у него в качестве платы за освобождение.
Он проревел что-то на арабском. Из его рта, свиваясь, вылетали клубы дыма.
Вирджиния, на фоне полуразвернутых, похожих на те, что у летучих мышей, крыльев выглядела совсем крохотной. Ее голос звучал не так спокойно, как ей того хотелось бы:
— Говори по-английски, Марид. Или ты слишком невежествен?
Демон вознегодовал и обиделся:
— О отродье тысячи бабуинов!
От его громового голоса у меня чуть не лопнули барабанные перепонки.
— О, ты, бедная и трусливая, не верившая ни во что тварь. Тварь, которую я могу убить одним мизинцем! Приблизься ко мне, если смеешь!