— Давай мы его обследуем.
— Хорошо, если тебе хочется.
Джинни положила руку мне на плечо:
— Стив, почему у них все пошло плохо? Что им противодействовали?
— О… ничего. Я не особенно интересовался Форталезой. Даже будучи человеком я ощущал там что-то враждебное. Однажды, приняв волчий облик, я отправился туда после наступления темноты и… это было омерзительно. Это ощущалось не столько физически, сколько… А, не будем об этом.
— Испанцы в те времена обращали туземцев в рабство, — сказала она задумчиво, — не так ли? Вообрази, сколько человеческих смертей повидал этот замок. И эти смерти оставили на нем свой след. Но это было уже давным-давно. Мы осмотрим его. Руины очень живописны, и выглядят они отсюда потрясающе. Если тебя действительно беспокоят привидения…
— Дорогая, забудем об этом! Я не подвержен суевериям!
И мы поселились в этом домике и действительно забыли об этом.
Дом был построен под монастырь — белые стены и красная черепичная крыша. Он был окружен двором, где весело играл фонтан, вокруг которого располагался сад. Зелень травы и листьев, красный, белый, пурпурный, золотой узор цветочных клумб завершал красоту дома. Мы были совершенно одни. Почва была насыщена Землей и Водой, следовательно в уходе не нуждалась. Две другие стихийные силы кондиционировали в доме воздух. Кроме того, чистота там тоже поддерживалась волшебными силами (дорогостоящее это удовольствие — заклинание чистоты).
Поскольку Джинни временно выбыла из магической деятельности, она приготовила завтрак по-мексикански из привезенных нами припасов. Она была так прелестна в шортах, купальнике и переднике с оборочками, что у меня не хватило духу вылезти с предложениями поучить ее готовить. Джинни громко крикнула от восторга, когда грязная посуда сама полетела на кухню. Она даже пошла за ней следом — вдруг какая-нибудь из тарелок захочет упасть вместо воды на пол.
— Это самая современная посудомойка, о которой я когда-либо слышала, — воскликнула Джинни.
Во второй половине дня у нас было много свободного времени, и мы отправились купаться в прибое. Когда солнце село, мы вскарабкались по желтой скале обратно. Эта скала была как лестница, ведущая в небо. Мы проголодались, ii я поджарил на углях бифштексы. Мы молчали. Потом мы ушли в патио и оттуда, сидя на сбитых из досок стульях, любовались на море и держались за руки, и звезды высыпали на небо, чтобы приветствовать нас.
— Давай, когда взойдет луна, сменим кожу на шкуру и чуть порезвимся, — предложил я. — Из тебя выйдет очаровательная волчица. Я бы, гм… ну, неважно!
Она покачала головой:
— Я не могу, Стив, дорогой.
— Ты наверняка сможешь. Конечно, понадобится пустить в ход волшебство, но…
— В том-то и дело. У тебя человеко-волчьи гены. Все, что тебе нужно для изменения — это поляризованный свет. Но для меня изменение означает большую трансформацию, и… Не знаю. Я чувствую, что не смогу этого сделать. Даже не могу сейчас вспомнить формулы. Вообще ничего не смогу вспомнить. Все, что я знала, смешалось и улетучилось даже в большей степени, чем я ожидала. Мне придется заново пройти курс обучения по самым элементарным вещам. А сейчас… меня может изменить только профессионал.
Я вздохнул. Ведь я надеялся, что мы превратимся в волков. Нельзя по-настоящему узнать мир, если пользуешься только человеческими чувствами и разумом, если не используешь ощущения, присущие зверю. А ведь Джинни, разумеется, часть этого мира… Что ж!
— О’кей, — сказал я. — Тогда позднее, когда ты вновь станешь специалистом.
— Конечно. Мне очень жаль, дорогой. Но, если хочешь пробежаться в волчьем облике сам — беги.
— Без тебя, нет.
Она тихо рассмеялась:
— А вдруг у тебя появятся блохи?
Она наклонилась, чтобы укусить меня за ухо.
И тут мы услышали шаги.
Я вскочил на ноги. То, что я бормотал при этом, особым гостеприимством не отличалось. Под бархатным небом, по змеей уходящей в глубь страны тропинке, к нам приближалась какая-то тень.
«Что за черт, — подумал я. — Кто то из расположенной отсюда в десяти милях деревни? Но…»
Когда я человек, мой нос очень нечуток по моим же волчьим стандартам, но запах, который я вдруг уловил, мне не понравился. Но то чтобы это был неприятный запах. Наоборот, от его острого аромата полускрытое сумерками лицо Джинни сделалось еще прекраснее. 11 все же что-то во мне противилось.
Я шагнул навстречу входившему в наше патио незнакомцу. Он был среднего для мексиканца роста, то есть, ниже меня. Он двигался так грациозно, что производил шума меньше, чем струнка дыма, и я подумал: «Не ягуар ли оборотень он?» Его гибкое тело было облачено в безукоризненно белый костюм. Сверху — темная накидка, лицо затемнено широкополой шляпой. Затем пришелец снял шляпу и поклонился, лицо его оказалось в луче падающего из окна света.
Я никогда еще не встречал такого красивого мужчину. Высокие скулы, греческий нос, заостренный подбородок, широко расставленные с зеленоватым оттенком глаза, в которых прыгали золотые искры. Кожа белое кожи моей жены, и гладкие, светлые, пепельного оттенка волосы. Я усомнился: мексиканец ли он. Скорее последний представитель некогда существовавшей, а теперь начисто забытой расы.
— Буэнос ночес, сеньор, — грубовато сказал я. — Пардон, перопо хабламос эспаньол. — Это было не совсем правда, но мне не хотелось разводить вежливую болтовню.
Я не мог сказать, был ли ответивший мне голос тенором или контральто, но, в любом случае, в нем звучала музыка:
— Поверьте мне, добрый сэр, я владею всеми, которые мне могут понадобиться, языками. Молю простить меня, по увидев издали, что дом освещен, я взял на себя смелость предположить, что вернулся его хозяин. И я решил навестить его, дабы по-соседски поприветствовать.
Выговор был столь же архаичен, как и построение фраз. Гласные, например, звучали по-шведски, хотя в предложениях отсутствовал присущий шведскому ритм. Сейчас, однако, я был удивлен сказанными словами:
— По-соседски?
— Обстоятельства сложились так, что мы — я и моя сестра — живем в том древнем замке.
— Что? Но… — я остановился.
Фернандец не упоминал ни о чем подобном, но с другой стороны, он и сам не был здесь ужо много месяцев. Он купил несколько акров у мексиканского правительства, которому принадлежали и Форталеза, и окружающие земли.
— Вы приобрели этот замок?
— Несколько комнат замка обеспечили нам вполне комфортабельное существование, сэр, — уклонился он. — Мое скромное имя — Амарис Маледикто.
Его рот так четко очерчен, что было трудно заметить, как полные губы искривились в улыбке. Если бы не запах, бьющий мне в ноздри, я был бы окончательно покорен.
— Вы и ваша леди являетесь гостями синьора Фернандеца? Добро пожаловать.
— Мы временно поселились в этом доме, — Джинни говорила как-то по-детски, задыхаясь.
Я бросил на нее украдкой взгляд и в желтом, падающем из окна свете, увидел, что глаза ее блестят, и что она пристально смотрит ему в глаза:
— Нас… Нас зовут Вирджиния… Стивен и Вирджиния Матучек.
С каким-то холодным недоумением я подумал, что новобрачным почему-то кажется, что если они теперь именуются «миссис», то это должно производить впечатление. «Миссис такая-то…», и с этой уверенности их не сдвинешь.
— Это очень мило с вашей стороны, что вы навестили нас… Пешком в такую даль. Ваша сестра, она тоже придет?
— Нет, — сказал Маледикто. — И, честно говоря, ей было бы неприятно ваше общество, весьма вероятно, что ее уязвило бы зрелище такой красоты, как ваша. Ваша красота породила бы у нее тоску и зависть.
Ночь была наполнена ароматами цветов. Над головой, над вершинами острых утесов, сверкали звезды, внизу шумело, окутанное туманом, громадное море. И как ни странно, речь Маледикто не казалась ни дерзкой, ни надуманной. В его словах не было ничего, кроме абсолютной правды. В полусумраке, сгустившемся на патио, я увидел, что Джинни залилась румянцем. Она отвела глаза от глаз Маледикто. Ее ресницы затрепетали, словно птичьи крылья, и она смущенно ответила:
— Вы так добры. Не хотите ли присесть?
Он снова поклонился и мягко опустился на стул, перелившись, словно вода.
Я дернул Джинни за рукав, подтолкнул ее к дому и зашипел с яростью:
— О чем ты думаешь? Теперь мы не избавимся от этого типа на протяжении часа!
Она, не обращая ни малейшего внимания на сказанное, стряхнула мою руку с таким гневным жестом, которого я не помнил со времен нашей последней ссоры.
— Не выпьете ли немного коньяка, синьор Маледикто? — спросила она, улыбнувшись ему своей лучезарной улыбкой. — Я принесу. А может быть, хотите сигару? У Стива — «Префектос».
Я сидел, пока она суетилась внутри дома. Какое-то мгновение я был слишком разъярен, чтобы выговорить хоть слово, но заговорил Маледикто:
— Очаровательная девушка, сэр. Б высшей степени восхитительное создание.
— Она моя жена, — взорвался я. — Мы приехали сюда, чтобы в одиночестве провести наш медовый месяц…
— О, прошу вас, не подозревайте меня, — его довольный смех смешался, казалось, с бормотанием моря.
Он сидел в тени, и я мог разглядеть только неясные, расплывчатые очертания — черное и белое.
— Я все понимаю, и не осмеливаюсь испытывать ваше терпение. Не исключено, что позже, когда вы познакомитесь с моей сестрой, вам доставит удовольствие…
— Я не играю в бридж.
— Бридж? А, верно, вспомнил. Это новая карточная игра, — он изобразил рукой гипнотический знак отрицания. — Нет, сэр, мы ни других, ни себя не должны заставлять делать то, чего они не хотят. Например, мы не можем прийти с визитом туда, где существует некто, желающий, пусть даже и невысказанно, нашего появления.
Кроме того, как смог бы человек, поселившийся в таком жилище, как наше, узнать что-либо, кроме того, что у него появились соседи? И теперь я не в силах ответить на вежливое приглашение вашей леди неблагодарным отказом. Не беспокойтесь, сэр, мой визит продлится очень недолго.