Маледикто рассмеялся:
— Если моя жертва призывает святое имя вполне искренне, я должен исчезнуть, — его голос походил на журчание. — Тем не менее, я, как видишь, остался здесь. То, что сокрыто глубоко внутри тебя, томится желанием ко мне, Вирджиния!
Она схватила вазу и запустила в него. Он ловко поймал ее, грохнул об меня, и направился к окну.
— Айе, — сказал он. — Сейчас чары рассеялись. Но не бойся. Когда наступит более благоприятный час, я вернусь…
Мгновение, и он перепрыгнул через подоконник. Я пополз следом. Белое патио залило лунным светом. Пусто.
Я сел, поднял голову. Рядом опустилась на пол Джинни. Медленно текли минуты. Наконец я встал, включил свет. Нашел себе сигареты и тяжело сел на кровать. Возле моих колен распростерлась ничком Джинни. Я не стал даже касаться ее.
— Кто это был? — спросил я.
— Инкуб [14].
Ее голова была опущена, я видел лишь рассыпавшиеся по ее спине рыжие волосы.
Пока нас не было, она надела свою самую нарядную ночную рубашку. Для кого?
Ее голос был тихим и слабым:
— Он, должно быть, обитает в развалинах. Поселился в замке вместе с испанцами. Возможно, он — виновник постигшей их неудачи.
Я втянул дым в легкие.
— Почему он не появился раньше? — спросил я громко и глупо. — Ах да, конечно, у него очень ограниченные возможности действия. Фамильное проклятье. Он не мог выйти за пределы владения того старого дома. А с тех пор, после наступления темноты, здесь никто не появлялся.
— До тех пор, пока мы… — продолжала она шепотом.
— А Хуан со своей женой были здесь лишь оказиями. — Я неистово дымил. — Ты же ведьма. У тебя есть информация. Все, что я знаю, Инкуб — демон эротики. Скажи, почему он никогда не беспокоил Фернандеца?
Она снова начала плакать, будто у нее кончилась всякая надежда. Мне подумалось, что это отчаяние вызвано также и тем, что она потеряла свою ведьмовскую силу. Она уже не была волшебницей. Мне все было ясно.
— Потому что святые символы защищают тех, кто действительно хочет защиты. Думаю, тут он сказал правду. Хуан и его жена добрые католики. Они не появятся здесь, не развесив на каждой стене по распятию. Ни у нее, ни у него — не возникает желания изменить друг другу…
Она подняла лицо. Выражение его было диким:
— Ты думаешь, что я…
— О, не сознательно. Если бы мы догадались сразу же по прибытии развесить кресты. Если бы мы сотворили от чистого сердца молитву, мы тоже были бы в безопасности. Никогда нельзя знать заранее, будешь ли ты окружен инкубами. Но наши головы были слишком заняты, а сейчас — поздно. Полагаю, что подсознательно ты забавлялась идейкой, что маленький отход от неукоснительной моногамии — это было бы не так уж и плохо…
— Стив! — Она с трудом поднялась на ноги. — В наш медовый месяц! Как ты мог сказать такое!
— Смог… — я затушил сигарету. Жаль, что не в лицо Маледикто. — А как иначе ему удалось опутать тебя своими чарами?
— И ты, Стив… Стив, я люблю тебя. Только тебя!
— Что ж, будет лучше, если ты сядешь на ковер и дашь полные обороты. Лети в Гуйамас — это ближайший город, достаточно крупный, чтобы его полиция экзарсиста тебе помогла. Расскажи там все и попроси помощи, потому что, если я помню что-то из демонологии, раз ты попала под влияние инкуба, он последует за тобой куда угодно.
— Но ничего не было! — Она закричала так, как будто я ее ударил.
Что ж, в определенном смысле это и был удар.
— Да… Не хватило времени. В этот раз. Конечно, обладай своей колдовской силой, ты могла бы изгнать любого демона с помощью чисто светского Искусства. Но сейчас у тебя этой силы нет. Пока ты не пройдешь курс повторного обучения — каждый час, когда ты находишься вне Церкви, тебя должен охранять экзарсист, если только не… — я встал.
— Что? — близкая к безумию, она вцепилась в меня ледяными пальцами.
Я стряхнул ее. Я был слеп от ярости. Мое мужское достоинство было уязвлено вдвойне. Маледикто отлупил меня в драке и чуть было не соблазнил мою жену.
— Стив! Что ты задумал?!
— Что я могу сам избавиться от него.
— Не можешь! Ты не колдун, а он — демон!
— А я волк-оборотень. Может быть это достаточно уравняет наши шансы.
Шаркая, я протащился в ванную и перебинтовал там руку. Раны, впрочем, были поверхностные. А вот суставы пальцев распухли.
Джинни попыталась помочь, но я показал ей на дверь. Я понимаю, что я тогда был неправ. Но уж слишком распирала меня боль и ярость. Я только смутно понимал, что должен отправиться в Форталезу, куда, по-видимому, вернулся Маледикто. Став волком, я буду так же силен и быстр, как и он. Разумеется, кусаться я не осмелюсь. Но, если представится случай превратиться в человека, использую приемы рукопашного боя, которым меня обучали в армии…
План был абсолютно безнадежен, но меня подстрекал мой собственный демон. Джинни все поняла. Ее колдовские способности частично вернулись к ней. А может, это у нее было врожденное. Безжалостное сияние огня Святого Эльма высвечивало ее абсолютно белое лицо. Она дрожала и судорожно глотала слюну.
Но вот она кивнула:
— Если иначе не можешь, то мы пойдем вместе.
— Нет! — Рык клокотал в моем горле. — Отправляйся в Гуйамас, говорю тебе! Мало мне из-за тебя бед? Оставь меня одного. А потом я решу, хочу ли я, чтобы ты вернулась ко мне обратно!
Какое-то мгновение она пристально смотрела на меня. Пусть никогда я больше не увижу подобного взгляда. Потом она исчезла.
Я вышел из патио и превратился в волка. В воздухе висел запах демона. Я пошел по этому запаху. Путь вел в гору…
16
Земля была залита ослепительным лунным светом. Нос чуял запахи пыли, шалфея, кактусов, осоки и бурых водорослей. Уши слышали ультразвуковой писк летучих мышей, панический топоток американского зайца. Мое естество больше не корчилось в муке. В волчьем черепе вмещаются лишь простые мысли жаждущего убивать плотоядного зверя. Я как бы переродился. Известно, что некоторые психиатры добивались хороших результатов, временно превращая своих пациентов в животных.
Какое-то время спустя на фоне луны обрисовались изъеденные временем очертания сторожевой башни. Каждым своим нервом готовый к атаке, я вошел в то, что когда-то было воротами. Я стоял посередине пустого двора. Песок, наносимый сюда в течение столетий, сорняки, пробившиеся между плитами. Здесь и там валялись отколовшиеся камни облицовки. Ближе к центру громоздилась груда обломков, тут когда-то стояло здание. Ниже — отверстия погребов. Я осмотрел их, вернее, небрежно заглянул туда — неглубоко, но там логовища инкуба я не обнаружил.
Я завыл, бросая вызов противнику.
Кто-то мгновенно повернулся у двери, ведущей в башню. Одетый во все белое, он шагнул вперед. Я тут же отпрыгнул. Мелькнула дикая мысль: если первым же укусом я порву ему шейную вену, то тогда я наглотаюсь этой пьянящей, как вино, крови. Но он уже будет мертв.
Смех, бегущий на маленьких и легких ножках. Девушка вновь шагнула вперед.
Неправдоподобно белая, на фоне черных заплесневелых стен, она стояла под водопадом льющегося сверху лунного света.
— Добрый вечер, прекрасный юноша. Я не смела надеяться на такое счастье.
Исходящий от нее аромат проник в мои легкие, в мои жилы… Я зарычал. Рык превратился в поскуливание. Я завизжал. Я завилял обрубком хвоста. Она подошла ко мне, почесала у меня за ушами. Я лизнул ее руку. Вкус был ошеломляющий. Где-то, как в грохочущей громами пустыне, родилась мысль: сейчас мне ни к чему оставаться волком. Тело пронизал ток изменения. Я стал человеком.
Она была такого же роста, что и Амарис, и такая же красивая. То же самое странное лицо с заостренным подбородком. И флюоресцирующие под лунным светом глаза. Облаком, ниже талии, падали пепельные волосы, и одета она была в платье, сотканное, очевидно, скаредными на паутину пауками. Платке облегало ее фигуру, которая… Ладно, не буду и пытаться описать ее фигуру. Думаю, секрет наполовину объяснялся движениями девушки.
— Сибелита, я полагаю… — удалось мне выдавить.
— А ты, суть, Стивен, — узкая изящная рука упала на мою руку и осталась там. — Ах, добро пожаловать!
Я облизал губы:
— Э-э… Ваш брат дома?
Она подвинулась ко мне:
— Какое это имеет значение?
— Я… э-э… — идиотская мысль: невежливо объяснять женщине, какое у тебя дело к ее брату, если хочешь убить его. — Послушайте, — выпалил я, — вы и он… вы должны оставить нас в покое.
Сибелита мягко улыбнулась:
— Ах, твоя печаль — это моя печаль, Стивен. И кроме того, неужели в душе не отыщется жалости к нам? Известно ли тебе, в чем на самом деле заключаются вечные муки? Быть созданием, в котором существуют, не смешиваясь, первичные стихии — Огонь Вожделения, Воздух Порыва, Вода Изменчивости и Темное Могущество Земли… И, имея такое естество, быть обреченной красться подобно крысе в этих руинах, и выть в пустое небо… И голод, голод в течение трех лет. Если ты погибаешь от истощения, а двое прохожих разостлали те малые крохи, которые они без труда могут тебе уделить?
Я пробормотал что-то насчет ложности аналогий.
— В этом нет зла, — молила она, и подвинулась еще ближе. Ее руки легли мне на плечи, грудь легко коснулась моей груди. — И нет в этом злого умысла. Это — необходимость, Стивен. Вы, смертные, тоже не безупречны. Ни один демон не осмелится приблизиться к вам, будь вы святыми, у которых не бывает нечистых мыслей. Нас влечет к тем, кто схож с нами самими.
— А… да… — мне нечем было дышать. — Тут две стороны вопроса… Я хотел сказать, одна сторона, да…
Сибелита рассмеялась снова.
— Не надо, прекрасный юноша! Вот я стою в лунном свете, обнимая обнаженного, самого прекрасного в мире мужчину…
— О, Господи! — Я вспомнил, что все мое обмундирование — лишь нижнее белье. Поскольку она не отпрянула, восклицание, должно быть, не было воспринято, как молитва.
— …Способного рассуждать на материалистические темы! Нет, вы переполнены любовью и щедры! — Сибелита отпорхнула в сторону. — У меня не должно быть перед тобой преимущества. В подлинной дружбе не должно быть преимущества. Пусть мы будем в одинаковом состоянии…