— И снова Константин Барятинский поражает нас своей находчивостью! — немедленно отреагировал ведущий. — Посмотрите, как виртуозно этот юноша уходит от пуль! Напоминаю, господа, что каждый выстрел, попавший в цель, отнимает у игрока два балла!
А передо мной между тем разверзлась земля — метрах в пяти впереди её взрыл «снаряд». Поднялась пыль, во все стороны брызнули комья глины.
Я обошёл воронку. Родиону повезло меньше — земля под его ногами осыпалась, он не сумел удержать равновесие и упал.
К финишу я пришёл первым.
Трибуны бесновались. Ведущий орал что-то о славных традициях Императорской академии, а я бросился к площадке, где должен был пройти четвёртый этап. Поединок.
Если два снаряда всё-таки попадут в одну воронку, и мне придётся, как Боровикову, фехтовать — на этом этапе нашей команде можно сразу засчитывать поражение. Фехтовальщик из меня, впервые взявшего в руки рапиру полгода назад, однозначно худший, чем из тренированного с детства Каледина.
Но ни рапир, ни сабель, ни прочей фехтовальной премудрости вблизи площадки не обнаружилось. Я увидел висящие на стенде боксерские перчатки и накладки для зубов.
Ведущий немедленно подтвердил мою догадку.
— Нашим игрокам предстоит показать себя в одном из самых интересных направлений современного боя, господа! — проорал он. — Поединок джентльменов — английский бокс!
Н-да.
Каледин выше меня на голову и тяжелее килограммов на двадцать… Но ладно уж. У моего шестнадцатилетнего тела тоже есть свои преимущества. И бокс для меня — всё же куда предпочтительнее фехтования.
Я успел надеть перчатки и стиснуть зубами накладку раньше, чем то же самое сделал Каледин. А площадка за это время успела превратиться в ринг.
Появились канаты, покрытие на полу и даже рефери. Который незамедлительно скомандовал:
— Бокс!
Я ринулся в бой. Размахом рук, весом и силой Каледин меня, конечно, уделывал. Но я успел заметить одну деталь — уходя от моего удара, он чуть припал на ногу. Видимо, падение на поле не прошло бесследно. А использовать магию на этой Игре запрещено — любую, в том числе целительскую. Если дело дойдёт до того, что игроку потребуется медицинская помощь, по правилам он выбывает. Справедливо, в общем-то — если уж условия решили приравнять к усредненно боевым. В бою никто не будет спрашивать, как ты себя чувствуешь. И целитель не всегда будет находиться рядом с тобой.
Каледин, опытный игрок, с правилами был знаком хорошо. И отлично понимал, как важно не показать, что повредил ногу.
Поначалу мне даже показалось, что ему это не особо и мешает. Уже через минуту я вынужден был признать, что махать кулаками этот парень умеет здорово. Пожалуй, его можно было выпустить на ринг даже против профессионального боксера, сложно будет противопоставить хоть что-то этой безупречной технике… Но придется. Проигрывать я не намерен.
Некоторое время мне понадобилось на то, чтобы изучить любимые комбинации Каледина. Например, нечего было и думать о том, чтобы пытаться пробить его мощный торс. Зато оказалось, что у меня неплохо получается раз за разом доставать соперника ударами в голову.
Я бил обеими руками, вкладывая в удары всю силу, на которую было способно это тело. И получалось вполне неплохо — кто-то другой на месте Каледина уже или свалился бы, или ушёл в глухую защиту, чтобы продержаться до конца трёхминутного раунда.
Со временем я вынудил соперника пятиться к канату и пропускать выпад за выпадом. Мои удары летели со всех сторон, мне всё лучше удавалось нащупать брешь в обороне Каледина — которая в начале схватки казалась безупречной. Я был уже уверен в своей победе!
Когда навстречу моему лицу вдруг бросилось покрытие ринга.
Каледин тоже оказался не лыком шит. Я изучал его, а он в это время изучал меня. Отступая к канатам, выжидал нужный момент. И когда я слишком увлекся и провалился вперёд, накрыл обе моих перчатки левой рукой, придавил вниз, а правой пробил такой хук в челюсть, что я едва не отключился.
Едва.
Стараясь не обращать внимания на звон в ушах, я подпрыгнул и снова собрался в стойку. Каледин — сильный соперник. Но и я не собираюсь уступать.
В глазах Каледина мелькнуло удивление. И… уважение?
— А ты упорный, — обронил он. — Не ожидал такого от белого мага.
— Это одно из наших главных преимуществ, — отозвался я. — Никто не ждёт от белых магов ничего подобного, — и снова пошёл вперёд.
Каледин, закрывшись от моего удара, как-то странно улыбнулся.
— Да уж. Никто.
— Ты тоже — белый?! — дошло до меня.
— Как и ты.
Каледин резко уклонился, перенёс вес на больную ногу, и я заметил, как перекосилось его лицо.
— Может, прервёмся?
— Зачем?
— Ты повредил ногу. Тебе больно, я вижу.
— И что? — скривился Каледин. — Сдашь меня? Техническое поражение — что может быть проще и приятнее?
— Ты, кажется, путаешь меня со своими знакомыми, — буркнул я. — И не говори, что ещё не понял — я сумею одержать настоящую победу. Не техническую.
— Если бы не моя нога…
— А если бы во мне было больше веса…
Переговариваясь, мы не забывали кружить по рингу. Последней моей фразе Каледин вдруг улыбнулся.
— Да, ты прав. С этим почти нокаутом мне просто повезло. Будь ты хоть на пару лет старше или на десяток кило тяжелее — я бы против тебя не выстоял. Тебя есть за что уважать.
— И тебя, — кивнул я. — Сильная боль?
— Терпимо. Этот раунд продержусь. И второй тоже.
— Но это не должно выглядеть, как сговор.
— Догадываюсь. Нужно показать зрителям красивый бокс.
Мы кивнули друг другу, что поняли. И честно отстояли оставшиеся минуты вместе с перерывом, демонстрируя почтеннейшей публике зрелищный и техничный бой.
На этот раз Каледин позволил мне пробить пару серий, вызвавших на трибунах восторженные вопли. Сам, конечно, тоже не остался в долгу. Однако мы с ним оба хорошо понимали, что настоящий поединок уже закончился.
Мне не хотелось и дальше издеваться над Калединым, заставляя этого стойкого парня испытывать лишнюю боль. Я был уверен, что очень многие на его месте вышли бы из Игры сразу после падения на поле. И Каледин мои действия оценил в полной мере. Рефери объявил ничью.
— Браво, господа! — восхищался ведущий. — Какой великолепный поединок! Какой красивый бокс показали нам наши игроки! Но это ещё не всё. Сейчас им предстоит пройти самый зрелищный этап. Гонки!
Ринг исчез. Вдоль трибун появилось асфальтовое покрытие. А к нам с Калединым подкатили мотоциклы.
По сравнению с теми машинами, к которым привык я, эти казались неуклюжими и громоздкими. Возможно, из-за того, что над головой седока для чего-то присобачили крышу наподобие кабриолетной, а сзади на сиденье прицепили багажный ящик.
— Предыдущий этап закончился вничью, — вещал ведущий. — А из этого, согласно правилам, следует, что стартуют наши игроки одновременно! Напоминаю, что заводить двигатель раньше, чем вы услышите стартовый выстрел, запрещается. Внимание, господа!
Мы с Калединым надели шлемы. Прогремел выстрел. Двигатель мотоцикла схватился сразу. И я рванул вперёд.
Глава 17Уровень любви к человечеству
Я быстро понял, что аппарат мне достался неплохой: мощный и достаточно маневренный. Впрочем, надо полагать, у соперника он не хуже. И больная нога на этом этапе Каледину вряд ли помешает.
А ещё меня неимоверно бесила крыша над головой. И багажный ящик. Я буквально физически чувствовал, как эта дрянь увеличивает сопротивление воздуха и утяжеляет мотоцикл…
Решение я принял мгновенно. Одной рукой удерживая руль, другой принялся выламывать стойки, удерживающие крышу.
— Что происходит, уважаемые зрители? — озадачился ведущий. — Неужели господин Барятинский собирается… О-о!
Это я справился с тонкими стойками и отшвырнул в сторону брезентовый колпак крыши. Он покатился по травяному покрытию, в которое превратилось поле по обе стороны от трассы, и тут же пропал из виду. А я мгновенно почувствовал, как снизилось сопротивление воздуха. Мотоцикл пошёл шустрее.
— Крайне смелое решение, господа, — голосил ведущий. — Господин Барятинский, несомненно, получит штрафные баллы за порчу оборудования. Но вы только взгляните, какое преимущество в скорости дало ему это, с позволения сказать, усовершенствование! Как значительно он оторвался от своего соперника! Напоминаю, что победа в гонке — а как следствие, в Игре — принесёт команде-победителю целых пятьдесят баллов!
Дальше я не слушал. В ста метрах передо мной вместо асфальта внезапно вырос лес.
— Организаторы Игры снова решили поразить наше воображение, господа, — восхитился ведущий. — Вы только полюбуйтесь, с какой точностью они воспроизвели знакомый каждому петербуржцу пейзаж!
Лес и впрямь показался знакомым. Это был сосновый бор с высоченными стволами и редким низовым кустарником — в окрестностях столицы такого добра полно.
Земля у подножия сосен была укрыта толстым ковром иголок. Это мгновенно отразилось на скорости. Иглы так и летели из-под колёс, с тем же успехом я мог бы ехать по песку. Скорость упала до тридцати километров в час. А мне приходилось ещё и выбирать дорогу, пытаясь проложить среди деревьев оптимальную траекторию.
У Каледина, похоже, дела шли не лучше моего — его мотоцикл рокотал позади. А значит, обогнать меня соперник пока не мог — хоть одна приятная новость.
Чёрт, но какая же дрянь — эти иглы! И ведь не свернуть никуда. Искать в магическом лесу, выросшем пять минут назад, тропинку — занятие, очевидно обреченное на провал…
И вдруг я заметил, что чуть поодаль цвет игл кажется более тёмным, чем у других. В голове сверкнула догадка. Я свернул в сторону. А через минуту с облегчением выдохнул: догадка оказалась верной. Сосновые иглы потемнели из-за воды. Между вековых стволов бежал ручей.
Вот она, «тропинка»! По краям ручья иглы должны быть слежавшимися, не такими сыпучими.
— Мы наблюдаем нечто странное, уважаемые зрители, — комментировал между тем ведущий. — Господин Барятинский, вместо того, чтобы следовать дальше выбранным маршрутом, внезапно поменял направление! Он устремился к ручью. Неужели молодого князя так измучила жажда?