та. Занималась она тем, что накладывала толстый слой крема на шею и плечи. Увидев в зеркале Павла, Татьяна приподнялась и приблизила лицо к самому зеркалу.
— Сядь на пуфик, а то мне низко, — приказала она. Павел повиновался, и Татьяна, широко раскинув ноги, уселась на него. После этого как ни в чем не бывало принялась снимать тампонами маску с лица. Потом, слегка ерзая по бедрам Павла, протерла лоб и щеки косметическим молочком и занялась подводкой глаз. Стоило Павлу сделать малейшее движение, как она возмущенно прикрикивала:
— Осторожно! Я же могу выколоть себе глаз!
Он замирал, а она продолжала заниматься макияжем. Павел уставился на баночки, стоявшие на малахитовом туалетном столике. Он боялся поднять глаза и увидеть в зеркале отражение Татьяны, сидящей на нем. Она же, в свою очередь, начала приподниматься и опускаться ему на колени. Испытывая немыслимый восторг, Павел все же рискнул взглянуть в зеркало. В нем он увидел по-клоунски размалеванное лицо своей возлюбленной. При каждом новом приседании она наносила кисточкой жирную линию на веки, а потом мазала щеки румянами. Яркие, беспорядочно нанесенные краски придали ее лицу сексуально демонический вид. Глаза горели снедающей тело страстью. Ложбинка над верхней губой сверкала разноцветными капельками пота. Она впилась глазами в собственное отражение и абсолютно забыла о присутствии Павла. Так продолжалось до тех пор, пока желание не подкинуло ее и мелкой судорогой не разлетелось по телу. Затяжное импульсивное блаженство долго не отпускало Татьяну. Павел понял, что нужно торопиться, пока она окончательно не пришла в себя. Но в тот самый момент, когда энергия вырвалась из него, Татьяна вскочила, подставила ладони под его извержение и быстро нанесла на лицо. Смотреть на это было уже невозможно.
Павел, еле переступая трясущимися ногами, с трудом дошел до кровати и лег. А Татьяна продолжила уход за лицом и при этом запела грудным спокойным голосом. Приведя себя в порядок, она подошла к лежавшему с закрытыми глазами Павлу. Села рядом с ним, положила голову ему на грудь и задумчиво произнесла:
— Я тебя безумно люблю. Ты самый лучший мужчина на свете. Мне и не снилось такое счастье. Все остальные пигмеи. Как ты меня чувствуешь и понимаешь! Спасибо тебе, котик.
Павел погладил ее по волосам и ощутил, как душа его наполняется ликованием. Какой же он дурак, что сердится на Татьяну. Пусть она взбалмошная и непредсказуемая. Но он сумел ее завоевать. Другие женщины меркнут рядом с ней.
Странно, но скандалов в этот день больше не было. Не обошлось, конечно, без симуляций по поводу болей в животе. Два раза она звонила в театр и просила ее заменить, но если не учитывать этих мелочей, то к пяти часам вечера она наконец навела последний марафет и попросила отвезти ее в театр. Павел отправил ее на дежурившем под окнами такси, а сам решил пройтись пешком.
Спектакль шел, как всегда, с большим успехом. Зрители встречали аплодисментами каждый выход Татьяны. Павлу было невыносимо скучно. На сцене говорили какие-то глупости. Два артиста спорили между собой о том, кто будет спать с провинциальной вдовой, которую играла Татьяна, а она от них закрывалась в ванной и выходила оттуда все в новых и новых экстравагантных нарядах. Короче, муть лиловая.
Павел ждал, когда в ложе появится Стасик и принесет шампанское. Юноша с нескрываемым вожделением смотрел на Павла и готов был прислуживать ему во всем. Он не заставил себя долго ждать. Но пришел без шампанского. Приложив палец к губам, знаками вызвал Павла из ложи.
— Может, ты меня убьешь, — начал он шепотом. — Но я не могу больше мучиться из-за тебя. Помнишь, когда мы познакомились, я предупреждал тебя о Татьяне. Не стоит она твоей любви. Грязная она, как и все бабы.
Павел не мог позволить произносить такие слова. Он схватил его за волосы, сжал их в кулак и подтянул к своим глазам. Стасик, взвизгнув, привстал аж на цыпочки.
— Если ты еще когда-нибудь посмеешь говорить о Татьяне в таком тоне, я тебя заставлю съесть собственные голубые яйца, — и после этой угрозы отпустил притихшего парня.
Но только Стасик ощутил под собой пол, как схватил Павла за руку и потащил за собой.
— Идем, сам увидишь. Я не хотел тебе показывать. Но лучше знать правду.
Павел нехотя последовал за ним. Они поднялись по лестницам на самую галерку и через низкую дверь с указателем — «Вход воспрещен» попали за кулисы на мостки с перилами, идущими по периметру всей сцены. Стасик объяснил, что раньше, когда не было автоматического поднятия кулис и ставок, рабочие сцены вручную, при помощи канатов и грузил поднимали по мосткам все тяжести.
— Нашел время проводить экскурсию, — проворчал Павел, но с интересом посмотрел вниз, где светлым пятном обозначилась сцена. По ней ходила Татьяна и что-то говорила партнерам.
— Сейчас все увидишь сам, — заверил его Стасик. Он повел его по скрипучим доскам, и они обошли сцену.
Павел увидел изнанку декораций. Стены из материи слегка просвечивались. Их поддерживали деревянные углы, прикрепленные к сцене. Возле одной двери, которая, как предполагалось, вела в ванную комнату, куда так часто пряталась Татьяна, из черных бархатных ставок был сооружен кабинет, в котором, очевидно, она переодевалась. Там стоял столик с зеркалом и двумя лампочками, стул и круглая вешалка с ее костюмами. Павел удивился тому, что Стасик, будучи «голубым», подглядывает с этой верхотуры за переодеваниями Татьяны.
— Зачем тебе это зрелище? — прошептал он.
— Еще чего! Мы здесь по другому поводу. Стой и жди.
В этот момент Татьяна выскочила со сцены через дверь и, плотно прикрыв ее, бросилась в кабинет, где быстро сбросила с себя одежду и натянула новую. При этом она громко пела, чтобы ее было слышно в зрительном зале. Павел с интересом наблюдал, как она переодевается. Это было намного интереснее, чем глядеть из ложи. Но когда она снова вернулась на сцену, развернулся и сказал Стасику:
— С меня хватит, на это я и дома могу посмотреть.
— Погоди. Помнишь то место в спектакле, когда она делает вид, что занимается в ванной любовью с одним из этих болванов?
— Что-то помню. Она там постанывает чересчур театрально.
— Вот-вот. Наберись терпения.
Эти слова мгновенно заронили в душу Павла страшные подозрения. Он заволновался. Задергался. Косо поглядывал на Стасика и старался убедить себя, что юноша наслушался каких-нибудь очередных сплетен. Но ничего не мог с собой поделать и до боли в глазах всматривался в черный четырехугольник внизу. И вдруг заметил, как в него быстро вошел какой-то мужчина.
Павел перегнулся через перила, словно хотел спрыгнуть прямо на плечи вошедшему. Стасик на всякий случай схватил его за фалды клубного пиджака.
Дальше произошло немыслимое. Татьяна юркнула со сцены в дверь, прикрыла ее и направилась в выгородку. Там ее поджидал парень, лицо которого сверху разглядеть было невозможно. Он помог ей раздеться и, пока она гляделась в зеркало, поправляя прическу, пристроился сзади и сильными толчками заставил ее визжать и кричать.
В зрительном зале раздался хохот. А Павел с ужасом вспомнил, что именно сегодня она отдавалась ему возле трюмо. В глазах у него потемнело. Значит, утром была всего лишь репетиция? Он отпрянул от перил и, прижавшись спиной к стене, потребовал:
— Веди меня вниз…
— Нельзя! Там ведь идет спектакль! — испуганно прошептал Стасик.
— Веди! Иначе спущусь без лестницы!
Стасик понял, что Павел не шутит, и послушно повел его вниз. Они спустились довольно быстро. Оттолкнув юношу, Павел бросился к черной выгородке. Влетел туда в тот момент, когда крепкий, с бычьей шеей парень застегивал брюки. Татьяна возилась с молнией на платье. Одной рукой Павел разорвал платье от декольте до самого пояса. А второй резко толкнул озадаченного его появлением любовника. Тот лишь слегка покачнулся и, не задумываясь, ответил сильным, но неточным ударом. Павел развернулся к нему. Не обращая внимания на крики Татьяны, бросился в атаку. Но не тут-то было. Противник принял боксерскую стойку и защитился от прямого удара. При этом сам сумел нанести встречный, скользнувший Павлу по челюсти. Граф понял, что перед ним не сопливый мальчишка и следует переходить на профессиональный язык. Черный пояс карате, полученный им два года назад в Японии, давал эту возможность. Еще мгновение, и он в прыжке взлетел с места и обрушил удар ногой на удачно заблокировавшегося парня. Противник отлетел в сторону, и выгородка, в которой они сцепились, развалилась, словно карточный домик. Теперь появилась возможность развернуться по-настоящему. Парень оказался приличным кикбоксером. Двумя махами ног он заставил Павла отступить и перешел в атаку. Огромные кулаки просвистели в воздухе рядом с головой. В ответ Павел резко подсек его и ударил локтем в солнечное сплетение. Противник, теряя равновесие, молотил воздух руками, но, зацепившись за стойку декорации, удержался от падения. Тяжело, прерывисто дыша, он рванулся снова к Павлу. Матерчатый щит, обозначавший стенку особняка, рухнул, и изумленные зрители, и так уже встревоженные шумом за сценой, увидели захватывающее зрелище — драку с использованием всех видов рукопашного боя. Один из актеров бросился разнимать дерущихся, но тут же был отброшен в сторону и заорал не то от боли, не то от испуга. Павел пошел в новую атаку. Он понял, что в данной ситуации придется биться до конца. Злость и уверенность толкали вперед. Его противник был на голову ниже. Но широк и мощен в плечах. На бычьей накачанной шее крепко сидела стриженая голова с решительными крупными скулами, перебитым носом и налитыми кровью глазами. Такой не уступит и спиной не повернется. Но был слишком тяжел, чтобы соревноваться в резвости и скорости с Павлом. Зато потрясающе держал удар. Его необходимо было измотать. А для этого пришлось расширять пространство. Не замечая ничего вокруг, стремясь подловить противника на встречном движении, они кружили друг перед другом и постепенно переместились на сцену, где был больший простор для действий.