— С этим — к моей жене, Пии Ликидис, — резко ответил он и стал подниматься вверх по трапу. На нем нос к носу встретился с Маркеловым и Лавром.
— А мы решили навестить тебя. Еще немного, и вокруг нас будет только море! — радостно сообщил Маркелов.
— Считаете, что в море мы можем чувствовать себя в полной безопасности? — серьезно спросил Апостолос.
— Абсолютно. Доверься моей охране.
Апостолос внимательно посмотрел на Маркелова. Взял его за плечо и подтолкнул вперед. Вслед за Апостолосом они вновь вошли в кают-компанию.
— Гостям — виски, а мне «Узо», — распорядился он.
Матрос подскочил к бару и молниеносно налил в стаканы напитки.
Апостолос жестом отправил его за дверь. Убедившись, что они остались одни, он все так же серьезно спросил:
— Вы оба уверены, что на корабле нет посторонних?
Маркелов вопросительно посмотрел на Лавра и перевел вопрос.
Лавр развел руками:
— А как же… Каждого проверяли до ногтей. Ни одного агента спецслужб. Разве что ихние.
Это замечание Маркелов переводить не стал. Но со своей стороны поинтересовался, почему Апостолос вдруг так разнервничался и именно сейчас, когда они уже вышли в море, задает этот вопрос.
Тот взял себя в руки, отхлебнул «Узо» и покрутил стаканом.
— О, это просто. Теперь, когда никто никуда уже не денется, необходимо еще раз основательно проверить каждого. Всех подозрительных придется оставить в Пирее. Хоть это и чревато неприятностями.
— У вас есть какие-нибудь конкретные сведения? — напрягся Маркелов.
— Если они будут, я поделюсь с вами информацией. Кстати, вам что-нибудь говорит кличка Воркута?
Маркелов вновь взглянул на Лавра. Тот понял, о чем речь, и презрительно усмехнулся.
— Лавр уверен, что Воркута мертв.
— Хотелось бы и мне поверить в это. Ладно, сегодня не день для подобных разговоров, пора навестить наших дам. Пусть они берут в руки руководство круизом. Не будем им мешать. Побережем силы для дальнейших мероприятий. Кстати, как себя чувствует граф Нессельроде? Я его не видел на вчерашнем банкете.
Маркелов хитро подмигнул Апостолосу.
— По моим сведениям, он уже принялся бороздить наших конкурсанток. Граф времени зря не теряет.
Апостолос громко и раскатисто рассмеялся. Ему нравилось, когда мужчины вели себя активно. Тем более что присутствие на борту Пии существенно ограничило его возможности, подогрев интерес к чужим победам.
— Это какую же он отхватил? Уж не испанку ли?
— Нашу.
— О, да он еще и патриот! Вот что значит настоящий русский граф!
Они допили остатки спиртного и вышли из кают-компании. Нельзя сказать, что Апостолос успокоился, но в его правилах существовал один неписаный закон, которым он руководствовался всю жизнь, — никогда не следует напрягать ситуацию. Она должна сама вызреть. Раз уж так случилось, лучше обходиться без суеты.
В его апартаментах были гости. Вернее, гостья — Татьяна. После нескольких банкетов они так сдружились с Пией, что оставалось только ждать начала первого скандала.
— Адмирал! Ваша жена волшебница! Благодаря ей я скоро буду знать французский почти как русский! — воскликнула Татьяна.
Апостолос поцеловал протянутую руку и уселся на пуфик напротив женщин.
Пия выглядела прекрасно. Она находилась постоянно подшофе, но не перебирала лишку. Присутствие знаменитой русской артистки компенсировало недостаток внимания со стороны мужа. К тому же Пия по достоинству оценила поступок Апостолоса. Честно говоря, она и не надеялась, что он бросит эту нью-йоркскую проститутку Антигони. Но, видно, дела его не позволяют больше закатывать публичные скандалы и шокировать общество своими любовными похождениями. Во всяком случае, все время, пока они были в России, Апостолос был с Пией предельно корректен. Этого ей было достаточно. Тем паче, что мысли ее частенько возвращались к графу Нессельроде. Она элегантно старалась вытянуть из Татьяны всю возможную информацию о ее бывшем любовнике.
До прихода Апостолоса дамы как раз обсасывали эту тему. Татьяна, обожающая интриги, сразу же поставила своей целью уложить Пию и Павла в одну постель. Но его отсутствие на вчерашнем банкете и слух о том, что он по Одессе носил на руках одну из конкурсанток, очень взволновали новых подружек. Как только Одесса скрылась из виду, Пия позвонила Татьяне и попросила ее зайти. Следовало незамедлительно проанализировать создавшуюся ситуацию.
Приход Апостолоса был некстати. Он это и сам понял. К тому же не ощущал потребности вести светские беседы. Поэтому заявил, что идет принимать ванну.
Не успел он выйти, как Пия достала бутылку виски и предложила Татьяне. Та в знак согласия подмигнула ей.
— А какой напиток ты любишь больше всего? — попыталась выяснить Пия.
— Любовный, — протяжно и глубоко ответила подружка. — А за неимением его пью все, что принимает организм.
Они по-воровски поглядели на дверь, которую прикрыл за собой Апостолос, и с удовольствием выпили.
…Павел обживал свою небольшую, но уютную каюту. Вполне широкое окно выходило на среднюю палубу и корму. Из него приятно было смотреть на белый шлейф пенистой воды, бурлящей за кораблем. Рядом с окном стоял изящный письменный стол. На нем лежали рекламные проспекты и бумаги со всяческой информацией. К нему было придвинуто алюминиевое крутящееся кресло.
Далее, с одной стороны каюты была двуспальная кровать, легко убирающаяся в стенку, а у другой — бар-торшер в окружении двух мягких низких кресел. Распаковав свои чемоданы, граф разложил и развесил вещи в многочисленных отделениях встроенного шкафа. После чего отправился принимать душ.
Сквозь шум воды услышал стук в дверь. Накинул прилагаемый к полотенцам синий махровый халат с капюшоном и, оставляя мокрые следы на бежевом ковровом покрытии, подошел к двери.
— Что случилось?
— Это я, Люба.
Павел приоткрыл дверь и высунул голову.
— Никак, пионеры пришли поприветствовать ветерана?
— Решила узнать, не заболели ли. Вчера весь вечер вас искала. Платье произвело фурор. Даже Леонтович заметил. Войти-то можно?
— Я вроде душ принимаю…
— А я думала, клизму ставите.
— Мы же договорились на «ты», или хамишь исключительно в вежливой форме?
— А чего такого я сказала?
— Ладно, входи.
Люба была одета в джинсовый костюм, купленный Павлом. Она осмотрелась и, оценив обстановку, призналась:
— Твоя каюта получше нашей будет.
— Так мне и лет побольше. Садись, хочешь выпить?
— Не пью же я.
— Извини, забыл.
— Вот так сразу и забыл? — расстроилась Люба.
Павел смутился. Он еще не выработал манеру поведения с новой знакомой. Вчера, когда разыгрывал из себя Санта-Клауса, чувствовал прилив почти отеческих чувств. Но сегодня, стоя босиком в мокром халате, смешно корчить из себя почтенного старца.
— Извини. Что-то же я должен предложить, раз ты пришла.
— Предложи мне лучше принять душ. А то я живу с девочкой, она вчера так набухалась, что сегодня сидит в обнимку с унитазом.
— Пожалуйста, иди.
Люба без всякого стеснения сбросила куртку, майку, сняла джинсы и, оставшись в белом кружевном белье, отправилась в туалетную комнату. Павел подобрал брошенные ею вещи, положил на кресло и в некоторой растерянности задернул шторки окна. Он открыл бар. Там стоял гостевой набор — бутылка коньяка «Метакса», «Узо», белое греческое вино «Рицина» и несколько банок пива. Внизу лежали бутылочки кока-колы и минералки.
Павел открыл банку пива, сел в кресло и принялся ждать неизвестно чего. Заниматься сексом с этой девчонкой у него не было никакого желания. Вернее, даже не желания, а интереса. К тому же недавний опыт с прыгуньей в высоту не способствовал желанию рисковать. Пожилой врач, лечивший его, спокойно и убедительно объяснил, что в России каждая вторая девушка чем-нибудь больна. А в большинстве вендиспансеров нет даже примитивных реактивов. Так что мазок красят синькой. После таких анализов лучше обходить девушек десятой дорогой. На вопрос Павла, а как же быть? — он ответил философски: либо занимайтесь этим в водолазном костюме, либо приходите ко мне лечиться до тех пор, пока сам не отпадет по дороге.
После столь радушного напутствия сексуальные позывы графа как-то поутихли. Он все чаще повторял себе: «Ничего, мы свое взяли, а быть здоровым намного приятнее, чем затраханным». И снова мысли возвращались к Татьяне. Почему она ничего не боится? Ведь по пьянке готова с кем попало. Вот уж истинно тот случай, когда «зараза к заразе не пристает».
Павел открыл вторую банку пива с твердым намерением не поддаваться мимолетным желаниям.
Люба, как он и предполагал, вышла из душа, лишь обернув узкие бедра маленьким полотенцем. Большое было замотано на голове. Она с претензией посмотрела на графа и капризно спросила:
— Ты еще не расстелил постель?
— Извини, не понял…
— Ну ты даешь! — Она уселась в кресло, закинула ногу на ногу и попросила воды.
Павел поухаживал за ней.
— Так что у нас с сексом? — напирала Люба.
— У вас — не знаю, а я не готов.
— Это как это? — искренне удивилась девушка. — Вот так блюмарин!
— Что? — не понял Павел.
— Слово такое нерусское. Правда, не знаю, что оно обозначает. Но, наверное, вот это самое… — она изобразила рукой висящий член.
Павел с ужасом почувствовал, как возбуждается его плоть. Совсем некстати. Поэтому строго сказал:
— Люба. Мне это твое провинциальное стремление отблагодарить за вчерашние покупки ни к чему. У нас впереди много времени, глядишь, когда-нибудь и захочется быть вместе. Но без всяких меркантильных причин. Одевайся, и пойдем осмотрим корабль. Ты ведь первый раз в круизе?
— Я первый раз встречаюсь с таким дураком! — обиделась Люба, полезла в карман куртки, достала сигареты «Салем» и закурила. — Ты, конечно, считаешь меня проституткой. Может, даже боишься чего-нибудь поймать на мне… так знай. Кроме Вани у меня никого не было. Нет, вру, были всякие желторотые, но они не в счет. Ваня меня сразу предупредил: «Ростов — город грязный, спутаешься с кем-нибудь, проверять не буду, удавлю и в Дон».