Сжимая в руке сумочку, Татьяна спустилась на вторую палубу. Осмотрелась. Вокруг не было ни души. Все ринулись к госпитальному отсеку. Возле лифта тоже никого не было. Нервным движением она поправила маленькую брошку, в которую был вставлен миниатюрный микрофон.
Из-за угла появились два матроса, толкавшие перед собой большой белый ящик на колесах, предназначенный для перевозки белья. Татьяна усмехнулась, такие здоровые ребята и вдвоем выполняют то, что обычно делает одна горничная.
— Мадам? — обратился к ней один из них. — Это ваш платок, — и показал на пол.
Татьяна оглянулась, но ничего не увидела. Зато этим воспользовался второй парень и, схватив ее за голову, зажал нос марлей с хлороформом. Она вдохнула пропитанный им воздух и обмякла всем телом.
Парни быстро засунули ее в бельевой ящик, сверху прикрыли простыней и вкатили в лифт. На следующем этаже, как ни в чем не бывало, они вывезли ящик в холл и, не спеша толкая его перед собой, отправились по коридору. Один из парней отстал и вернулся назад, чтобы убедиться в отсутствии слежки. Махнул рукой толкавшему ящик — мол, порядок, — и тот быстро исчез вместе с ящиком в одной из кают.
Когда Татьяна пришла в себя и приоткрыла глаза, то поняла, что лежит на постели. Рядом в кресле сидел Воркута и терпеливо ждал, когда она оклемается.
Первым делом Татьяна подумала о сумочке. Неужели ее отобрали? В таком случае все бессмысленно. Испугавшись этого, она тем не менее улыбнулась и протянула руку Воркуте.
— Здравствуй, котик, что это со мной сделали. Я плохо соображаю…
— Ничего, сейчас все образуется. Глотни виски, — он протянул ей стакан.
Татьяна не отказалась. Она понимала, что нужно держаться как можно естественнее. Выпила и приподнялась на руках.
— Они меня усыпили? Как я сюда попала?
— Очень просто. В бельевом ящике. Чо? По-умному? Ты извини. Но откуда мне знать, может, Маркелов решил использовать тебя в качестве наживки. Только я не карась…
— Это меня использовать?! — возмутилась Татьяна. — Если хочешь знать, я с Маркеловым порвала отношения. Мы снова с графом.
— Козел твой граф! — не выдержал Воркута.
— Вовсе нет, — Татьяна сделала вид, что обиделась. — Он согласен на все твои условия. Взял на себя револьвер, который ты передал для Шкуратова…
— Откуда ты такая грамотная? — насторожился Воркута.
— Пришел ко мне посоветоваться. Я и убедила держаться тебя.
— Хорэ, дамочка. Мне нравится разговор, и что передал граф?
— А чтобы ты его освободил!
Воркута присвистнул, встал и прошелся по каюте. Приоткрыл шторку и посмотрел в окно.
— На кой ляд мне он нужен?
— Граф выяснил, какой товар и сколько повезут из Афин.
Воркута резко развернулся и по-кошачьи присел на постель рядом с Татьяной.
— И чо повезут?
— Вот освободи его, он сам тебе и расскажет…
Воркута задумался. Татьяна протянула стакан, давая понять, что хочет еще виски. На самом же деле ей было необходимо узнать номер каюты, в которой они находятся. Если этот хренов микрофон в ее брошке работает, значит, Янис слышит их разговор. Но он не знает, где ее искать. Приходилось действовать на свой страх и риск. А для этого нужно добраться до сумочки, лежащей на столе.
Воркута сомневался в искренности Татьяны и не скрывал этого. Но не торопился с выводами. Он похлопал ее по бедру и поинтересовался:
— Значит, снова трахаешься с графом?
— И с графом тоже, — Татьяна старалась держаться раскованно, но внутри где-то под ложечкой начинал ворочаться страх.
— Хорэ, хорэ… — маслянистые глаза Воркуты наполнялись желанием.
Татьяна почувствовала себя в своей стихии. Решительность вернулась к ней. Она отбросила руку Воркуты, которой он уже стаскивал с нее кофточку с приколотой брошкой, и заявила:
— Хочу, как тогда, в театре! Помнишь?
Он мерзко и игриво улыбнулся.
— А чо? Хорошо было?
— Улетно! — закатила глаза Татьяна.
— Валяй, задирай юбку, — согласился Воркута.
Татьяна легко поднялась, подошла к столу, на котором лежала сумочка, поправила брошку на кофточке и дрожащей рукой достала из сумочки револьвер.
Сначала Воркута не понял, что, собственно говоря, происходит.
Короткое дуло револьвера, направленное на него женщиной, казалось шуткой. Но злые, не столько решительные, сколько безумные глаза артистки заставили поверить в серьезность ситуации.
— Убери, — пересохшими губами прошептал он.
— Не двигайся, котик. С такого расстояния я всажу в тебя все пули, — предупредила она. И вдруг почувствовала, что успокоилась. Это сразу отразилось на ее лице.
Воркута заметил перемену и решил не нарываться. Игра нервов закончится все равно в его пользу. Истеричка долго не сможет держать его под прицелом. Она либо выстрелит, либо зарыдает и отбросит револьвер.
Он понял, что нужно вступить в разговор и давить на чувства.
— Хорэ, дамочка, хорэ… Значит, граф меня испугался и послал тебя. А чо? Нормальный мужик… И чем дальше будем заниматься? Я бы еще разок тебя отодрал. Чо? Не понравилось?
— В какой каюте мы находимся? — не реагируя на его болтовню, требовательно спросила Татьяна.
— Тебе-то какая разница. У меня на корабле много кают.
— Говори, котик!
Воркута вздохнул и сделал попытку подняться. Тут же щелкнул взведенный курок. От этого звука он отпрянул к стене.
— Сука, ты же с оружием стоишь!
— И выстрелю. Не сомневайся, котик. Говори номер каюты.
— Чтобы ты вызвала сюда дружков? — Воркута нервно хихикнул. — Чо? Дурака нашла? Нету у этой каюты номера. Пусть ищут тебя по всему кораблю. Мне с ними встречаться не к спеху.
Татьяна почувствовала, что рука стала затекать. Она взялась за револьвер второй рукой. Положение становилось крайне драматичным…
Когда они в кают-компании обсуждали эту операцию, все выглядело достаточно просто. Татьяна узнает Воркуту, идет с ним в каюту и повторяет вслух ее номер. Далее охранники врываются и скручивают бандита. Револьвер она попросила сама и вот теперь, впившись в него двумя руками, не представляла, что делать дальше.
— Может, я пока посплю? — насмешливо спросил Воркута.
— Делай что хочешь, только не двигайся. Я — женщина нервная. Стрелять начну без предупреждения.
— Чо? Больше нечего делать. Послушай меня. Постучи в дверь, мои ребята тебя выпустят, и беги к своему графу.
— Нет, Воркута, не такая уж я дура. Если ты вырвешься на свободу, мне не жить.
— Это точно, — не мог не согласиться он.
От его признания по спине Татьяны побежали мурашки. Она с пистолетом в руках боялась его больше, чем он ее. Одна мысль билась в голове — пока не поздно, нужно стрелять. Но палец не слушался. Татьяна чего-то ждала, нервное возбуждение усиливалось. Перед глазами стали появляться желтые мутные круги. Воркута не шевелился. Монотонность и тягучесть времени уплотняли воздух, которого не хватало для дыхания.
Сколько нужно времени, чтобы осмотреть все каюты на корабле? Татьяна этого не знала и не могла представить. Оставалось ждать.
Воркута затих. Сделал вид, будто смирился. Он прекрасно понимал ее состояние и с каждой минутой все больше опасался за свою жизнь, так как револьвер дрожал в руках Татьяны, и от испуга она была готова открыть стрельбу в любой момент.
— Хорэ, дамочка. Твоя взяла, видать, придется сдаваться. Не дергайся, найдут они нас как миленьких. Смотри, ненароком не пальни. Все же грех на душу брать не стоит. Да и я от них откуплюсь. Конечно, не ожидал я от тебя такой подлости, но баба есть баба. Особенно такая, как ты.
— Заткнись, — из последних сил процедила Татьяна.
Татьяна уже плохо соображала, но ей нравилось, что Воркута по-настоящему испугался ее и согласен сдаться. Она уже представляла себе, как начнут щелкать фотоаппараты, камеры и все газеты мира выйдут с фотографиями на первых страницах. На них она с револьвером задерживает убийцу.
Воркута заметил, что Татьяна несколько расслабилась. Этого оказалось достаточно, чтобы он одним прыжком оказался возле неё и сделал нырок под руку с зажатым пистолетом.
От неожиданности Татьяна выстрелила. Пуля впилась в стенку, возле которой только что лежал Воркута. Он же одним ударом выбил револьвер из рук обалдевшей женщины.
Татьяна бросилась его поднимать, но получила удар ногой, отбросивший ее в сторону.
Воркута, зловеще посмеиваясь, поднял револьвер.
— Хорэ, дамочка. Теперь моя очередь. Уж ты у меня поиграешь Дездемону…
Татьяна от страха не смела открыть глаза. Тело налилось свинцовой тяжестью. На какое-то время она полностью потеряла координацию движений.
— Вставай, сука… — приказал Воркута.
Она открыла глаза и вдруг, лежа под столом, увидела на одной из его ножек медную пластинку с выгравированным номером: «104».
«Это же номер каюты», — пронеслось в голове. Она с трудом вылезла из-под стола и без страха громко сообщила Воркуте и тем самым и Янису:
— К чему тебе револьвер, если я знаю, что номер твоей каюты сто четыре!
Воркута с недоумением посмотрел на нее. Покачал головой, налил себе виски, выпил и закурил.
— Ты чо? Решила, я тебя отпущу? Ха-ха-ха! Баба-дура. Нет. Ты теперь гарантия моей неприкосновенности. Сейчас мои ребята тебя свяжут и надежно упрячут. Покури последний разок, попей виски.
Татьяна молча взяла из его рук бутылку и сделала большой глоток. Закашлялась и, отдышавшись, попросила:
— Оставь меня в этой сто четвертой…
Воркута подошел к ней, забрал бутылку и наотмашь ударил по лицу. Татьяна упала на постель. Он сорвал с ее кофты брошку и, покрутив, вытащил булавку с серебристой головкой.
— Ах ты сука… микрофон… Хорэ, дамочка, хорэ…
Подошел к двери, приоткрыл ее и тут же захлопнул. В коридоре, подняв руки вверх, стояли его сообщники. За дверью раздался голос Яниса:
— Заканчивай, Воркута. Кранты. Деваться некуда. В артистку не стреляй. Иначе до появления полиции не доживешь.
Воркута отошел от двери в сторону, опасаясь стрельбы. Схватил Татьяну за волосы и притянул к себе. Крикнул Янису: