Звук, который она с напряжением ожидала, все-таки возник. Кто-то пытался вставить ключ в замок. Антигони наложила на лицо повязку, липучками закрепила ее на затылке и быстро нырнула под одеяло, повернувшись к стене.
Граф зашел в каюту и с удовольствием вдохнул новый запах духов. Он чувствовал себя усталым, разбитым и пьяным. Первым делом, закрыв за собой дверь, вытащил из всех карманов деньги и несколько чеков, достал из шкафа серую замшевую куртку и спрятал выигрыш за ее подкладку. Потом сел, достал сигарету из Любиной пачки. На столе стояла пустая бутылка шампанского. Граф вслух принялся укорять девушку:
— Хуже пьянства в одиночестве нет ничего. Со мной ты отказываешься пить. В ресторанах и на банкетах тоже, а сама, пожалуйста, выдула целую бутылку. Слышишь меня? Хотя где там! Теперь из пушки не добудишься. Нашла себе снотворное. Так мы не договаривались. Потом начнешь обвинять меня в том, что приучил тебя к алкоголю. Завтра же выброшу из бара все бутылки…
Граф сказал это и сам себе удивился. Пожалуй, перегнул палку. И как бы стараясь замять вырвавшуюся угрозу, полез в бар и налил себе виски.
Сколько было сыграно партий, он уже не помнил. Перед глазами стояло бледное лицо мэра. Его мушкетерские усы к утру потеряли всякий шарм и больше походили на какую-то тряпку. Столько он давно не проигрывал. Зато Апостолос был счастлив. В графе он нашел достойного партнера и противника.
Павел выпил и отправился принимать душ. Ему очень хотелось разбудить Любу и позволить ей приставать к нему с ласками. Дурацкий эксперимент по приручению котенка, пожалуй, закончится самым банальным образом. Но, слава богу, она спит и искушение бродит лишь в его пьяном мозгу.
Граф вышел из душа и улегся совершенно голый, чего раньше не позволял себе. Он даже не заметил повязку на ее лице. Зато не удержался и провел рукой по бедру девушки, показавшемуся ему несколько более женственным. Она не отреагировала, и он спокойно заснул.
Антигони лежала ни жива ни мертва. Она настолько поверила в равнодушие графа к Любе, что его прикосновение явилось полнейшей неожиданностью. Ситуация, в которою она попала, не оставляла ей выбора. Конечно, она сумеет помешать пьяному Графу овладеть ею, но для этого нужно было бодрствовать. А спать хотелось немыслимо. На ее счастье, Павел Нессельроде отключился быстро. Антигони даже позволила себе слезть с постели, покурить и выпить виски. После этого, облачившись в маску, она заснула мгновенно.
Утром бодрствующих на судне оказалось совсем немного. Среди них был Апостолос, умевший спать всего несколько часов в сутки. Он, свежий и жизнерадостный, бубнил по своему обыкновению какую-то греческую мелодию и топтался в рулевой рубке.
Капитан Димитрис Папас готовил судно к выходу в море. Хитрый Апостолос решил всех обмануть. Он изменил время отправления, не предупредив об этом журналистов. Теперь, когда обитые тонкими листами олова трюмы были забиты контейнерами с радиоактивными отходами, стоять на приколе в порту — значило подвергать себя излишней опасности. Лучше на всех парах подальше в море, где и черт ему не брат.
Стюарды, сбиваясь с ног, выясняли наличие пассажиров на корабле. Оказалось, что никто из них, включая девчонок-конкурсанток, на берегу не остался.
— Запрашивай порт на разрешение, — приказал Апостолос.
Папас не замедлил отдать соответствующие команды. Никто не возражал, чтобы корабль господина Ликидиса освободил место у причала, поэтому все службы дали разрешение.
Апостолос довольно причмокнул:
— Отваливай, лучше постоим на рейде. Нечего тут мозолить глаза, — и отправился в кают-компанию, где его ждал вечно улыбающийся Лефтерис.
Павел проснулся, ощутив движение судна. Он открыл один глаз и огляделся. В голове монотонно шумел прибой. Он накатывал от затылка и мерно ударялся в лоб. Подташнивало, как во время качки.
«Неужели мы в открытом море?» — удивился Павел и, сознавая, что этого не может быть, а симптомы скорее похмельные, нежели штормовые, с трудом встал и подошел к окну. Открыл шторки и не поверил своим глазам. В ярком солнечном свете Пирей маячил на горизонте белыми зубцами домов, холмов и кораблей.
— Все-таки отплыли, — вслух произнес он и достал из бара минералку. Осушив почти всю пластиковую бутылку, посмотрел на Любу. Она лежала на спине и сладко спала. Повязка съехала на лоб, и ее лицо показалось Павлу странно незнакомым.
Чем пристальнее он вглядывался, тем больше ему казалось, что с Любой что-то случилось. Нет, вообще-то это была Люба. Но на ее лице проявился возраст и что-то в нем казалось не таким. Словно кто-то сместил знакомые черты. Павел хотел нагнуться к ней, но в голове стрельнуло так, что пришлось зажмурить глаза.
«Вот до чего доводит алкоголь, — сказал себе Павел. — Даже Любу перестал узнавать. Значит, срочно нужно прекращать пить. А то черти покажутся…»
Он слышал еще в Прокопьевске, что когда мужики напивались до белой горячки, то зачастую собственных жен принимали за ведьм и чертей. Некоторые, особенно буйные, носились по дворам с топорами за голосившими женами.
Оставалось признаться, что он уже близок к этому. Павел снова открыл глаза и уставился на Любу. Вроде бы она… а вроде бы и нет.
Ему стало стыдно. Он взял со стола бутылку виски и сделал несколько глотков. Боль в голове успокоилась, и лицо Любы показалось намного красивее, чем раньше. «Просто я влюбился в нее», — догадался граф, и от этого стало еще хуже. Так он и сидел, разглядывая спящую девушку, пока она во сне не отвернулась к стенке, выставив из-под одеяла голый зад.
Павел встал и слегка покачнулся. В его состоянии не следовало прикасаться к Любе. Возникшее желание было не способно реанимировать разбитый алкоголем организм. Он тяжело повалился рядом с ней и, вздохнув, заснул беспокойным сном.
Антигони открыла глаза и испугалась. Защитная маска куда-то исчезла. Она покосилась на спящего графа и попробовала на ощупь найти маску. Обнаружила ее на лбу. Неужели он что-то заподозрил и приоткрыл ей лицо? Но граф безмятежно спал. Он лежал поверх одеяла совершенно голый.
Граф совсем не так безопасен, как рассказывала Люба. Нужно было выработать тактику общения с ним. Надеяться на его порядочность и говорить правду — слишком рискованно. Человек, зарабатывающий на жизнь игрой в карты, вряд ли обладает необходимыми моральными тормозами и склонен в каждой возникающей ситуации искать свою выгоду.
Чтобы не пребывать в неведении, Антигони легко приподнялась и слезла с постели, не задев графа. Она направилась в туалетную комнату и с наслаждением встала под душ. Сколько она спала, который сейчас час — Антигони понятия не имела. Зато чувствовала себя бодрой и абсолютно отдохнувшей.
Она вернулась в комнату. Граф лежал в той же позе. Антигони накрыла его влажным полотенцем, которым вытиралась, и с некоторым опасением снова легла. Ее ночная рубашка едва прикрывала бедра, поэтому пришлось залезть под одеяло.
Тягучее время успокаивало гречанку, давало ей возможность сосредоточиться. Павел Нессельроде вблизи оказался намного интереснее, чем на финале конкурса, в театре Геродота Аттика, называемом просто Одеон. Там он при его росте и надменном выражении худого, почти безгубого лица, казался сухим, педантичным и рациональным человеком. А сейчас она изучала оказавшееся рядом лицо и находила в нем граничащую с нерешительностью мягкость и романтическую хрупкость. Спящий человек дает увидеть себя без вранья, без притворства, без фальши.
Антигони немного расстроилась. Ей бы хотелось, чтобы он был хуже. Она надвинула на глаза защитную маску и попыталась заснуть.
Павел шумно дышал и нервно подергивал рукой. Ему снилась какая-то чушь. Будто корабль ушел без него, и он мечется по причалу, не может никого упросить дать ему катер. А с капитанского мостика смотрит на него в бинокль Маркелов и что-то кричит. Павел не слышит слов, но догадывается, что Маркелов — виновник того, что корабль отшвартовался раньше времени. Павел судорожно ищет пистолет, чтобы успеть выстрелить, но никак не может его достать из-за подкладки серой замшевой куртки. А Маркелов смеется и показывает кому-то на него пальцем.
Задыхаясь от бессилия, Павел рванулся всем телом и от этого проснулся. Открыл глаза и долго лежал не двигаясь, рассматривая пластиковые рейки потолка. В голове просветлело, но остался неприятный осадок от только что покинувшего его сна. Стараясь не беспокоить лежащую рядом Любу, он встал и прошел в туалетную комнату. По мокрому кафельному полу и брызгам на зеркале понял, что Люба уже вставала и принимала душ. Значит, день наконец начинается.
Павел привел себя в порядок, принял душ, набросил банный халат и вышел.
Люба сидела в постели по-турецки, поджав ноги. Смотрела на него и улыбалась. Граф чуть не споткнулся на ровном месте. Это была не Люба.
— Что с тобой? — растерянно спросил он.
— А что? — с улыбкой ответила Люба.
— Я не узнаю тебя… Кто ты, извините, вы?..
— Люба…
— Какая? — граф смотрел на девушку во все глаза и при всем желании не мог убедить себя в том, что перед ним Люба. — Где Люба? Что произошло? Почему вы здесь?!
Девушка рассмеялась и, запустив руки в волосы, постаралась их распушить.
— Неужели я так изменилась? Присмотрись внимательно.
Павел послушно подошел вплотную. Это была не Люба!
— Кто вы?
— Послушай, перестань дурачиться. Закажи лучше завтрак. Очень хочется кушать, — все так же легко и беззаботно продолжала общаться с ним неизвестная женщина. Она говорила с легким акцентом.
— Вы иностранка?
— Мы завтракать будем или нет? У меня во рту все пересохло! — капризно, совсем как Люба, потребовала она.
Отказываясь понимать происходящее, Павел позвонил в ресторан и заказал в каюту завтрак на две персоны. Потом сел в кресло и окончательно понял, что его дурачат.
— Это Люба придумала подложить вас вместо себя? Простите за прямоту — идиотская шутка. Куда делась Люба? Я сейчас позвоню капитану и потребую объявить ее розыск на корабле. С меня достаточно происшествий за время круиза.