— Чего тебе? — еле выговорил он.
— Ленечка, ты же непьющий, — покачала головой Татьяна.
— Все сказала? — он хотел закрыть дверь, но не тут-то было.
Татьяна, оттолкнув его самым нахальным образом, вошла в каюту и сразу уселась в крутящееся кресло.
Леонтович вернулся к расстеленной постели и лег, не обращая внимания на незваную гостью.
— Выпей шампанского, и тебе станет легче, — посоветовала Татьяна.
Он не ответил.
— Хочешь, поухаживаю? — настаивала она и, не надеясь услышать его мычание, полезла в бар, достала французское шампанское, легко открыла бутылку.
Леонтович безропотно выпил стакан поданного ему ледяного шампанского и вместо благодарности громко икнул.
— Сейчас станет легче, — отметила Татьяна и наполнила свой бокал.
— Оставь меня в покое. Неужели тебе мало мудаков вокруг?
— Достаточно. Ответь честно на один вопрос, и я уйду.
— Ну? — Леонтович лежал с закрытыми глазами и боролся с возникшей икотой.
— Что за девка живет в каюте графа Нессельроде?
— О, бабы! — взвыл шоумен. — И за этим ты ко мне приперлась ни свет ни заря?!
— Это важно. Сегодня ночью убили Лавра и расстреляли его охрану… — серьезно произнесла Татьяна.
Леонтович никак не отреагировал на сообщение. Икота доставляла ему больше мучений, чем безвременная кончина известного бандита.
— Ты что, не понимаешь? Террор на корабле продолжается. Лично с меня хватит!
— Таких, как Лавр, рано или поздно убивают… это неотъемлемое условие их профессии. Готов скорбеть, но дай мне еще немного поспать, — и отвернулся к стене.
Татьяна пересела на постель. Принялась двумя руками массировать ему голову. И от ее движений боль, как ни странно, исчезла. Леонтович ощутил некое блаженство — легкий полет в прозрачном утреннем небе. Он не двигался, боясь спугнуть это состояние. Татьяна продолжала умелыми движениями освобождать его от похмельного синдрома. После чего предложила:
— Давай-ка еще по шампанскому.
На этот раз Леонтович не отказался, сел на постели, свесив босые ноги. Они выпили, и он, перестав икать, спросил:
— Чего ты хочешь от меня? В каюте графа уже давно живет девушка Люба из Ростова-на-Дону. Пора бы привыкнуть к этому.
— Нет там никакой Любы…
— А куда же он ее дел?
— Там другая. Я вчера выяснила. Какая-то девица выдает себя за Любу, а твою девчонку, возможно, убили так же, как и Лавра. А отвечаешь за девушек, между прочим, ты!
Леонтович посмотрел на нее своими грустными глазами в обрамлении пушистых ресниц, пожевал кончик свисающего уса.
— Тань, неужели ты до сих пор ревнуешь?
— Не твое дело. Я убедительно прошу официально собрать всех твоих мартышек — и чтобы обязательно явилась Люба!
Леонтович снова улегся в постель. И оттуда, словно из укрытия, спросил:
— Как я их соберу? Конкурс закончился, теперь у них по программе отдых, утвержденный твоим же любезным Ильей Сергеевичем.
— А если он прикажет? — настойчиво продолжала напирать Татьяна.
Чтобы хоть как-то отвязаться от нее, Леонтович вяло согласился.
— Если попросит, я ему не смогу отказать… Но пусть тогда девушкам какой-нибудь подарок сделает.
Татьяна поняла, как ей действовать дальше, потрепала Леонтовича по голове и была такова.
К Маркелову оказалось попасть не так просто. У его каюты скучали два охранника. Они не знали никакого языка, кроме своего греческого, поэтому долго не могли понять, чего она хочет. Когда ее все же пропустили, она с порога спросила сидевшего в кресле Маркелова:
— Думаешь, эти болваны тебя спасут?
— От тебя — да, — в тон ей ответил он.
Татьяна резко изменила тактику. Подошла к Илье Сергеевичу, одетому, несмотря на утро, в официальный черный костюм, опустилась возле него на пол и положила голову ему на колени.
— Глупый, я так боюсь за тебя. Ты же моя единственная опора в жизни.
В ответ Маркелов кисло усмехнулся.
— Только представила, что с тобой то же может случиться, как с Лавром, и сердце остановилось. Любимый мой… — она приподнялась и стала расстегивать джинсовую рубашку.
Маркелов рукой остановил ее решительные движения. Но в глазах зажглись огоньки благодарности. Татьяна, подобно собаке, в тяжелую минуту всегда готова была разделить с хозяином его горести. И ведь умела подгадать момент. Одного такого ее прихода достаточно, чтобы Илья Сергеевич выбросил из головы дурацкие мысли об окончательном разрыве с ней.
Татьяна ласково и заботливо смотрела ему в глаза.
— У меня есть кое-какие подозрения, и зря ты назвал меня дурой. В каюте графа скрывается какая-то женщина. Не Люба, поверь мне, я ее вчера видела. Она ударила меня, чуть печень не отбила. Такой рукой можно застрелить кого угодно…
— Чушь, — еще больше нахмурился Маркелов.
— Нет, не чушь. Я сейчас разговаривала с Леонтовичем. Он несет моральную ответственность за каждую девушку. И просит тебя официально объявить по громкой связи, чтобы все девушки без исключения срочно собрались в конференц-зале. Там-то и выяснится, кто скрывается в каюте графа.
Маркелов почувствовал, что от Татьяны пахнет перегаром, и отстранил ее подальше от себя.
— Ты не способна ни дня прожить без интриг. Въевшаяся в подкорку, старая театральная привычка. Помню, в цирке каждое утро, прежде чем начать репетицию, кто-то на кого-то стучал или выливал ушат помоев.
— Я готова поклясться, что к графу в Пирее подсела посторонняя женщина. Тебе этой информации мало? Тогда я пойду к Апостолосу. Может, у него хватит мозгов проверить!
Маркелов скривился. Он не переносил, когда на него давили. Решение приблизить к себе графа, принятое им после известия об убийстве Лавра, заставляло беречь его имя от всяких наветов.
Нервы у всех напряжены, и поди знай, как отреагирует Апостолос на бред Татьяны. Нехотя пришлось уступить железной хватке прожжённой интриганки.
Татьяна не поверила на слово, а решила дождаться, пока Маркелов по телефону свяжется с рубкой и попросит Димитриса Паласа передать объявление. Деваться было некуда. Маркелов выполнил ее просьбу.
…Павел проснулся от внезапно заработавшего динамика, встроенного в стенку. На английском, греческом и русском языках несколько раз повторили сообщение для участниц конкурса. Их настоятельно просили собраться в конференц-зале для сообщения еще одного решения жюри.
Он зевнул и повернулся в надежде увидеть спящую Антигони. Но ее рядом не оказалось. Динамик заглох, и до уха Павла донесся шум воды из душа. Он мечтательно улыбнулся. После вчерашней кровавой стычки Павел долго не мог заснуть, и чем больше думал, тем ближе становилась свернувшаяся калачиком спящая гречанка с выглядывавшим из-под одеяла плечиком.
Она появилась, завернутая в большую банную простыню, и живо поинтересовалась:
— Что там сказали?
— Всех участниц конкурса приглашают в конференц-зал для вручения какого-то приза. Видно, впопыхах про него забыли.
Антигони нервно закурила и влезла с ногами в кресло. Она смотрела на Павла и удивлялась его безмятежной расслабленности.
— Это же катастрофа! Меня там разоблачат!
— А кто тебя туда пустит? — лениво спросил Павел. — Ты лежишь больная. Уверен, никто и не заметит, что тебя нет. Каждая будет думать о призе, там про других не вспоминают.
Его беспечность не успокоила гречанку. Она продолжала нервничать.
— Поверь моей интуиции… неспроста затевают сбор. Это твоя Татьяна интригует. Она ночь не спала, все вычисляла, где и когда меня видела. Такая не остановится. Тем более, ее подстегивает ревность.
— О чем ты? Какая ревность? Люба здесь давно ошивалась — и ничего.
— О, граф, количество женщин, с которыми спит мужчина, мало что дает ему в понимании женского характера. Ты — ребенок. Мне достаточно было вчера на секунду увидеть ее глаза, и я поняла, откуда следует ждать неприятностей.
— Пошла она к черту! А ты ложись и отдыхай.
Антигони соскочила с кресла. Простыня чуть не свалилась с ее тренированного точеного тела. Она смутилась и, прихватив вещи, скрылась в туалетной комнате. Павел снова мечтательно улыбнулся. Он готов был один сразиться со всеми бандитами, находившимися на корабле, чтобы потом иметь возможность обнять и зацеловать это упавшее ему на голову греческое счастье.
— Ты должен пойти и выяснить, что там происходит! — крикнула она из туалетной комнаты. Вернулась уже в джинсах и кофточке и продолжила: — Подумай, ночью произошли убийства. Все в панике, и вдруг вспоминают о каком-то призе! Так не бывает. Одевайся и иди в конференц-зал. Нельзя сидеть без информации.
Павел нехотя встал, начал натягивать джинсы, вспомнил, что они в крови, и бросил их в раковину.
— Я отстираю, — вызвалась Антигони и совсем по-семейному посоветовала: — Надень костюм.
Он с удовольствием выполнил ее просьбу. Привел себя в порядок и поинтересовался:
— Ну как я? Похож на мужчину, проводящего весь круиз в постели с очаровательной девушкой?
— Главное, чтобы я была похожа на ту девушку, — рассмеялась Антигони.
— Ничего нет проще, тебе нужно ко мне приставать с утра до ночи…
— А потом украсть твои последние деньги и остаться навсегда в Одессе, — продолжила она.
Они сами не заметили, как естественно перешли на «ты». Да и вообще после столкновения с Лавром стали чувствовать себя вместе без всякого напряжения.
Когда Павел собрался уходить, Антигони подскочила к нему, поднялась на цыпочки и поцеловала в щеку.
— Храни тебя Господь!
Он ответил поцелуем в губы. Она не отвернулась, но и не прижалась к нему. Выпорхнула из его объятий и приложила палец к губам.
— Передай, что у меня высокая температура.
Когда Павел вошел в конференц-зал, на него устремили взгляды десятки глаз. Он подошел к Леонтовичу, пожал протянутую для приветствия руку и тихо предупредил:
— У Любы высокая температура. Она не придет.
Леонтович пожал плечами. И тут же за их спинами раздался голос Татьяны: