— Развяжи мне руки, — взмолился Маркелов. — К чему издеваться над человеком?!
Шкуратов задумался. Встряхнул головой, подошел к Маркелову, влил ему еще виски и строго отказал:
— Посиди так. Придет Павел — разберемся, что к чему.
А в соседней каюте мучился Леонтович. Ласки Ницы стали походить на пытку. Но приходилось ждать, когда граф вернет одежду. Тоскливым голосом шоумен просил:
— Сделай мне еще что-нибудь…
И гречанка с новыми ласками набрасывалась на него. Казалось, они уже по второму разу прошли все упоминаемое в «Кама Сутре». Леонтовича подташнивало. Всеми возможными способами она старалась его возбудить в несчетный раз. Он чувствовал себя полем, которое перепахивают снова и снова.
— Может, ты устал, милый? — иногда спрашивала Ница.
Леонтович, опасаясь, что остановится сердце, пошел на хитрость.
— Выходи за меня замуж. Я — человек не бедный, буду носить тебя на руках.
— Ой, милый! Я так счастлива! Замуж за тебя! Такого знаменитого! Все женщины мечтают с тобой переспать! А ты выбрал меня…
И она залилась слезами. Все ее потасканное тело содрогалось от рыданий. Она растирала краску по лицу и не могла успокоиться. Леонтович поглядывал на часы и ругал графа. Выдержав тем самым паузу, участливо спросил:
— Я своим предложением тебя обидел?
— Нет, милый! Просто… просто я замужем. Он очень любит меня! Как же ему рассказать об этом? Он больной человек, беспомощный, как ребенок…
«Какое счастье, — подумал Леонтович, — хоть с этим повезло» — и принялся ее утешать.
— Ничего, я готов любить тебя тайно.
Ница встала и благодарно посмотрела на него:
— Какой ты милый. Неужели будешь плавать со мной по полгода в круизах?
— Буду! — решительно подтвердил Леонтович и подумал, что утопился бы еще до конца первого круиза.
На его счастье позвонил граф. Он был готов занести вещи. Леонтович отправил Ницу в туалетную комнату. Для страховки закрыл дверь на запор и накинул халат.
Павел внес с собой нервное возбуждение, которое сразу же передалось шоумену. Раскидав вещи Ницы по каюте, он заставил графа сесть и все рассказать.
— Маркелов в наших руках, — прошептал Павел. — У Антигони не хватило жестокости, чтобы расстрелять всю охрану. Готовься к тому, что твою медсестру схватят в первую очередь.
— А потом начнут пытать меня, — грустно заметил Леонтович.
— Охрана же подтвердит, что это не она.
— А что скажет моя жена, когда какой-нибудь журналист опишет вашу героическую акцию? Проникнется уважением, как к герою Чернобыля?
— В моей каюте тоже чужая женщина, — выдвинул аргумент граф.
— Никогда не думал, что служить родине придется таким тяжелым и грубым способом, — вздохнул Леонтович.
— Лучше было бы, чтобы медсестра осталась у тебя до утра.
Леонтович посмотрел на него глазами, полными неподдельного страдания.
— Ни за что! — выкрикнул он. — Я отдал родине все, что мог. Теперь моей потенции уже никакая радиация не страшна!
— Хорошо, хорошо, пусть уходит, — согласился граф. — Завтра мы арестуем Апостолоса и вздохнем спокойно.
Он подмигнул печальному, измученному шоумену и оставил его для последних прощальных поцелуев благодарной медсестры.
У лифта его остановила Татьяна. Она была пьяна и очень агрессивна.
— Я уже тебе не нужна? Сделала свое дело и пошла вон?
— Успокойся, пойдем посидим у бассейна, — он обнял ее за талию. — У меня есть хорошие новости.
— Плевала я на них! — оттолкнула его Татьяна. — Не прикасайся ко мне. Я навсегда опозорена. Зрители будут показывать на меня пальцем и говорить — это та знаменитой артистка, между ног которой убили ее любовника.
— Наоборот. Все будут тебя жалеть. Ведь ты чуть не стала жертвой изнасилования, — постарался как можно спокойнее объяснить ей Павел.
— Попытка? Да он полчаса трахал меня, пока этот козел раздумывал — идти или не идти!
— Этот козел уже связан и находится под нашей охраной.
Павлу все-таки удалось увлечь Татьяну за собой. Они нашли темное пространство между подвешенными шлюпками. Там можно было спокойно поговорить.
Татьяна закурила. Первая волна истерии прошла. Но злость продолжала клокотать в ее груди. Она, выступив в такой кровавой драме, не получила главного — аплодисментов. После истории с Воркутой Татьяна мгновенно стала самой популярной женщиной круиза, а на этот раз о ней быстро забыли. Никто даже не посочувствовал. А граф не соизволил навестить ее. Можно подумать, что на Татьяне каждый день закалывают по любовнику. Эти мысли подняли вторую волну истерики.
— Заставил меня поверить в мафию на корабле, но никаких доказательств у тебя нет. Все, что мне об этом известно, так только то, что ты проводишь ночи с любовницей господина Ликидиса. Интересно поглядеть на него, когда он узнает об этом!
— Уж не ты ли сообщишь ему об этом?
— А почему бы нет? Заодно и про радиоактивные отходы выясню.
— Скорее всего тебе объяснят, но не словами, а пулей в лоб.
Татьяна закурила. Смерила графа презрительным взглядом.
— Меня пугать? После того, что я пережила? Котик, опомнись.
Так некстати Татьяна затеяла выяснение отношений. С ней, когда она пьяная, граф совершенно не мог разговаривать. Поэтому решился на крутую меру. Взял ее под руку и потащил за собой.
— Пошли. Сейчас я предоставлю тебе доказательства. Хватит меня ревновать к несуществующим любовницам! Нам всем нужно предотвратить преступление, а не ругаться между собой.
Он постучал в дверь каюты Шкуратова в тот момент, когда Илья Сергеевич уже совсем было разжалобил артиста, и тот согласился развязать ему руки.
— Послушай, Павел, — заплетающимся языком обратился к нему Егор. — Он мне во всем признался. Ты, старик, неправ. Господин Маркелов ни в чем не виноват.
Павел четко оценил обстановку. Рванулся к сидящему в кресле Маркелову и пригнул его голову к коленям. Руки были почти развязаны.
— Какой ты дурак! — крикнул граф. — Он бы тебя пристрелил.
Граф распутал веревки и накрепко заново перевязал руки Маркелову. Сел рядом с ним и попросил, показывая на Татьяну:
— Расскажите ей, Илья Сергеевич, о радиоактивных отходах, которые вы везете в трюмах, чтобы, по всей видимости, закопать в брянских лесах.
— Да не слыхивал он об этом, — вступился за бизнесмена Шкуратов.
— Никаких отходов нет. Во всяком случае, мне о них ничего не известно. Допускаю, что Лавр и Янис за моей спиной затеяли какую-нибудь контрабанду, но я здесь ни при чем.
— Слышишь? — напирал на Павла артист.
Татьяна презрительно хмыкнула. Подошла к столу, взяла автомат и наставила на Маркелова.
— Ты мне скажешь правду. Клянусь, не знаю, как работает эта штука, но она выстрелит.
Маркелов побледнел. Он, как и граф, знал, что пьяная Татьяна способна на все.
— Говори, котик… — прошептала она.
— Не бойся его убить. Суд все равно докажет его вину. Апостолос не дурак. Он на себя все брать не собирается, — поддержал Павел.
— А где адмирал? — спросил Маркелов, перепуганный насмерть
— Сидит связанный, как и ты. Но, в отличие от тебя, кается, — решил блефовать граф. — Не веришь? Тогда вспомни лицо медсестры, освободившей тебя.
— Освободившей? — с ненавистью проворчал Маркелов. — Не до её лица было… Кто она?
— Антигони. Любовница Апостолоса и сотрудник Интерпола. У нее есть записи ваших разговоров, — продолжил Павел.
— Врешь, — прохрипел Илья Сергеевич.
— Про Антигони не врет. Сама видела, — подтвердила Татьяна и, ткнув Маркелова дулом в грудь, прошипела: — Говори!
Он вздрогнул, голова свесилась на бок, и губы чуть слышно произнесли:
— Это предложение греков. Я был против, но меня вынудили. Есть свидетели покушения на мою жизнь на трассе из Шереметьева.
Татьяна опустила автомат. Егор протрезвел и, извиняясь, заглянул в глаза графа.
Этот поединок Павел выиграл.
Часть пятая«Большой шлем» адмирала
Глава двадцать пятая
Ночью неожиданно корабль попал в сильнейший шторм. Ветер завывал с такой силой, что казалось — рядом разогревают турбины сразу несколько реактивных самолетов. В беспросветной темноте ночи судно то взбиралось на волну, то неслось стремительно вниз. Капитан Папас приказал перейти на аварийное освещение.
Тусклый свет поселил в душах пассажиров мистический ужас. Огромный корабль, ранее не вызывавший сомнений в своей надежности, превратился в щепку, бросаемую разбушевавшейся стихией.
Началась болтанка. Палубы заливали огромные потоки воды. Павел с невероятным трудом добрался до своей каюты. Несколько раз его бросало на стены, и он разбил колено пораненной Лорой ноги. В каюте угрожающе звенели бутылки в баре. Валялись стаканы, которые, ползая по полу, безуспешно пыталась собрать Антигони.
— Как ты? — спросил Павел.
— В порядке. Только невозможно усидеть на месте.
— Не тошнит? — сам граф уже чувствовал позывы к рвоте.
Антигони засмеялась и попробовала встать.
— Мой вестибулярный аппарат не реагирует на качку, — похваставшись, она не удержалась на ногах и полетела прямо в объятия Павла.
Он схватил ее и проводил до постели, а сам развернулся, одним прыжком достиг туалетной комнаты и скрылся за хлопающей дверью.
Павла выворачивало наизнанку. Мутило и подкатывало откуда-то с самого низа живота. Никакой рвоты уже не было. Только мучительные позывы. Он встал под холодный душ и вцепился руками в никелированные ручки, удерживая равновесие. Вода несколько затормозила реакцию. Но когда корабль падал вниз, Павлу казалось, что сознание исчезает в пропасти.
Кое-как завернувшись в полотенце, он вышел из туалетной комнаты.
Антигони лежала в короткой ночной рубашке и улыбалась.
— Выпей виски. Поможет.
— Уверена? — Павел и сам слышал о таком способе борьбы с морской болезнью.
— Хуже не будет, — резонно заметила Антигони.
Он добрался до бара, открыл дверцу. Бутылки стояли в кожаных ячейках, Павел вытащил одну из них и пр