— Ты сказал, было два вопроса?
— А, они хотели знать, где наши люди держат его. Но это не проблема. Конечно, существует шанс, что один человек до него добраться все-таки сможет, но любая полномасштабная атака — об этом и речи нет.
— Почему, Джеймс?
— Помещения для допросов находятся в подвале нашего штаба, в Лондоне. Там-то он и сидит.
Ривка прикусила губу.
— И ты действительно думаешь, что рассказал им это?
— Возможность такая есть. Ты говоришь, твой отец заходил сюда чуть ранее. Я что-то такое смутно припоминаю. Он намекнул, что им все известно. Ты же сама не спала…
— Да… — Девушка отвела глаза в сторону.
Агенты Моссада, решил Бонд, скорее примут капсулу с ядом, чем пойдут на допрос, который может их скомпрометировать.
— Ты думаешь, я подвел своих? — спросил он у Ривки. — А заодно и наш чертов союз?
Секунду Ривка молчала, потом ответила:
— Нет, Джеймс. Не думаю. У тебя не было выбора, это бесспорно. Нет, я думала о словах моего отца. Бог знает, почему я называю его отцом. какой же он мне отец? Зайдя, он сказал о какой-то информации, которую ты якобы ему выдал. Я дремала, но помню, что он говорил с сарказмом. Он поблагодарил тебя за эту информацию.
Бонд ощутил, как его пронзает отчаянье. В эту рискованную ситуацию М послал его фактически «слепым». Однако Бонд не винил своего шефа. М считал так: чем меньше Бонд знает, тем для него лучше. М почти наверняка тоже ничего не знал ни об уничтожении настоящего Брэда Тирпица, ни о махинациях Коли Мосолова с фон Глёдой. А тут еще это предательство Полы Вакер!
Причиной отчаяния было осознание того, что он подвел свою Родину и Секретную службу, а в кодексе Бонда эти грехи значились как смертельные.
В настоящий момент, предположил Бонд, фон Глёда почти наверняка проходил стандартные процедуры передислокации: паковал вещи, организовывал транспорт, загружал оружием и боеприпасами «бэтээры», уничтожал документы. Интересно, была ли у фон Глёды, помимо нового Командного поста, какая-нибудь временная база, откуда он смог бы командовать своими войсками? Учитывая тот факт, что он хочет выбраться как можно скорее, а на это может уйти двадцать четыре часа…
Бонд осмотрелся в поисках своих вещей. Напротив кровати стоял шкафчик, но для одежды он был слишком маленьким, помимо него в комнате находились лишь чисто формальные атрибуты палаты маленького госпиталя: такой же шкафчик напротив кровати Ривки, а в углу — столик, на котором стояли стаканы, бутылка и какое-то медицинское оборудование. И ничего, что могло бы хоть как-то пригодиться.
Под потолком каждую кровать опоясывал карниз для занавески. Над изголовьями кроватей висело по светильнику, плюс лампа дневного света на потолке. На стенах — стандартные вентиляционные решетки.
Внезапно у Бонда появилась идея: он может «вырубить» медсестру, раздеть ее, и, переодевшись в женский наряд, попытаться сбежать. Нет, это какой-то абсурд! С его телосложением он вряд ли сойдет за женщину. К тому же от одной лишь этой идеи Бонда вновь замутило. Любопытно, что за препараты ему вкололи после пытки?
Если допустить, что фон Глёда выполнит свое условие сделки с Мосоловым — что было весьма маловероятно, — у него останется единственный шанс: попытаться сбежать из Колиных рук.
В коридоре послышался какой-то шум. Открылась дверь, и вошла медсестра, сияющая, накрахмаленная и стерильно чистая.
— А у меня для вас новости, — быстро заговорила она. — Скоро вы уезжаете. Фюрер решил забрать вас с собой. Я зашла предупредить, что отъезд через пару часов. — Медсестра говорила на безупречном английском с еле заметным акцентом.
— Опять заложники, — вздохнул Бонд.
Медсестра весело улыбнулась и согласилась с его мнением.
— А на чем мы поедем? — Бонд хотел ее разговорить, чтобы выудить хотя бы какой-то клочок информации. — На вездеходе? «Бэтээре»? Или на чем-то другом?
Улыбка с ее лица не исчезала.
— Я отправлюсь с вами. Вы, мистер Бонд, в полном порядке, но нас беспокоят ноги мисс Ингбер. Ведь она предпочитает, чтобы ее называли мисс Ингбер, если не ошибаюсь? Я должна сопровождать ее. А полетим мы на личном самолете фюрера.
— На самолете? — Бонду и в голову не приходило, что у НСДА были самолеты.
— Да, да. В лесу есть взлетная полоса. Ее поддерживают в чистоте даже в самую лютую непогоду. У нас имеется пара легких самолетов — зимой они, конечно же, на лыжах — и личный реактивный истребитель фюрера, переделанный «Мистери-Фалькон». Очень быстрый, но садится на все что угодно.
— А взлетает он тоже со всего что угодно? — Бонд вспомнил о мрачных обледенелых сугробах в лесу.
— Когда полоса чистая, то да. — Медсестру, казалось, этот вопрос нисколько не беспокоил. — Главное, ни о чем не волнуйтесь. Полосу расчистят как раз перед вылетом — Девушка задержалась в дверях. — А пока, вам что — нибудь нужно?
— Как насчет парашютов? — предложил Бонд.
И тут впервые ее беззаботность куда-то пропала.
— Перед отъездом вам принесут поесть. А сейчас у меня уйма других дел.
— Дверь захлопнулась, и в замке с шумом повернулся ключ.
— Ну что ж, все ясно, — сказала Ривка. — Если ты, дорогой Джеймс, думал, что нас с тобой ожидает очаровательный домик, усеянный розами у дверей, то ты глубоко ошибался.
— Я думал об этом, Ривка. Я никогда не теряю надежды.
— Зная моего отца, скажу, что, скорее всего, он сбросит нас с тысячифутовой высоты.
Бонд хрюкнул:
— Отсюда такая реакция медсестры на мое упоминание парашютов.
— Тссс, — послышалось вдруг от Ривки. — В коридоре кто-то есть. За дверью.
Бонд посмотрел на девушку. Сам он ничего не слышал, но Ривка мгновенно насторожилась, даже скорее — вся напряглась. Бонд пошевелился, удивившись тому, как свободно и быстро двигались его конечности. Правда, одно лишь это действие породило в нем новую внезапную тревогу! Наркотическое опьянение испарилось, и его мозг мигом прочистился. Бонд опять мысленно отругал себя, так как понял, что нарушил еще одно элементарное правило: он преспокойно болтал с Ривкой, даже не удостоившись сделать в комнате элементарнейшую проверку на «жучки»!
Нисколько не смущаясь своей наготы, Бонд метнулся к медицинскому столику, схватил стакан и сразу же юркнул обратно в кровать.
— Если что, — прошептал он Ривке, — я разобью его. И не представляешь, на сколько эффективным холодным оружием может оказаться обыкновенный разбитый стакан!
Ривка кивнула и, прислушавшись, замерла. Бонд так ничего и не слышал.
Вдруг, настолько неожиданно, что даже он поначалу ничего не понял, дверь распахнулась и в палату влетела Пола Вакер. Она двигалась абсолютно бесшумно, как сказала бы домохозяйка Бонда Мэй: «с проворностью дьявола». И не успели Ривка и Бонд как-то отреагировать, как Пола уже проскользнула в проход между кроватями, в ее руке дважды взметнулся его собственный пистолет «Хеклер и Кох» П-7, и послышался звон стекла: двумя выстрелами Пола «вырубила» светильники над кроватями.
— Что.? — начал было Бонд, но понял, что ощутимой перемены в освещении не случилось: основной свет исходил из длинной лампы на потолке.
— Тише ты, — предупредила Пола. Направляя дуло пистолета то на одну кровать, то на другую, девушка попятилась к двери, нагнулась и впихнула в комнату какой-то узел, запря за собой дверь.
— Микрофоны, Джеймс, находились в лампочках от светильников. Каждое слово, весь твой разговор с нашей дорогой Ривкой, уже передан графу фон Глёде.
— Но…?
— Вопросы потом. — Пистолет был направлен на Ривку, а не на Бонда. Пола пнула ногой узел в сторону его кровати. — Одевайся в это. На какое-то время ты станешь офицером армии фюрера.
Бонд встал и развязал узел: в нем оказалось утепленное нижнее белье, кальсоны, теплый свитер с высоким воротником, шинель и штаны серого цвета, сапоги, перчатки и военная меховая шапка. Он тут же принялся одеваться.
— Что это значит, Пола?
— Объясню, когда будет время, — отрезала она. — Одевайся, давай. Надо выбираться отсюда. Коля уже смылся. Остались только мы с тобой, Джеймс, — два соучастника. И мы тоже сматываем.
Бонд уже почти оделся. Он встал между дверью и своей кроватью.
— А как же Ривка?
— Кто-кто? — Ледяной голос Полы сталактитом вонзился в его сердце.
— Нам ведь отсюда ее не вытащить. И на чьей ты, кстати, стороне?
— Ты, конечно, удивишься, Джеймс, но на твоей! Чего не скажешь о доченьке фюрера!
В этот момент Ривка пришла в движение. Словно в какой-то размытой дымке, Бонд увидел, как она с поразительной и неожиданной проворностью выскользнула из гипса, перекатилась на бок и метнулась с кровати, в ее руке уже блестел маленький пистолетик. На девушке не было ни царапинки, а якобы сломанные ноги двигались с ловкостью, которой бы позавидовал легкоатлет.
Пола выругалась и крикнула Ривке бросить оружие. Остальное было, как в замедленном кино. Ривка, одетая только в прозрачные панталончики, поднимает руку с пистолетом и касается ногами пола. Пола вытягивает руку, приготовившись стрелять. Ривка все еще двигается на нее, но тут — эхо от прогрохотавшего «Хеклера» — над пистолетом узорчато вьется дымок, а Ривкино лицо разрывает кровавым фонтаном на мелкие кусочки, ее тело, согнувшееся от выстрела, отшвыривает через кровать.
Комната наполнилась запахом сгоревшего пороха.
Снова выругавшись, Пола воскликнула:
— Только шума нам и не хватало!
За всю свою жизнь Джеймс Бонд всего несколько раз полностью терялся в сложной ситуации. Сейчас с ним случилось именно это. Он ведь уже начал испытывать к Ривке нежные чувства! Он был уверен, что Пола — предательница!. Балансируя на пятках, Бонд решился на последнюю отчаянную попытку: прыгнуть и выхватить у Полы пистолет. Однако та просто кинула «Хеклер» ему в руки, а сама схватила пистолетик Ривки.
— Лучше возьми его, Джеймс. Может понадобиться. Хотя авось повезет. Я стащила у медсестры ключ, а ее послала за какой-то ерундой. В этом крыле никого нет, поэтому будем надеяться, что выстрел никто не слышал. Но нам все равно понадобятся на ноги крылья.