Я не обратил внимания на его слова.
— Я — старший сержант Селихов, — сказал я громко и четко. — Я — советский пограничник…
Я говорил, делая после каждой моей фразы непродолжительную паузу. Мариам, подстроившись под мой темп речи, торопливо, но громко бормотала что-то на пушту. Переводила собравшимся мои слова.
— Этот человек, — я кивнул на пакистанца, — майор Тарик Хан. Офицер пакистанского спецназа. Диверсант. Он напал на меня и на Мариам. Я его обезвредил.
Теперь голос Мариам изменился. Если сначала она бормотала, то теперь заговорила гораздо громче, гораздо увереннее. И пусть голос ее дрожал, но она пыталась подражать моему собственному тону. Пыталась, чтобы и на пушту слова, что говорил я этим людям, звучали так же весомо, как и по-русски.
— Я должен доставить его на советскую территорию, а потом сдать моим товарищам пограничникам, — продолжал я. — Поэтому сейчас я и этот человек — уйдем. Вы должны отойти, положить свое оружие и не вмешиваться. Я никому не хочу причинять вреда. Но если вы нападете — буду защищаться.
Мариам перевела последнее мое слово. Тоже замолчала. Афганцы затихли. Застыли без движения, уставившись на меня своими удивленными и недоуменными взглядами.
— Давайте разойдемся по-мирному. По-хорошему.
Мариам перевела.
Тишина продлилась недолго. Почти сразу я услышал робкие шепотки, смущенные голоса. Афганцы больше не казались враждебными. Скорее, растерявшимися. Пребывавшими в замешательстве. Они бормотали что-то между собой. Смотрели то на меня, то на Тарика Хана.
В нерешительности афганцы принялись мяться во дворе, не зная, что же им предпринять.
— Будь здесь, — сказал я Мариам, а потом подтолкнул Тарика. Следом пошел сам, прямо в толпу.
Мужчины принялись медленно расступаться. Провожать меня опасливыми, недоуменными взглядами.
Кто-то выбросил палку. Кто-то камень. Затем и другие стали прятать свое оружие.
Шагая к невысокому сплетенному из прутьев заборчику дома Абдулы, я уже знал, что так просто не покину это место. Знал, потому что видел, как по улице в нашу сторону идет старейшина Малик со своими крепкими родственничками.
Старейшина шел медленно и чинно. Теперь он опирался на нетолстый посох. Молодые афганцы сопровождали его, следуя по оба плеча от своего старшего родственника. У обоих были недобрые лица.
Мы встретились, когда я вышел со двора.
Увидев своего старейшину, остальные афганцы медленно и неуверенно подтянулись за нами. Я оказался в окружении.
Малик величаво приподнял голову. Осмотрел меня, Тарика, остальных, даже подоспевшую Мариам, своим холодным, пронзительным взглядом.
— Отойдите с дороги, — сказал я холодно, заглядывая старику, уставившемуся наконец на меня, прямо в глаза.
Малик Захир сделал вид, что не услышал моих слов. Вместо этого он заговорил громко и четко. Заговорил сначала на пушту. Бросив несколько слов, он начал по-русски:
— Я слышал выстрел, — сказал он. — Ты принял наше гостеприимство, а теперь ты угрожаешь нам оружием? Ты пленил человека на нашей земле? Это недопустимо! Отдай это ружье. Отдай оружие нашего брата Абдулы, которое ты взял без спроса!
Потом старик снова заговорил на пушту. Голос его был ровным, зычным, громким. Странно было слышать, что в груди такого маленького, сухонького старика звучит подобный глубокий голос. Словно бы в тело этого старика вмонтировали звуковой колокол.
— И ты, и твой… пленник, — пренебрежительно бросив взгляд на Тарика, застывшего передо мной, Малик вновь заговорил на русском, — вы проследуете в мужской дом. Там вы будете в безопасности. А мы разберемся, что здесь произошло и что делать дальше. Это справедливо и по нашим обычаям.
В толпе афганцев, что окружила нас с Тариком и Мариам со всех сторон, снова потянулись робкие шепотки.
Крепкие «парни», родственники старейшины выступили вперед. Я видел, как они сжимают кулаки. Как тянутся к крепким дубинкам, что покоились у них за поясами.
Мариам испуганно озираясь, вдруг прижалась ко мне. Я почувствовал, как она дрожит. Дрожит, но не отступает. Не покидает меня.
— Мариам, — начал я, не сводя со старейшины глаз.
— Д-да, Саша?
— Переводи им то, что я скажу. Переводи четко и ясно. Так, чтобы каждый, кто здесь находится, услышал мои слова.
От автора:
✅ Самый редкий жанр на АвторТудей — ОБРАТНЫЙ ПОПАДАНЕЦ!
✅ Читайте громкую новинку о нестандартном попаданце. Вышел третий том.
Матерый опер погиб в 1997-м, выполняя долг.
Очнулся — в теле молодого лейтенанта в нашем времени.
Мир изменился. Преступники — нет.
Старая школа возвращается.
✅ Первый том со скидкой: https://author.today/work/450849
Глава 22
— Ты, Малик Захир, — начал я громким, ровным, но немного командирским голосом, — пришел сюда, чтобы учить меня порядочности? Учить вашим святым обычаям?
Тарик молчал. На его лице не осталось и следа той добродушной маски, что он натянул на себя во время первого своего визита. Старик нахмурился. Его маленькие, белесые глаза стали злыми и холодными. Губы скривились от недовольства.
Старик не привык, чтобы против него выступали так открыто и смело. Ничего. Пускай привыкает, раз уж связался с шурави.
— А есть ли у тебя самого такое право? Вправе ли ты говорить хоть кому-то, что благо, а что зло? — продолжал я.
Мариам подхватывала мои слова. Кричала она громко. Голос ее все еще дрожал. Но с каждой фразой он становился все сильнее. А еще — смелее.
— Люди кишлака! — обратился я ко всем окружающим, — Этот «мудрый» старейшина говорит о справедливости? Обычаях? Он говорит, что я принес насилие⁈
С этими словами я смело шагнул вперед, к старику. Придержал Хана, который, стоя рядом со мной, пошатнулся. Тогда я снова пнул его под колено, заставив опуститься, чтобы он не выкинул чего лишнего.
Афганцы вздрогнули от моего резкого движения. Между ними снова полились робкие шепотки. Один из родственничков старого Малика пошевелился, постарался было выступить вперед, мне навстречу, но Малик жестом запретил ему подходить.
Старик оказался наивнее, чем я думал. Все еще думает, что сможет своей речью склонить местных на свою сторону. Глупо, как глупо.
— Спросите у вдовы Зейнаб о справедливости Малика Захира! — продолжал я. — Спросите, как он купил ее землю после того, как ее мужа Бехзада нашли мертвым в ущелье! Спросите, сколько зерна он дал за плодородные поля, на которых теперь пасутся его овцы⁈
Когда Мариам перевела местным мои слова, мужчины заволновались. Стали галдеть громче. Недовольнее.
Я не разбирал их слов. Но вот Малик… Малик понимал, о чем говорят его соседи. И их разговоры ему явно не нравились.
Крепкий родственник старейшины злобно что-то крикнул мне. Потом глянул на Малика и сказал что-то и ему. Но старик только отмахнулся. Вместо этого громко сказал что-то на пушту, стараясь меня перебить. Но у него этого не вышло.
— Он говорит о мире? А кто был «глазами и ушами» бандита Ахмада Шахида, который грабил и убивал вас и ваших соседей? Кто наводил его банду на тех, кто ему перечил? Малик Захир! Вот кто это делал!
— Ты лжешь, бесчестный мальчишка! — закричал Малик. — Он лжет!
Потом он стал кричать эти слова и на русском, и на пушту.
Однако это не сильно помогало. Не сильно, потому что люди стали кричать на старейшину. Недовольно махали на него руками и палками. И все лишь потому, что они знали. Знали правду, но боялись говорить. Им нужна была лишь небольшая, совсем крохотная искорка, чтобы разжечь это недовольство.
— Лжец! Пусть Аллах пошлет на мою голову все несчастья мира, если этот человек не лжец! — кричал Малик Захир, осматривая разволновавшуюся толпу.
— И теперь он хочет схватить меня и этого пакистанца! — кричал я едва ли не в лицо старику. — Но зачем⁈ Ради того, чтобы уберечь⁈ Хорошо ли он уберег несчастного Бехзада⁈ Хорошо ли он уберег его бедную вдову и ее детей⁈ Нет! Ему на нее наплевать! Вы все это знаете! Знаете, что я прав! Знаете, потому что живете рядом с этим бесчестным человеком!
Крепкие родственнички Малика схватились за дубинки. Повытягивали их из-за поясов. Стали пугать меня, бросаясь вперед и крича.
Я спокойно снял с плеча винтовку Абдулы.
Тогда оба они, все еще злые, все еще возбужденные, отступили на шаг. Затихли, все так же злобно сверля меня глазами.
— Он лжет! Аллах свидетель, что я всегда желал только добра моему народу! — кричал Малик попеременно то на русском, то на пушту.
В кишлаке кипело. Люди, даже женщины, выходили из домов. Стягивались посмотреть, что же тут происходит. Глазели на меня и всех собравшихся. Кто-то из них под тяжестью моих слов присоединялся к недовольным. Кто-то просто молчал и наблюдал. Кто-то кричал злые слова и мне. Видимо, это были сторонники Малика. И все же таковых оказалось абсолютное меньшинство.
— Но кто по его воле убил Бехзада? Кто мог это сделать? — продолжал я. — Кто, кроме разгромленной банды Шахида? Банды, которая снова объявилась именно здесь, именно в этих местах!
— Дерзкий мальчишка! — Малик оскалился, показав мне немногочисленные, страшные зубы. — Ты обвиняешь меня в сговоре с преступниками⁈
Я глянул прямо в глаза старику. А потом спокойно, но громко произнес:
— Да. Именно это я и делаю.
Толпа за моей спиной и впереди разволновалась настолько, что Мариам, продолжавшая неустанно переводить, испуганно заозиралась вокруг.
— Ах ты!..
— А чем занимался Шахид? Он похищал людей, — перебил я Малика. — Похищал, а потом приходил к вам же за выкупом. Так, может, и ты, Малик, хочешь отдать нас этому душману? Все знают, что советский солдат — лакомый кусочек для таких, как Шахид. Разве не так?
Старик застыл в каком-то ступоре. Глаза его нервно бегали по толпе. В растерянности его родственнички кричали на окружающих, но крики их тонули во всеобщем рокоте толпы.
Стоило лишь разжечь крохотную искру, чтобы начался пожар. Пожар, который испепелит сначала весь авторитет Малика Захира, а потом, очень может быть, что и его самого тоже.