— Он хочет получить выкуп за нас, — продолжал я громким, сильным, но спокойным тоном, — и я уверен, что и он, и душманы — все получат тут свою выгоду. Все, кроме вас.
— Уберите! Уберите этого лгуна! — кричал Малик и подкреплял свои слова выкриками на пушту.
Он схватил высокого, словно каланча, родственничка, который отмахивался от какого-то мужчины, что подошел сбоку и зло кричал что-то на пушту, указывая пальцем на Малика.
— Уберите его! — бессильно кричал старик, порываясь уйти. Да вот только местные преграждали ему путь, не давая уйти.
Кто-то из его людей даже затеял драку, стал оттаскивать других мужчин от Малика, то ли чтобы подобраться ко мне, то ли чтобы расчистить путь своему «кулаку».
Малик понимал, что полностью потерял контроль над толпой. Понимал, но все равно из последних сил старался сохранить, как он считал, лицо. Он зло кричал, оправдывался, указывал на меня посохом, обвиняя во лжи.
— Да только он не задумывается, — невозмутимо продолжил я, — он не задумывается, какой гнев он навлечет на весь кишлак, если сдаст нас своему подельнику Шахиду. Это будет страшный гнев. Гнев советской армии. Малик Захир не думает о вас. В голове у него только собственная выгода. Продав меня душманам, вместе со мной он продаст им и всех вас. Вы хотите этого? Вы согласны рисковать жизнями своих жен, жизнями своих детей и своими жизнями ради кашелька этого человека?
Я закончил свою речь, и спустя пару секунд ее перевод договорила Мариам.
Толпа взорвалась. И в тот самый момент я увидел в глазах Малика настоящий, искренний и неописуемый страх.
— Я пограничник. Мой долг — защищать границу от таких, как Хан. Я ухожу. Ухожу прямо сейчас. И веду его с собой. Если вы остановите меня — вы станете соучастниками предательства Малика и врагами моей Родины. Выбор за вами. Но помните о Зейнаб. Помните о Бехзаде. Ваш лидер — волк в овечьей шкуре.
Когда я закончил свои слова, мне уже приходилось прилагать усилия, чтобы перекричать толпу. А толпе будто бы и не нужно было больше никаких слов. Они ринулись на Малика, стараясь схватить его, стараясь что-то ему сказать. Кто-то, наверняка, желал расправиться со стариком в давке.
Весь страх, все обиды, что копились в умах этих людей долгие годы, в одночасье выплеснулись на Малика Захира.
— Помогите… Помогите мне уйти отсюда! — кричал слабым, бессильным голосом Малик, вцепившись в рукав Насима, пытавшегося отбиться соседа по имени Фарух, одного из должников Малика.
Фарух кричал, размахивал палкой, пытаясь дотянуться ею до старика.
Старейшина пребывал в полнейшем ужасе, он жалостливо вертел головой, но видел вокруг только злые лица. Лица людей, наседающих на него и его внуков. На его подручных, что пытались удержать разбушевавшуюся толпу, что кричала и волновалась за спиной.
Малику было уже не до шурави. Он даже не видел этого молодого человека. Казалось, этот Саша и его пленник просто растворились в толпе, стали частью ее, когда она поперла на Малика. А может быть, он просто ушел. Исчез, испарился, воспользовавшись ситуацией.
— Насим! — взмолился Малик, стараясь привлечь внимание своего внука.
Ясин тоже был занят. Он разом отмахивался от троих безоружных мужчин дубинкой.
— Он лгал! Он вам всем лгал! Ради Всевышнего! Вы потеряли разум, братья мои⁈ — кричал Малик в иступленном ужасе.
— Правду говорит шурави! Про Зейнаб все знают! — закричал грузный и бородатый Махмуд, указав на Малика палкой. — Все знают, что это ты расправился с ним!
— Это ложь! — только и смог ответить Малик.
— А Шахид? Малик, отвечай нам перед лицом Аллаха! Говорили, ты с ним водился! — прозвучал зычный, тонковатый мужской голос над толпой. Малик не знал, кому он принадлежал.
Но то обстоятельство, что голосу стали вторить и другие, привело старейшину в еще больший ужас.
— Ростовщик! — крикнул кто-то третий. Голос был низкий, грубый, но громкий. — Он давал мне зерно весной, а осенью требовал вдвое! Это же риба!
Последняя фраза стала тем, что напрочь сорвало толпу с поводка.
Среди прочего крика, гама, звуков завязавшихся тут и там драк Малик услышал разномастные голоса:
— Риба! Риба!
— Харам!
— Бесчестный!
— Харам!
И тогда он увидел, как толпа вдруг схватила Насима, буквально оттянула его в сторону и принялась бить.
Прежде чем Ясин успел схватить своего деда за плечи и защитить собой, Малик успел увидеть, как Насима завалили на землю, принялись бить палками и ногами.
Страшная пыль поднялась от топота многочисленных ног. Крики, гам, звуки ударов и злобные выкрики — все смешалось в один сплошной поток шума. Он, словно гул горной реки, вливался в уши, не давая больше ничего услышать.
Когда Малика потянули в сторону, он уже был сам не свой. Старик полностью растерялся. В сердце его закололо. Воздух с трудом проникал в грудь. Он не мог надышаться. Тяжесть старости будто бы увеличилась стократно.
Он понимал немногое. Понимал, что Ясин пытается защитить его от разъяренной толпы. Понимал, что к его внуку присоединились еще двое или трое его людей. Когда Малик уже не мог идти сам, его понесли — кто-то буквально закинул старика на закорки.
Они отправились вверх по улице, к дому старейшины.
Когда Малик обернулся, чтобы посмотреть, что же происходит там, за его спиной, он увидел, как его немногочисленных людей — пятерых или семерых мужчин — отчаянно бьет толпа не меньше чем из тридцати человек.
— Занесите… — простонал Малик, стараясь отдышаться, — занесите меня в дом! Немедленно!
Когда они забежали в широкий, обнесенный дувалом двор дома старейшины, Ясин затащил Малика в дом. Еще трое приспешников старейшины остались во дворе, чтобы затворить большие деревянные ворота.
— Проклятый шурави! — кричал разъяренно Ясин, стараясь высмотреть что-то в крохотных окошках большого светлого мужского зала. — Если б не он…
— Внук мой… — хрипловато дыша, позвал его Малик с широкой тахты, устланной верблюжьими одеялами и подушками. — Внук…
— Дедушка!
Ясин кинулся к старику.
— П-принеси мне… — борясь с собственным дыханием, очень слабым, тихим голосом, начал Малик. — П-принеси голубя с голубятни. Я… я напишу послание Шахиду…
Мы протискивались сквозь бушующую толпу недолго.
Разозленные люди нас почти не замечали. Весь их гнев оказался направленным на Малика.
Продираясь сквозь народ, я использовал Тарика Хана как таран. Он шел несмело, спотыкался, сталкивался с людьми. Один раз даже упал и что-то промычал.
Вокруг гудела толпа. Где-то позади шли ожесточенные драки. Люди кричали, ругались. Бросались в Малика и его людей камнями. Все это затягивала желтовато-белая кишлачная пыль, поднятая народом.
Мариам, сначала шокированная всем происходящим, прижалась ко мне. Я обнял ее за плечи, чтобы не потерять. Но уже через полминуты она пришла в себя.
— Вон там… — пискнула она дрожащим от напряжения голосом. — Там есть выход в огороды… Там мы можем пройти…
Так мы и сделали.
Мы удалились от гула и крика. Удалились от улиц и домов, стали двигаться полями и огородами.
Здесь шум и гам все еще слышались, но казались приглушенными и далекими. Не угрожающими нам опасностью.
Тарик шел медленно. Возможно, ему мешала рана, возможно, он специально тормозил группу. Мне то и дело приходилось подгонять его, прикрикивать на пакистанца и отпускать ему тумаки.
Мариам, шедшая рядом, постоянно оглядывалась. Прислушивалась. Бросала на меня полные тревоги взгляды.
Мы вышли из кишлака и отправились наверх по узкой дорожке, пролегавшей в гору, между двумя невысокими и пологими холмами.
— Я… — заикнулась вдруг Мариам. — Что же будет дальше?
— Дальше тебе нужно найти своих отца и брата, — сказал я. — С ними ты будешь в безопасности.
Внезапно девушка остановилась. Я провел Хана на несколько шагов вперед и тоже замер. Обернулся.
— Малик будет мстить, — проговорила Мариам тихим, дрожащим голосом.
— Будет, — без обиняков сказал я.
Внезапно девушка спрятала лицо в ладони, а потом опустилась. Села на землю. И заплакала.
Я вздохнул. Завалил Хана на землю. Приказал ему лечь и не двигаться.
— Ты у меня на мушке, сукин сын, — проговорил я, опустившись к нему.
Хан не издал ни звука. Он просто лежал на спине, совершенно дезориентированный. Казавшийся беспомощным. Но я понимал — с ним нужно держать ухо востро.
Я медленно пошел к Мариам. Застыв рядом, тронул ее за плечо. Девушка подняла на меня заплаканные глаза.
— Это все из-за меня… — проговорила она, всхлипнув. — Если бы я не решила тогда вернуться в дом, тебе бы не пришлось стрелять, Саша. Тебе бы…
— Ты не виновата, — покачал я головой и присел рядом. — Никто не виноват. Идет война. Некоторые, например такие, как этот Малик, пользуются войной. Пользуются, чтобы набить свой карман. То, что произошло сегодня, было лишь вопросом времени.
— Ч-что? — пискнула девушка.
— Люди уже были озлоблены на вашего старосту. Уже носили в себе обиду на него. Они устали. Именно поэтому так легко было разжечь этот огонь.
Мариам сглотнула. Шмыгнула носом. Ее глаза были красны от слез.
— Пусть Малик и негодяй, — продолжил я, — но негодяй мудрый. Он прекрасно понимал, к чему идет дело. Прекрасно понимал настроения в кишлаке.
Девушка по-прежнему смотрела на меня непонимающим взглядом.
— Искра, о которой он говорил, когда пришел к твоему отцу в первый раз. Помнишь?
— П-помню… — Мариам кивнула. — Но теперь… Теперь в кишлак придут бандиты. Придут, чтобы…
— Да. Придут, — я кивнул. Потом глянул на Хана.
Тарик медленно шевелился, но встать не пытался. Только поудобнее улегся на острых камнях у тропы.
— Но я не дам ни тебя, ни твоих близких в обиду, Мариам, — сказал я решительно. — Обещаю!
Девушка расширила глаза от удивления.
— Но как же… Тебе же ну