— Ты отдаешь мне оружие, — наконец заговорил Хан. — Я, взамен, отвлеку на себя душманов, которые скоро пойдут по нашему следу. Я хороший стрелок. И в одиночку я смогу ходить гораздо быстрее, чем…
Хан повел плечами, намекая на связанные руки.
— Тогда ты спокойно перейдешь границу, — закончил Хан.
Я хмыкнул.
— Или, может, у тебя есть какие-нибудь собственные тактические идеи? — спросил Призрак.
— Знаешь, какое тактическое преимущество я считаю самым полезным? — спросил я Тарика.
Тот молчал, глядя мне прямо в глаза.
— Когда противник недооценивает твои силы.
Хан вздохнул.
— Знаешь, шурави, какие две вещи меня больше всего разочаровывают в людях? Первая — человеческая глупость. Вторая — человеческое упрямство. Но вторая вещь еще хуже. Особенно когда человек упорно старается чего-то достичь и не понимает, что все его старания напрасны. А нужно было лишь взглянуть на вопрос шире. И тогда становится понятно — стараться в эту сторону нет смысла.
Я сделал самую мерзкую ухмылку, которую только мог изобразить. Потом положил винтовку на плечо и опустился рядом с Ханом. При этом я не переставал смотреть ему в глаза.
— Взглянуть шире, говоришь? Ну что ж. Давай я позволю тебе взглянуть шире.
Хан неприятно искривил губы. Нахмурился. Лицо его стало кислым до омерзения.
— Ты и твои Призраки Пянджа, — продолжал я. — Вы охотились за капсулой с микрофильмом, не так ли?
Тарик еще сильнее потемнел лицом, но ничего не сказал.
— Той самой, которую нес в желудке пакистанский шпион Саид Абади. Ты, кстати, приказал его убить. И убил.
Хан медленно и немного свистяще засопел сломанным носом.
— Вы полагали, — продолжал я, — что капсула все еще находится на Шамабаде. Но я тебе скажу вот что: я уже давно нашел ее. Еще до Бидо, еще до того, как ты со своими людьми стал совать нос в Союз. Капсула уже давно у КГБ. И я тебя уверяю — они изучили ваш пакистанский микрофильм вдоль и поперек.
Хан хмыкнул.
— Ты лжешь, — сказал он, повременив несколько мгновений.
Я пожал плечами. Встал.
— Ты скоро сам проверишь, лгу я или нет. Комитетчики обязательно спросят у тебя про микрофильм, когда я отволочу тебя к ним.
Хан по-прежнему молчал. Он только и мог что бессильно сверлить меня злобным, полным холодной ярости взглядом. Командир Призраков, казалось, уже даже и не пытался скрывать от меня своих эмоций.
— А теперь, — продолжил я, сминая комок тряпки в кулаке, — открой-ка рот пошире.
— Мариам!
— Папа!
Я придержал Хана.
Девушка же побежала навстречу отцу, с посохом стоявшему на широкой плосковатой вершине большого, но невысокого холма. Всю левую его часть занимало смирное стадо овец.
Между ними ходил Карим. Но даже он поспешил к сестре, когда та крепко обнялась с отцом.
Я наблюдал, как мальчишка, расталкивая упрямых овец, спешил к ним.
Подогнав Тарика Хана, я пошел следом.
— Мы слышали, что творится в кишлаке, — сказал Абдула, когда немного отстранил от своей груди Мариам и посмотрел на меня. — Не так давно тут проходил старый Хилал. Он шел к реке, чтобы порыбачить. Рассказывал, что молодые ополчились на старейшину.
Голос Абдулы звучал твердо, но грустно. С какой-то горечью.
— Я сразу понял, что дело в тебе и твоем…
Абдула замолчал, осматривая связанного Хана, которого я вел, твердо держа за узы на руках.
— … И твоем друге.
— Он мне не друг, как ты видишь.
Абдула кивнул.
— Я догадывался об этом. Тот бородатый мужчина, он тоже?
Я кивнул.
— Если все настолько плохо…
— Плохо, — покивала Мариам и принялась быстро рассказывать Абдуле, что случилось перед нашим уходом.
— Ты умница, дочка, — сказал Абдула, — умница, что вспомнила про мое старое ружье.
Старик поднял взгляд на меня и продолжил:
— Такому молодому воину как ты, Саша, оно послужит лучше, чем мне.
— Благодарю, — кивнул я. — А еще извиняюсь.
— За что? — спросил Абдула, но по его спокойному, теплому взгляду я понял, что он ни капли не удивлен.
— За то, что подверг вас опасности. После того, что случилось — я первый враг старейшины. А ты и твои близкие — пошли следом.
Абдула взглянул на свою дочь. Потом обернулся на Карима, который уже спешил к ним с Мариам.
— Мы стали врагами старейшины в тот самый час, — заговорил, наконец, Абдула, — когда привели тебя и твоего… Хм… «друга» в свой дом. Я понимал, чем рискую. Понимал, что это может вызвать гнев. Понимал, что очень может быть, нам придется искать себе новое жилище. Но иначе поступить не мог.
Говоря эти слова, Абдула смотрел не на меня. Он смотрел на Мариам. Дочка отвечала ему несколько удивленным взглядом. Кажется, она ожидала того, что отец будет в ярости, когда узнает, что же произошло. И его реакция, его слова поразили девушку до глубины души.
— Ты у меня очень храбрая, дочь моя. Я тобой горд.
Карим как раз подоспел к Абдуле и Мариам. Он замер, уставившись на меня удивленными, широко округлившимися глазами.
Абдула и Мариам посмотрели на него.
— Это винтовка моего отца? — спросил мальчик у меня.
Я покивал.
— Мы с тобой слеплены не из того теста, сын мой, — сказал Абдула, положив Кариму руку на плечо, — не для войны. Я рад, что это старинное оружие находится в надежных руках.
— Можешь не переживать, Карим, — сказал я, — когда все закончится и мы будем в безопасности, я верну винтовку твоему отцу. И когда-нибудь ты возьмешь ее в свои руки.
Мальчик помялся несколько мгновений.
— Старик говорил правду? — спросил он не у своего отца, а у меня, — старик Халил не лгал, когда говорил, что старейшина пошлет за нами душманов?
— Нет, Карим, — сказал я. — Не лгал. Я думаю, бандиты уже идут по нашим следам.
— Нам придется с ними драться?
— Мне придется. Твоя главная задача — защищать сестру, Карим, — сказал я.
Мальчик сглотнул. Опустил глаза.
— Я думал, что знаю, как быть воином. Думал, что я уже воин. Думал так, пока не увидел тебя, Саша. И сейчас я думаю, что я еще не готов им быть…
Мариам удивленно уставилась на брата. Абдула молчал и только улыбался. Сейчас, в такой напряженный момент, старик сохранял удивительное спокойствие. По какой-то одному ему известной причине у него получалось держать себя в руках. Абдула нашел какой-то источник душевной силы. Силы, которой у него не было, когда к ним в дом пришел Старейшина Малик.
— Не готов. Но скоро будешь. Зато ты уже готов быть братом. Братом своей сестре.
Карим с Мариам переглянулись. Мальчик приблизился и взял девушку за руку. Сказал ей тихим, едва слышным голосом. Слова его унес ветер. Не дошли они до моего уха. Но по губам я сумел прочитать: «Я смогу тебя защитить».
— И что мы будем делать теперь? — Старик принялся спускаться вниз по холму, за ним последовали остальные. — Что нам делать, Саша? Душманы скоро придут сюда.
— Я знаю, — я кивнул и пошел навстречу Абдуле, — скажи, ты знаешь, сколько их было? Сколько было в прошлой банде Шахида?
— Пятнадцать человек, — сказал Абдула. — Я сам видел их тела, когда шурави принесли их к нам в кишлак на временное хранение. Тел было четырнадцать.
— По пуле — на каждого, — улыбнулся я, подталкивая Тарика Хана, — а как давно они снова объявились?
— Примерно два месяца назад, — ответил Абдула.
— Значит, больше их быть не должно, — я снял винтовку с плеча. Потом спросил у старого пастуха: — Скажи, Малик, знаешь ли ты поблизости какое-нибудь безопасное место?
Лошади бешено скакали по неширокой пыльной тропе. Их было десять. И все десятеро гнали коней галопом к Пянджу.
— Девка ушла с шурави! — крикнул Шахид, мерзко щурясь и показывая ветру свой неполный набор желтых кривоватых зубов. — Малик сказал, что она поведет их к пастбищам! Следовать за мной!
Крик его донесся до Ибада Мавдуда, скакавшего ближе всех к Шахиду.
Старый душман, бывший солдат королевской армии, на скаку поправил свой старый ППШ, болтавшийся за спиной.
Когда Шах свел своего коня с тропы и направил его в степь, Ибад последовал за ним. Следом с тропы сошли и остальные люди Шахида.
«Один шурави… — думал Ибад, — один единственный шурави устроил такой кавардак в кишлаке. Видимо, он не простой человек. А не простые люди дорого стоят. Очень дорого».
Дальше пошли быстро, но не на полном скаку. Берегли конские ноги от камней и нор сусликов, которых тут было достаточно.
Они обогнули небольшое ущелье. Прошли у его левой стороны, прямо под холмом. За ним открылся вид на другой — на пастбище, где отец девки должен был пасти свою скотину.
«Значит, и шурави с ними», — подумал Ибад Мавдуд.
И это была последняя мысль в его жизни.
А последним, что он услышал, стал далекий, хлесткий винтовочный выстрел, раздавшийся неведомо откуда.
Глава 24
Я перезарядил винтовку. Снова прицелился по подходящим к нам врагам.
С вершины холма на окружающую местность открывался отличный обзор. Всадники были у меня как на ладони.
Их было десять. Вернее, уже девять. После моего первого выстрела один из душманов свалился с коня, зацепился ногой за стремя, и жеребец еще метров десять тащил его за собой, пока ступня погибшего наконец не высвободилась.
Остальные душманы тут же напряглись. Видно было, что эти ребята — не очень-то умелые солдаты. Возможно, отличные головорезы, но уж точно не солдаты.
Все потому, что первый же выстрел сбил их с толку; проскакав еще метров тридцать, они замедлились и принялись хвататься за оружие. Стали вертеть головами по сторонам, чтобы понять, откуда ведется огонь. А холмов вокруг было не так уж и мало. Как минимум еще два.
Тогда я снова прицелился. Расстояние между нами составляло метров двести. Эти сукины очень скоро они поймут, откуда я бью.
Моя главная цель была такова — попытаться рассеять врага. Нанести им такие потери, чтобы вынудить отступить. Я понимал, что вряд ли уничтожу всех. Но обратить их в бегство было более чем реально. При определенном везении, конечно.