После августа 1991 года, те, кто входил в окружение Президента Ельцина, сделали головокружительную карьеру. Барсуков оказался одним из них. Добрейшей души человек и знаток тайн древнего Кремля, он и не помышлял о стремительном взлете на политический олимп. Все переменилось в один миг: дружба с всесильным Александром Коржаковым, близким к Президенту России, привела Барсукова в кабинеты кремлевской власти. Не успели высохнуть чернила на указе Ельцина о назначении на должность Директора, как на погоны Барсукова обрушился настоящий звездопад. За два года подполковник вырос в звании до генерала армии. Даже неудача под селом Первомайское, когда банде Радуева удалось вырваться из окружения, не поколебала его положения. В ситуации, когда Кавказ напоминал пороховую бочку, Ельцин остро нуждался в поддержке силовиков.
Роковая неудача подстерегла Барсукова и Коржакова там, где ее не ждали. Прямые и решительные в «поле», они поскользнулись на придворном паркете. Наступил 1996 год. Впереди предстояли выборы Президента России, и Коржаков, Барсуков и, примкнувший к ним министр обороны Грачев, делали все возможное, чтобы Ельцин остался на своем посту. Конкуренты тоже не дремали. И в итоге Коржакова, Барсукова и Грачева просто вымели из Кремля. Все это всплыло в памяти Сердюка, и он с грустью подумал:
«Может оно и к лучшему. Миша давно на фазенде, а ты еще служишь. Нет, Толя, гражданка не для тебя».
— Алексеич, так что будем делать? — напомнил о себе Писаренко.
Сердюк встрепенулся и предложил:
— Давай-ка вечером все обмозгуем.
— Ладно, так еще лучше, а то у меня в голове нет ничего дельного, — охотно согласился Писаренко.
Сердюк возвратился к себе. Открыв докладную, он попытался новым взглядом посмотреть на нее и на замечания Градова, но сосредоточиться не успел. Раздался стук в дверь, и в кабинет уверенно вошел Агольцев. Бросив взгляд на Сердюка, тут же погрустнел.
— Что, задробили? — голосом спросил он.
— Не то слово, Витя, камня на камне не оставил! — с горечью произнес Сердюк.
— Неужели все так плохо?
— Не устроил наш подход к ситуации вокруг Кочубея и его информационное обеспечение.
— Анатолий Алексеевич, а к нам какие претензии? Что дают ракетчики, то и сплавляем американцам.
— Витя, за операцию отвечаем мы, а не подчиненные Соловцова. Нет, Градов прав, надо искать нестандартные варианты. Найдем, — выиграем время, а значит и всю операцию.
— Легко сказать, в ЦРУ не дураки сидят, я уж не говорю про их науку. Мы же не фокусники! — кипятился Агольцев.
— Остынь, Витя, лучше прокачай с ребятами одно предложение.
— Какое?
— О подключении Мальцева к операции в качестве у отвлекающего маневра.
— Мальцева?! Да вы что, Анатолий Алексеевич?! Он же к таким секретам допущен! Тогда уж сразу весь «Тополь» сдать! Я…
— Погоди! И выслушай! — перебил Сердюк и взялся разъяснить новый поворот в операции, родившийся в кабинете Градова.
— Никто вторым номером Мальцева пускать не собирается. Кочубей даст на него общую наводку, и пока ЦРУ будет возиться, мы выиграем время. Кроме того, через Мальцева мы получим второй канал и возможность дополнительного контроля над ходом операции.
— Польза сомнительна, а вред очевиден, — буркнул Агольцев.
— Витя, давай без «ахов» и «охов». Время не ждет! Какие будут предложения? — положил конец спору Сердюков.
— Будем искать, — без энтузиазма ответил тот и, забрав докладную, возвратился к себе.
Там его с нетерпением ждали Кочубей с Остащенко.
— Ну как прошло? Одобрили? — набросились они на Агольцева.
— Прошло-пошло и боком вышло, — в сердцах бросил Агольцев и швырнул докладную на стол.
Николай с Юрием склонились над ней, и их лица вытянулись. Резолюция Градова на первом листе отсутствовала, вместо нее стоял жирный вопросительный знак, а ниже докладная пестрела пометками.
— Да, попали под горячую руку. Живого места не оставил, — удрученно произнес Кочубей.
— И что теперь? — недоумевал Остащенко.
— А то. Думать будем! — отрезал Агольцев.
— Так вроде… — заикнулся Кочубей.
— Вроде, в огороде, Коля. Поставлена задача: проработать вопрос о подключении Мальцева к операции.
— Кого-кого? — переспросил Остащенко.
— Это один из разработчиков. Двигает науку в академии Петра Великого, — пояснил Кочубей.
— А ты его хорошо знаешь? — спросил Агольцев.
— Пару раз консультировался.
— Уже неплохо. Надо с ним встречаться.
— Не получится.
— Это же почему?
— Он в командировке, в Плесецке.
— Вот черт! Этого еще нам не хватало! — чертыхнулся Агольцев и тут же принял решение: — Так, Коля, полетишь в Плесецк!
— А можно и мне, Виктор Александрович, — вызвался Остащенко.
— Еще чего! Я что ли за тебя буду готовить предложения по закладке тайника? — отрезал Агольцев.
— А что готовить, если в ЦРУ за нас все решили. Пачка сигарет…
— Какая еще пачка?
— Можно булыжник, но Коле он не подходит.
— Юра, уймись, сейчас не до того! — нахмурился Агольцев.
— Виктор Александрович, нет, пусть объяснит! В делах на Данилова и Сыпачева, именно, камуфляж булыжника использовался для передачи информации, — вернулся Кочубей к спору с Остащенко.
— А потому, не пойдет, что булыжник — орудие пролетариата, — хмыкнул Остащенко.
— И что с того? — недоумевал Агольцев.
— А то. Фантом — не пролетарий, тем более в стране с социализмом покончено и мы вроде как семимильными шагами движемся к капитализму.
— А штаны не порвутся? — язвительно заметил Агольцев.
— Штаны не страшно, главное, чтобы народ понял.
— Ты на что намекаешь? Говори яснее!
— Виктор Александрович, так вы это лучше меня должны знать, — остался невозмутимым Остащенко.
— Юра, не морочь голову! Давай по делу! — потерял терпение Агольцев.
— А я по делу, Виктор Александрович. Помните времена, когда на полках шаром покати было?
— Ну? И что?
— А то, собралась в магазине толпа и орет: «Где мясо? Мясо давай!»
Торгаши в панике. Звонят в райком. Там не знают, что делать. Кто-то вспомнил о старом большевике, который с Лениным на субботнике бревно таскал. Вызвали его и просят успокоить толпу. Вышел он к ней и спрашивает: «Товарищи, что мы с вами строим?»
Ему в ответ: «Мяса! Мяса давай!».
А он свое гнет. Наконец, нашелся продвинутый: «Развитой социализм».
«Молодец! Правильно! — похвалил старый большевик и дальше: — А как мы к нему идем, товарищи?»
Толпа притихла. Отдельные политически незрелые еще продолжали бухтеть: «Мяса хотим!» А продвинутый снова блеснул знаниями: «Ударными темпами!». А кто-то поддакнул: «Семимильными шагами!»
«Вот — вот семимильными шагами! — подхватил старый большевик, и затем уложил всех на лопатки: — Вот в том и дело, товарищи! Мы к социализму идем семимильными шагами, а скотина того не знает и потому за нами не поспевает!»
— Стоп, Юра! Ты к чему нас призываешь? — с лица Агольцев сошла улыбка.
— Я, ни к чему. Морочим себе голову булыжниками, а проблема в другом.
— В чем?
— Сегодня в штабе РВСН, меня, мягко говоря, послали куда подальше!
— Что?!
— Секреты для американцев у них кончились.
— У-у, — застонал Агольцев и, бросив взгляд на Кочубея, объявил: — Все! Немедленно летишь в Плесецк!
— Так у меня же… — опешил Николай.
— Решено! Жди приказа! — был непреклонен Агольцев.
Свое слово он сдержал. Не прошло и четырех часов, как Николай оказался на авиабазе «Чкаловская» и вылетел в Плесецк. Там его встретил старший оперуполномоченный майор Олег Анисимов. Не заезжая в отдел военной контрразведки, они направились в центр предстартовой подготовки.
Узкая полоска бетонки, повиляв по дремучей тайге, вывела к серой громаде монтажно-испытательного корпуса. В его стенах инженеры и рабочие, вместе с создателями «Тополя» проводили сборку ракетоносителя. Здесь действовал строгий порядок для всех — красные корочки Николая и Олега не произвели впечатления на контролера. Он придирчиво изучил документы, сверил фамилии со списком на допуск и только потом разблокировал проход. Массивная стальная дверь с тихим шорохом открылась, и Николай с Олегом прошли в шлюз. Анисимов прослужил на полигоне чуть больше четырех месяцев, но уже уверенно ориентировался в лабиринте коридоров. Они прошли в просторную комнату. Одна из ее стен представляла собой огромное окно, за которым открылась величественная панорама. Впервые в своей жизни Кочубей оказался в святая-святых ракетно-космической техники и с жадным любопытством разглядывал застывшую в металле колоссальную мощь.
В центре просторного зала находились две, напоминавшие собой огромные сигары, ступени ракеты. Опутанные множество кабелей, тянувшихся к пультам контроля, панели которых то тревожно вспыхивали, то загадочно перемигивались, они скорее напоминали сложного пациента на больничной койке, чем грозное оружие. Подобно муравьям ступени облепили разработчики, заводчане и испытатели с полигона.
Прежде чем пройти дальше, Кочубею и Анисимову пришлось выслушать инструктаж руководителя работ. Затем, облачившись в специальные костюмы, они вошли в главный зал. В нем царила стерильная чистота и рабочая тишина, которую нарушали приглушенные голоса, легкое шуршание и загадочные, монотонно повторяющиеся щелчки. Кочубей остановился, присмотрелся к тем, кто работал на первой ступени ракеты, увидел Мальцева и предложил:
— Все, Олег, дальше я сам.
— Хорошо, если что, я рядом, — предупредил тот.
— Ладно. Встречаемся через час на улице.
— Договорились, — согласился Анисимов.
Николай направился к сборочной бригаде. Склонившись над чертежами, Мальцев и двое инженеров что-то оживленно обсуждали. Помявшись, Кочубей окликнул:
— Виктор Петрович, вас можно побеспокоить?
Мальцев обернулся, и на его лице появилась недовольство.
— Еще раз прошу прощения, но вопрос не терпит отлагательства, — проявил настойчивость Кочубей.