— Можешь не продолжать. По другим каналам мы получаем аналогичную информацию, — остановил его Агольцев и распорядился: — Обобщи все что имеешь и немедленно на мое имя запиской по ВЧ.
— Есть, Виктор Александрович, — принял к исполнению Кочубей и поинтересовался: — Какие еще будут указания?
— Указания? А с чего это ты вдруг стал такой уставной? — с ехидцей спросил Агольцев.
— Вы же обещали научить меня начальство любить.
— Коля, опять нарываешься. Ты меня с Родиной не путай. Я думаю, мы друг друга поняли. Так?
— Да, Виктор Александрович.
— Как говориться: проехали и забыли. Где ночевать собираетесь?
— Обсохнем, подзаправимся в райотделе и потом в Сухум. В крайнем случае, у миротворцев в Очамчыре заночуем.
— На ночь глядя?
— Так не первый же раз, Виктор Александрович?
— Раз на раз не приходится. Сам же говорил, грузины, что-то затевают. Можете на засаду нарваться. Этого еще не хватало. Оставайтесь в райотделе! А утром с военной колонной в Сухум.
— Есть! — подчинился Николай. Промокшая до нитки камуфляжка и пустой желудок, напомнивший о себе бурчанием, не располагали к дороге, и он был рад такому решению Агольцева.
— Все решили. Завтра жду в отделе Быстронога. А сейчас направляй записку! — потребовал тот.
— Через час будет лежать у вас на столе! — заверил Кочубей.
— В общем, Коля, ты меня понял: чтобы не было трепежу, надо делать все по чертежу, — закончил разговор своей любимой присказкой Агольцев.
И тут снова под руку Кочубея полез Остащенко. Изобразив на своей хитрющей физиономии само усердие, он заговорил елейным тоном:
— Коля, обязательно скажи шефу, что я уже бегу за бумажечкой и ручечкой.
Николай показал ему кулак и, попрощавшись с Агольцевым, положил трубку. Тяжело вздохнув, он бросил на Юрия сердитый взгляд и не удержался от упрека:
— Ну, кто тебя просил лезть с этим чертовым каблуком?! Шеф и без того на взводе.
— Извини, товарищ начальник, я не виноват, что ты вместо того, чтобы лизнуть, взял да гавкнул. Я только инициативу проявил и хотел…
— Да пошел бы ты с ней куда подальше, — вспыхнул Кочубей. — А если шеф подумал, что я его и вправду послал?
— Не заморачивайся, Коля! Станешь ты полковником! Это я тебе говорю, старый майор, у которого погоны давно звезду просят. Александрыч нормальный мужик и с юмором у него все в порядке.
— Ладно, проехали, — остыл Николай. — Давай строчить докладную.
Они взяли ручки и принялись за ее составление. Информация, полученная от Кахи и Баграта, носила конкретный характер и потому легко ложилась на бумагу. Через сорок минут докладная была готова. Кочубей пробежался по тексту и, не найдя ляпов, зачитал ее по телефону дежурному по отделу Быстронога и затем поджег записку. Не успела она догореть, как на него снова насел Остащенко:
— Товарищ начальник, пора бы подумать и о более существенных вещах, чем самолеты, вертолеты и шпионы. Не знаю, как у тебя, а у меня во всю желудок марш играет.
— А у меня чечетку. Зови ребят! — поддержал Николай.
Остащенко вышел из кабинета и гаркнул:
— Дневальный! Тащи станок рубальный!
В ответ, в конце коридора приоткрылась дверь, и показались две, расплывшиеся в улыбке физиономии.
— Уже притащили. Осталось только хлеборезки включить. Давайте к нам! — позвал Кавказ.
Стол был накрыт в комнате для приема посетителей. Кочубей пригласил присоединиться к ним дежурного по райотделу, но тот, сославшись на службу, вежливо отказался. На блюде были порезанные крупными долями местные помидоры, щедро пересыпанные перцем. Ломоть копченой говядины едва уместился на румяном лаваше. За горкой из петрушки, кинзы и укропа, проглядывала запотевшая бутылка с чачей и еще парочка с минералкой. Рядом с ними алел спелой мякотью знаменитый кутолский арбуз.
— Молодцы, ребята! Зря время не теряли! — воскликнул довольный Остащенко, стащил с себя мокрую куртку, повесил на спинку стула и подсел к столу.
Его примеру последовали остальные. Омар взял на себя роль тамады и потянулся к бутылке с чачей. Одна рюмка осталась пустой.
— Кавказ, может все-таки пять капель? Погода собачья, как бы чего не подхватить! — предложил Юрий.
— Насчет этого не волнуйся, — хмыкнул тот и потянулся к бутылке с водой.
— Кавказ, но надо же когда-то начать. Шестнадцать лет в Абхазии — это срок! — поддержал друга Кочубей.
— Вера не позволяет, — деликатно заметил Кавказ и налил в стакан минералки.
— Вера? А эту звать чача, и она не против, — хохотнул Юрий.
— Не могу, — упрямо стоял на своем Кавказ.
— Нет, я не понимаю такой веры, да еще в Абхазии?! — посетовал Омар и, с сочувствием посмотрев на Кавказа, утешил: — Материться ты уже научился, поживешь еще пару годков, а там и пить начнешь.
Раздался дружный смех. Юрий поторопил:
— Омар, соловья баснями не кормят. У нас военных так говорят: между первой и второй пуля не должна пролететь. А мы еще до первой не добрались.
Омар поднял рюмку, с его лица исчезла ироничная улыбка, и заговорил так, будто возносил молитву:
— Господи, мы благодарны тебе за то, что даровал нам прекрасную землю. За то, что…
— Вот за нее вы и страдаете, — обронил Юрий.
— А Россия? Многие спят и видят, как бы от нее кусок оттяпать, — заметил Николай.
— Хрен им, а не Россия! Подавятся! — вспыхнул Юрий, и, бросив взгляд на Омара, извинился: — Прости, Омар, что перебил.
— Ничего у них и не получится! Наши земли не вином, а кровью политы! — сказал, как отрезал Омар и продолжил: — Я пью за то, чтобы на нашей прекрасной земле был всегда мир, а вы приезжали сюда отдыхать, а не воевать!
— Мы только «за»! — дружно поддержали Николай с Юрием и, громко выдохнув, выпили.
Чача, в которой оказалось не меньше семидесяти градусов, обожгла горло и перехватила дыхание. О зазоре между первой и второй рюмкой Юрий уже не вспоминал и с аппетитом уплетал за обе щеки помидоры, зелень и говядину. Остальные тоже не отставали от него.
После позднего ужина они разошлись по кабинетам. Николаю повезло больше, чем другим — ему достался роскошный кожаный диван в комнате отдыха. Остащенко расположился по соседству. Но и во сне работа не отпускала Кочубея. Он что-то докладывал Агольцеву и что-то спрашивал у Кахи. В его доклад — разговор вмешался звонок сотового. Он с усилием поднялся, схватил телефон. Звонок не был игрой воображения. На дисплей высветилось: «Баг». В следующее мгновение сон смахнуло как рукой.
— Это ты?! — первое, что нашелся спросить Кочубей.
— Я, — избегал называть себя неизвестный.
Знакомый с характерным акцентом голос рассеял последние сомнения Кочубея в том, что с ним говорит агент Багратион. Его внезапный выход на связь можно было объяснить только чрезвычайными обстоятельствами.
— Что случилось? Что?! — не мог скрыть тревоги в голосе и торопил с ответом Кочубей.
— Пока нет, но случится!
— Говори яснее.
— У тебя и твоего абхазского партнера, скоро возникнут очень большие проблемы, — старательно прятался за ширму делового разговора Багратион.
— Серьезно?!
— Более чем.
«Неужели война?!» — бросило в жар Николая. Не веря страшной догадке, он спешил найти ей подтверждение:
— Товар стоит того, чтобы за него биться? Прошлый раз тоже обещали, а получилась туфта.
— На этот раз исключено! У меня на руках бумага. В ней расписано от «а», до «я». Они хотят сразу и все. Если упустите, локти кусать будете. Через два дня партия уйдет.
— Два?! — у Кочубея перехватило дыхание.
Он отказывался верить тому, что в Тбилиси решатся начать военную авантюру против Абхазии во время Олимпиады. Полторы тысячи российских миротворцев и пятитысячная абхазская армия представляли внушительную силу, и просто так вооруженной до зубов грузинской армии их было не сломить. Поэтому в своих предположения Кочубей не шел дальше крупномасштабной провокации в Галском районе. Сообщение Багратиона было как удар.
Все еще не веря в такой ход событий, Николай уточнил:
— Ты ничего не путаешь? Они точно хотят все?
— Точнее быть не может. Когда увидишь, все вопросы отпадут. Решай! Я сильно рискую, — торопил Багратион.
Кочубей медлил с ответом. Над ним, как дамоклов меч висел приказ Градова, запрещавший проводить явки с закордонной агентурой в ночное время, тем более в пограничной полосе, без предварительной оперативной проработки маршрута выдвижения и самого места. Случай с майором Гонтаревым, чудом выскользнувшим из засады, в которую его пытался заманить двойной агент, был еще свеж в памяти.
— Так что мне делать? Я почти на месте! — теребил Кочубея агент.
— Далеко от речки? — в голове Николай зрело решение.
— По такой погоде за час доберусь, — предположил Багратион.
— Пешком?
— На колесах.
Николай бросил взгляд на часы, стрелки перевалили за одиннадцать, и, сделав скидку на непогоду, предложил:
— Встречаемся через полтора часа, на старом месте. Без нужды не звони. Сам знаешь, есть, кому уши погреть.
— Я себе не враг. В Россию потом переправите?
— Решим вопрос.
— А как с деньгами?
— Поможем.
— Двигаю к лечебнице.
— Договорились! — закончил разговор Кочубей и ринулся в комнату поднимать Остащенко.
Тот с трудом открыл глаза и просипел:
— Ну, ты и зверь, начальник, никакой жизни с тобой нет.
— Юра, не до шуток! Срочно едем к границе. Есть информация — настоящая бомба!
— К границе?! — с Остащенко тут же слетел сон.
— Да! Багратион вышел на связь.
— Багратион? Это серьезно!
— Не то слово. Похоже, война. У него план операции!
— Что?! Ну, сволочи! Ну, сволочи!
— Поднимай Кавказа с Омаром, а я доложу Агольцеву! — распорядился Кочубей и бросился к двери.
— Стой, Коля! Зачем? Пока он будет согласовывать с Москвой время уйдет! — остановил его Остащенко.
— А приказ?
— И хрен с ним! Сам же сказал, война.
— Узнают, голову снимут.