Саманте ясно, что пулеметы в этой мешанине бессильны — можно задеть своих, только винтовки, да и то не всегда. Марта, взявшая команду на себя приказала вести огонь не сходя с зондеркрафтфахрцойгов, которые развернувшись начали движение строем фронта в сторону траншей. Три панцеркампфвагена остались перед траншеями защищать фланг от повторных фланговых атак. Со строны тыловых позиций слышны хлопки винтовочных залпов. Саманта видит, что построившись в цепи, рота Битч движется им навстречу, аккуратно выбирая мишени среди тех, кто сцепился на земле. Наконец все стихает. Точнее сказать стихает бой, но не стихает шум и крики. Марта носится по полю и отдает команды санитарам, всех, даже легко раненных начинают транспортировать в лазарет. Дело движется очень медленно, и кто-то из арестованных жриц военно-полевой любви предлагает задействовать автотранспорт, который стоит без дела. Ревят моторы, кричат раненные. Воспользовавшись паузой, Саманта вываливается на землю из зондеркрафтфахрцойга и наконец-то опустошает желудок. Правда легче ей от этого не становится. Рядом с ней примащивается Кэт, а затем другие девушки, но бегающая по полю фройлян Марта не дает никому расслабиться и вновь заставляет всех вернуться в боевые машины. Прибывшая резервная рота, усиленная пулеметами сверх комплекта, остается защищать ослабленный левый фланг, а все остальные возвращаются на исходные позиции.
Неугомонная Марта, загоняет всех в душ, а затем пинками гонит своих подруг на КП дивизии. Время собирать камни и подводить итоги случившемуся. Стекаются доклады о потерях. Потери дивизии семьдесят шесть убитых и сто сорок раненных. Кроме того из числа арестованных сотрудниц военно-полевого сексуального досуга убито сто пятьдесят шесть и ранено сто пять девушек. С ними по докладу одной из немецких фройлян произошло следующее. Зуавки, прорвавшись в тыл, с ходу вырезали караул, охранявший группу арестанток, численностью около четырехсот человек. Девушки, обрадованные тем, что обрели свободу, начали разбегаться, но зуавки с остревенением начали уничтожать разбегающихся жриц любви. У тех при виде такого действа проснулась корпоративная солидарность и они сцепились с темнокожими валькириями в рукопашную. Несмотря на то, что они были безоружными, никто не дрогнул и не убежал. Дрались зубами, и ногтями. Естественно, что потери среди безоружных арестанток были кошмарными. Если бы не рота Битч, которая из центра поспешила на левый фланг, и по ходу дела оказала им помощь, то вряд ли кто-нибудь из жриц любви выжил в этой свалке.
— Похоже, что нас предали, — мрачно произнесла Валерия Коллингвуд, — Удар наносился с нашей стороны. Это означает, что наши соседи сменили позиции не известив нас об этом.
— Нужно отправить разведгруппы на правый и левый фланг и выяснить в чем дело, — предложила Марта.
— У меня есть идея получше, — вмешалась Джоана, — Может нужно позвонить в штаб, и выяснить, что у них там с головой?
— Мысль правильная, только вот есть предчувствие, что либо связи со штабом нет, либо нам никто не ответит, — возразила Валерия.
— Самое страшное, что смертность среди раненных будет очень высокая — даже легко раненные будут умирать, внезапно сменила тему Марта.
Девушки удивленно посмотрели на кузину командира, и Кэт потребовала объяснений:
— Это еще почему? Почему легко раненные будут умирать?
— У этих фанатичек из зуавского корпуса СС «Черная Валькирия» есть отвратительный обычай — они перед боем пачкают пальцы рук и оружие в жуткой смеси из гниющего мяса и свежедавленных африканских насекомых. Поэтому даже мельчайшая царапина нанесенная ногтями или оружием черной валькирии может вызвать и заражение крови с последующей гангреной и кучу всяких жутких тропических заболеваний, переносимых паразитами, переносимыми в свою очередь африканскими насекомыми.
— Господи! Так это же самое натуральное бактериологическое оружие! — воскликнула Валерия.
— Именно! Доктор Геббельс, будь он не ладен, протолкнул идею рас-сателлитов, близких к избранной арийской расе. Это достаточно запутанная теория, построенная на демагогии. Суть ее сводится к тому, что любая нация может стать сателлитом арийцев. Соответственно и любая нация признающая верховенство германской расы, может формировать подразделения СС.
— Даже евреи? — удивленно спросила Сара Мазелевич.
— Здесь вопрос тоньше, поскольку он упирается в сговор Гитлера с сионистами, — ответила Марта, — Евреи в Германии разделены на две категории: первая категория это те, кто желает ассимилироваться и раствориться среди населения Германии. Такие евреи уже не считаются евреями, а считаются немцами. Официально они числятся полукровками и четвертькровками и официальные власти закрывают на это глаза в случае если они желают служить Третьему Рейху. Те из них, кто проходит службу в вермахте или СС числяться немцами.
— То есть как немцами? — удивлению Сары не было предела, — А внешний вид? А расовые различия?
Марта посмотрела на Сару, как человека, сморозившего, явную глупость:
— Какие различия? Эти клоуны-антропологи до сих пор меряют черепа линейками, пытаясь их найти! Если поставить в один строй десяток немцев и десяток евреев, одетых в военную форму, и постриженных по-военному, то вряд ли ты Сара, сможешь определить кто из них немец, а кто еврей! В вермахте и СС сейчас служит около ста пятидесяти тысяч евреев.
— Подожди! — Сара возмущенно воскликнула, — Но гетто и концлагеря, их что же по-твоему не существует?
— Существуют. Существуют, и там содержится вторая категория евреев, — те, кто не желает ассимилироваться и отказываться от национальных традиций. Они то же делятся на две категории. Первая, это сионисты и их поддерживающие. Из этой категории набирается полиция, конролирующая порядок в гетто, а также хозяйственно-охранный персонал лагерей. Из наиболее активных сионистов в школах Абвера готовятся разведывательно-диверсионные подразделения для действий против английской армии в Палестине. Вторая категория — это те, кто ведет себя пассивно. Они предназначены для предстоящей депортации в Палестину и образования там населения государства Израиль. Вторая категория является своего рода расходным материалом для сионистов. Время от времени народ в гетто и лагерях начинает расслабляться, и перестает бояться нацисткого режима, тогда часть из них сионисты отдают на заклание СС. Ну, для всяких там жутких медицинских опытов, или просто всякого рода садистам и убийцам. Те, проливают порцию крови и напуганные евреи начинают вести себя смирно.
— Подожди, — сказала Сара недоверчиво, — Ты что же хочешь сказать, что мои соотечественники помогают убивать своих же собратьев?
— А что тебя в этом так удивляет Сара? — вмешалась Моника Левинович, — Или ты считаешь, что наш народ какой-то особенный? Палачей, подонков, садистов и мерзавцев полно в любом народе. И встречаются они в равных пропорциях. Есть они и среди наших соплеменников.
— Но Хрустальная Ночь?
— Что Хрустальная Ночь? Насколько мне известно громили не все магазины, а только те, чьи владельцы отказались сотрудничать с сионистами.
— Ты что же хочешь сказать, что сионисты действуют заодно с нацистами?
— Конечно! Здесь замешана и большая политика и большие деньги. Кроме того, у них очень много общего — например расовая теория, благодаря которой можно оправдать любые действия. А то, что у этих теорий разные избранные расы, делает данный союз еще более удобным, так как дает пространство для маневра, — вмешалась в разговор Кэт, — Идет очередная борьба за передел мира. За новые рынки сбыта товаров. Ты ведь Сара не веришь предвыборным обещаниям политиков или веришь? И если веришь, то скажи, выполняли ли они хоть что-то их того, что обещали?
— Нет, не выполняли. Выборы — это спектакль для дураков.
— Вот и здесь то же самое. На первый взгляд две команды — одна с бейсами, а другая с выбритыми висками. А по сути же, у них один кукловод, который обогатиться в результате этой игры.
— То есть что же получается, абсолютно все равно за чью сторону воевать?
— За чью сторону воевать видимо все равно, ибо итог будет один, а вот против чего воевать я думаю не все равно, хотя итог будет явно не в пользу нас.
— Это как?
— Здесь, на этих позициях собрались те, кто воюет за право оставаться такими, какие мы есть. Мы ведь не вписываемся в нашу ханжескую демократию. Равно как и не вписываемся в нацисткий режим — там нам тоже нет места. В любом случае от каких как мы общество стремиться избавиться. И оно видимо избавиться от нас рано или поздно. Но пока мы вместе, и пока мы вместе мы можем друг друга защищать, и отдалять день нашего уничтожения.
— То есть мы воюем сами за себя?
— Да. И воюем на одной из сторон данной войны, что накладывает на нас определенные обязанности.
— Именно к обязанностям я и предлагаю вернуться, — прекратила дискуссию Валерия, — Я понимаю, что нам всем тяжело после происшедшего, но нужно решить вопрос, как уменьшить потери среди раненных, и решить вопрос с отправкой разведгрупп на фланги дивизии. Связи с штабом армии, — Валерия посмотрела на дежурную связистку, — У нас нет.
— Мне кажется я знаю, как помочь раненным, — всавила слово Моника, — Нужна плесень.
— Плесень? — все девушки удивленно посмотрели на Монику Левинович.
— Да. Там в этой тюрьме префектуры, Лью Нэйрус выращивала в подвалах пенициллиновую плесень, и заставляла меня обрабатывать раны девушкам, после каждого сеанса пыток и издевательств. Она говорила, что это для того, чтобы не было воспалений. И это помогало.
Валерия, задумалась, а зетем посмотрела на Магду Рунштердт. Та, поймав взгляд командира, сказала:
— Хорошо, я попробую. Только мне нужны консультации Моники.
— Хорошо, хотя мы остаемся без снайпера и разведки. Но раненные важнее.
— Я отпущу ее, как только разберусь в том, как нужно обрабатывать раны. Плесень мы найдем. Попробуем и другие средства.
— Если вы эвакуировали имущество дивизии, то там должны быть вакцины от тропических заболеваний, добавила кузина Валерии, — Не от всех, но кое-что есть. Прислали по ошибке, а назад отправить не успели.