– Лодка тонет!.. Она нас утопит… Всем нам каюк!..– выпалил он пронзительным голосом, ошалело глядя на меня.
– Успокойся!
– Она тонет… тонет!..
– Успокойся… Лодка не думает тонуть. – Я крепче сжал его руку.
– Как ты не видишь!.. Она тонет… тонет… Держась за бугель, Чиннмарк с ужасом уставился на омывающую форштевень «Леди» носовую волну. Он явно был на грани нервного срыва. Я растерянно поглядел на Билла.
– Сейчас вода захлестнет палубу… яхта потащит нас в пучину!..
Все тело Чиннмарка била дрожь.
– В каюту его! – крикнул Билл. – Номера третий, четвертый и пятый – помогите номеру второму увести девятку!
– Только не под палубу!.. Только не в каюту!..– отчаянно завопил Чиннмарк.
Мартин, Эрик и один из братьев Таннберг поднялись на палубу, чтобы помочь мне.
– Отпусти бугель и пойдем с нами, – сказал Мартин. – Что это на тебя нашло?
– Не уводите меня под палубу… не уводите! – кричал Чиннмарк.
Мы глядели на него, не зная, что предпринять. Нелепая ситуация – жуткая и нереальная. Море кругом совершенно спокойное, только легкая рябь…
– Оторвите вы его от этого бугеля! – Голос Билла посуровел.
Мартин крепко стиснул обе руки Чиннмарка. В истерике тот откинулся назад и стал отбиваться ногами. Один пинок пришелся в грудь Мартину, так что он шлепнулся на палубу. От удара спиной о настил у него перехватило дыхание.
– Да он совсем взбесился к чертям! – крикнул Эрик Турселль, обхватывая Чиннмарка сзади борцовским приемом.
Пер Таннберг рывком опустился на колени и стиснул железной хваткой ноги Чиннмарка, а я силой разжал его пальцы, цепляющиеся за стальной бугель.
– Готово!..– крикнул Мартин. – Да прижмите его покрепче к палубе, чтобы не лягался так, черт дери!
Билл привел «Леди» в левентик, и яхта пошла против ветра с заполаскивающими парусами.
– Номер шесть, становись на руль, – спокойно распорядился Билл. – Держи этот курс.
Ян Таннберг поднялся в кокпит и взял штурвал. Билл встал, расставив ноги, у левого борта и замахал над головой руками, сигналя «Бустеру», который покачивался на волне под ветром у «Леди».
– Эй, на «Бустере»!.. Эгей!..– крикнул он в рупор ладоней.
Чиннмарк перестал вырываться и лежал неподвижно, прижатый нами к палубе. Широко раскрытые глаза его испуганно вращались. В уголках рта белела пена.
– Не хочу тонуть… – всхлипывал он. Отзываясь на сигналы Билла, Кронпринц повел «Бустера» в нашу сторону.
– Что случилось? – прокричал он, сблизившись с «Леди».
– Придется вам везти девятку на берег, – сообщил Билл.
– Серьезная травма? – тревожно осведомился Кронпринц.
– У него припадок.
– Припадок? – Кронпринц не поверил своим ушам. – Это как же так, черт возьми?
– Должно быть, последствия того случая прошлой осенью, когда он чуть не пошел ко дну вместе с «Конни», – ответил Билл.
– Проклятие!
Мы все еще прижимали Чиннмарка к палубе. Кронпринц настороженно смотрел на нас.
– Он буйный?
– Теперь угомонился, – сказал я.
– Сейчас ты пойдешь на «Бустере» в Марстранд… – Билл увещевал Чиннмарка, словно ребенка. – Тебе нечего бояться.
Наклонясь, погладил беднягу по голове:
– Слышишь, что я говорю?
Чиннмарк слегка кивнул. Испуг в его глазах пропал. Мы отпустили хватку, и он осторожно встал. По лицу Чиннмарка было видно, какого усилия ему стоит держать себя в руках.
– Отдай кранец и прижимайся к нам, – велел Билл Кронпринцу.
Тот отозвался кивком, и Мона Лиза, молча стоявший за его спиной, свесил у сверкающего лаком правого борта «Бустера» большой кранец, обтянутый парусиной.
Взяв Чиннмарка под руку, Билл подвел его к левому борту яхты.
– Сможешь прыгнуть, когда «Бустер» прижмется к нам? – спросил Билл.
Чиннмарк рассеянно кивнул. Его била легкая дрожь, руки тряслись. Затаив дыхание, мы смотрели, как он заносит ногу для прыжка, но все обошлось хорошо. Чиннмарк тяжело опустился на сиденье в кормовом колодце «Бустера» и уставился на настил.
Мы молча проводили взглядом наш буксир, когда Кронпринц повел его контркурсом к северному входу в гавань.
– По местам, – распорядился Билл, снова берясь за штурвал.
– Жуть какая-то, – произнес Ян Таннберг.
– Вот уж от кого не ждал, – озадаченно молвил Эрик. – Чтобы Чиннмарк вел себя как перетрусивший ребенок…
– Так ведь осенью что пережил, – сказал я, вспоминая поведение Чиннмарка, когда его откачали после аварии «Конни».
– Потом обсудим, – вмешался Билл. – Стаксель-шкот выбрать!
«Папенькины мальчики» поспешили занять свои места. Хотя экипаж сократился на одного человека, надо было продолжать тренировку.
– Поехали, черт возьми! – Сочная английская речь Яна Таннберга с его певучим финским произношением сопровождалась звяканьем велосипедной цепи. Стаксель-шкот быстро намотался на лебедку, и боут ударился в блок.
– Выбрать грота-шкот, проверить шкотовые углы, «Конни» ждет нас. – Билл повел «Леди» в сторону ожидающего нас «зайца».
– Четвертый, подсоби мне с рельсом, подай наветренный блок вперед на тридцать сантиметров, – сказал я.
Эрик Турселль тотчас взялся за дело. Сам я наладил подветренный блок.
Билл подошел к «Конни» с наветренной стороны и привелся, когда мы оказались бок о бок.
Приближалось время старта, и хотя это была всего лишь тренировка, я волновался не меньше, чем во время настоящих состязаний.
– Сорок пять секунд, курс сто пятьдесят пять градусов, – громко доложил Мартин.
– Выбрать грота-шкот, полный ход, – сказал Билл.
Я энергично заработал руками. «Викинг Леди» накренилась и прибавила ход.
– Тридцать секунд.
– Двадцать пять.
– Двадцать.
– Пятнадцать.
– Десять… девять… восемь…
Под ветром от нас «Конни» с шипением разрезала волну.
– Пять… четыре… три… два… один – выстрел! – Последнее слово Мартин выкрикнул. Затем добавил: – Курс – сто пятьдесят три градуса.
– Всему экипажу откренивать, – негромко скомандовал Билл.
Только губы его шевелились, все внимание было сосредоточено на мелкой встречной волне и «пузе» стакселя. Происшествие с Чиннмарком – забыто. Сейчас его заботило одно: как развить наибольшую скорость.
– Экипаж – на наветренный борт!..– передал я команду Билла.
Уже через пять минут мы увидели, что «Конни» уходит от нас. Она шла круче к ветру и быстрее.
– Придется нам поработать, – сказал Билл. – «Леди» идет недостаточно круто.
Ответственный труд по настройке парусов шел полным ходом.
– Четвертый, опусти скобу грота-шкота на два деления, десятый, уменьшить просвет стакселя на десять сантиметров, – скомандовал я.
Ханс и Эрик не мешкая приступили к выполнению.
– Курс сто пятьдесят три градуса, – доложил Мартин. – Минута до поворота на другой галс.
Мы привелись чуть круче. То ли благодаря настройке парусов, то ли из-за перемены ветра – сразу не понять.
– Минута до поворота! – крикнул я.
– Приготовиться к повороту, – сказал Билл.
– «Конни» поворачивает, – доложил Мартин.
– Поворот, – скомандовал Билл.
Единоборство двух морских нимф продолжалось. Порой казалось, что «Леди» берет верх и мы настигаем «Конни». Но тут же она вновь уходила от нас. Сколько мы ни крутили, настраивая паруса во время этой первой тренировки, нам никак не удавалось поспевать за «Конни». С каждым новым галсом она все больше удалялась от нас. Я записывал все наши действия в блокнот, отмечая галочкой те, которые не производили заметного эффекта и не заслуживали плюсика.
Когда «Конни» уходила совсем уж далеко, экипаж потравливал шкоты и ждал, когда мы догоним. Чтобы тут же опять с дразнящей легкостью уйти вперед.
– Придется нам во время перерыва изменить проводку штагов, – заключил Билл.
– О'кей, – отозвался я, мысленно прощаясь с ленчем, и передал его команду остальным: – Во время перерыва продолжаем работу!..
Когда приблизилось время ленча, обе яхты пошли обратно в гавань. Что говорить, первая встреча «Леди» и «Конни» повергла нас в легкое уныние. С подавленным настроением возвратились мы к причалу.
– Я послежу, чтобы вам принесли поесть, – сказал Билл. И добавил с улыбкой, похлопав меня по плечу: – А уж вы постарайтесь прибавить «Леди» прыти к следующей лавировке.
После чего зашагал вверх к гостинице, к ожидающему его ленчу. Славный наш старина Билл…
Мы подали топ вперед и ослабили верхние ванты, чтобы мачта лучше гнулась. С помощью братьев Танн-берг я под палубой подал шпор на три дюйма вперед, чтобы «Леди» лучше приводилась к ветру.
Во время второй лавировки нам удалось, меняя натяжение вант и штагов, добиться того, что «Леди» метров на двадцать приблизилась к «Конни», сократив тем самым на одну шестую общий отрыв. И только. В конце десятиминутного галса «Конни» по-прежнему опережала нас на сто метров.
Сто метров – изрядный отрезок…
Чиннмарк не спустился к обеду. Заглянув к нему в номер, я увидел, что он лежит на кровати, уставившись в потолок.
– Как самочувствие? – спросил я.
– Паршиво… Не понимаю, что на меня нашло, – тихо ответил он.
– С кем не бывает.
– Все равно не понимаю, – еле слышно произнес Чиннмарк, отворачиваясь к стене.
– Пройдет… Скоро будешь в полном порядке опять, – сказал я.
Он промолчал. Я оставил его. В тот же вечер у Билла и Чиннмарка состоялся разговор один на один.
На другой день Чиннмарк спустился, неся свои чемоданы, и в столовой сел за отдельный столик. Молча позавтракал. Нам всем было не по себе. Перед тем как спуститься на пристань, мы попрощались с ним. Он вяло, без слов, отвечал на наши рукопожатия, только раз-другой попытался улыбнуться. И мне снова вспомнилась песенка про десять негритят.
Следующие тренировки на этой неделе проходили успешно, «Леди» все ближе подбиралась к «Конни». Мы крутили, изменяли, настраивали, и метр за метром разрыв сокращался. Под конец проигрывали только тридцать метров на десятиминутном галсе.