Ему нравилась позиционная, хитроумная игра разведок и контрразведок, тайные тропы, которыми следует пробираться, чтобы отстаивать свои интересы, но не открытое противоборство. Как только он понял, что Украину пихают в пятую точку именно к такому решению проблем, ему стало скучно. А когда нынешний глава их Управления начал устраивать беспомощные диверсии на территории России, к скуке добавилась грусть.
Он помнил те времена, когда, зарегистрировавшись на форуме выпускников Сызранского высшего военного авиационного училища, входил в доверие к преподавателям и получал личные данные выпускников-вертолетчиков. В училище проходили подготовку и иностранцы, что тоже являлось средоточием интересов ГУР, и в особенности церэушников, окопавшихся в Киеве.
Игорь не горевал, что источник в конечном итоге иссяк. Пришлось забросить работу на форуме, когда он заподозрил, что ему сливают дезинформацию — как видно, подключилась к диалогам контрразведка, заметившая его чрезмерный интерес к кадровым вопросам училища. Однако списки, пусть и неполные, пригодились. Игорю за них вручили медаль «За военную службу Украине». Подобную работу он проводил и по летчикам, не только по вертолетчикам. Сейчас использовалась примерно такая же методика — шерстили соцсети в поисках фотографий недотеп в летной форме и пытались соблазнить их миллионом долларов.
Если они с его визави Андреем пойдут дальше пустой переписки и возникнет финансовый вопрос, то он будет заключаться лишь в том, какой способ передачи денег предпочтет летчик. С оплатой услуг агентов в России у украинской разведки проблем никогда не было. Не повлияли на это даже санкции.
Главное, в общении с пилотом не передавить. Разведка не терпит резких движений. Во всяком случае, профессиональная, а не дилетантизм, оккупировавший все сферы жизни не только на Украине, но и в России. Медийные разведчики, которых показывают по телевизору, которые превратились в «светских львиц», таких же надутых и таких же бестолковых, — это не то, к чему стремился в своей профессии Игорь.
«Улететь бы отсюда подальше… — снова подумал он, глядя в окно своего кабинета на Рыбальском. — Что там лепетал про Болгарию этот недоумок Гинчев? Он собирался отчалить в Софию на какое-то время. Говорил, что туда сможет через Турцию подъехать его человек из России. Кажется, из Татарстана. Но встречаться с ним имеет смысл лишь после более конкретных договоренностей с летчиком. Обсудить детали передачи денег, понять, насколько надежный канал».
Болгарину Игорь не доверял, хоть тот и кровно заинтересован в успехе предприятия.
«Можно было бы совместить встречу с ним в Болгарии с активизацией работы с подпольем ИГ посредством араба. Потащить его в Софию, что ли, но только чтобы он предварительно подтянул туда своих людей, которых разрекламировал».
12 марта 2022 года, с. Старичи
Красный абажур света почти не давал на кухне конспиративной квартиры. А за окном уже наступили весенние сырые сумерки. Игорь ждал и курил, пополняя пепельницу окурками. В комнате хирург, привезенный им из Киева, осматривал Кабира.
Вчера пришлось срочно выехать на Яворовский полигон по просьбе араба. У него начались проблемы с открывшейся старой раной. Тарасов считал, что пускай все идет, как идет, — на полигоне есть врач, в конце концов, отвезут в больницу. Но Игорь слишком хорошо знал возможности нынешних украинских больниц, тем более вдали от Киева. Ни лекарств, ни даже йода и бинтов, все покупалось за свой счет да еще, если их удавалось найти в аптеке.
Потерять агента, даже не успев ничего предпринять с его помощью, недальновидно. А Игорь имел на него большие планы. И потому сейчас, борясь с сонливостью после бессонной ночи за рулем по дороге сюда, он прислушивался к тому, что происходит в комнате. Периодически слышал что-то вроде сдавленного стона.
Доктор в рубашке с закатанными до локтей рукавами наконец появился на кухне. Он с хлопком снял резиновые перчатки.
— Могучий парень. Вроде бы худощавый, а мышцы профессионального спортсмена.
— Он наемник, а потому тренированный, — пожал плечами Игорь.
— Я чистил ему рану, полчаса в ней ковырялся, кусок оболочки пули отыскал. Обезболивающие в таких случаях, да еще когда все воспаленное и наболело, не слишком-то помогают. Ему бы дня два назад к врачу обратиться. Удивительное терпение. А что он думал, рассосется?
— Фиг его знает! Араб, чего с него взять. Дикие люди, в пустыне с верблюдами — все их общение.
— Не утрируй! — обиделся за арабов доктор. Он мыл руки с привычной для хирурга тщательностью. — Боюсь, что у него там еще что-то осталось. Пуля при попадании распалась, да и в ту же руку было осколочное. Эти крупинки могут всю жизнь его беспокоить, вызывая воспаление. Свищ у него не только в руке, но и вышел рядом с лопаткой. Поэтому я поставил два дренажа. Надо теперь антибиотики ему колоть, следить за чистотой дренажных трубок. В госпиталь бы положить…
— Ничего, так оклемается, — цинично отозвался Игорь, наливая себе очередную порцию крепкого кофе, хотя его встревожил озабоченный вид доктора, несклонного паниковать. — Где он?
— Одевается, кажется.
Игорь заглянул в комнату. Кабир сидел на стуле у окна. Он и не думал одеваться. Раздетый по пояс, с дымящейся сигаретой, особенно ярко вспыхивающей от затяжек на фоне темного окна, выглядел почти роденовским мыслителем, таким же атлетичным, только дренажные трубки с приклеенными к ребрам двумя полупрозрачными мешками да сигарета диссонировали с этим образом, невольно возникшим в воображении Игоря. Из глубин памяти к тому же всплыло название «абдоминальный». Базовый реанимационный курс он проходил когда-то, во всяком случае, мог сделать укол, поставить капельницу и даже знал, как называется дренажный мешок.
— Ну чего ты расселся? Ночью я не поеду в Киев, придется перекантоваться на полигоне. Поэтому надо успеть тебя подбросить до полигона и подыскать место для ночлега мне и доку…
— А здесь чем плохо? — Кабир повел рукой и поморщился. — Давай тут переночуем. Твой врач за мной посмотрит. — Он поежился и сознался нехотя: — Познабливает.
Игорь накинул ему на плечи камуфлированную куртку.
— А так не пробовал? Не положено по инструкции…
— Да брось! — Кабир это сказал таким тоном, словно тоже читал эти инструкции и не воспринимал их всерьез.
Мысль ночевать в казарме, прикорнув на одной из коек, где рядом храпят несколько десятков мужиков, оптимизма Игорю не прибавила. Он уже перерос тот возраст, когда такие полевые условия воспринимаются легко. Хотя и в училище, особенно на первом курсе, страдал от этого.
— Тут где-то были раскладушки на непредвиденный случай, — вспомнил он, оглядываясь.
Кабир удовлетворенно кивнул и занял единственный в комнате диван, отвернувшись к стене и отключившись от окружающего мира легко и безмятежно. Игорь только головой покачал, глядя на его спину, прикрытую камуфляжной курткой, араб так и не продел руки в рукава. Отыскав пледы в шкафу, один из них разведчик накинул на Кабира. Тот хмыкнул удовлетворенно и засопел громче.
Одна раскладушка стояла на балконе, укрытая пленкой и отсыревшая неимоверно. Вторая обнаружилась за шкафом.
Рано утром Игорь проснулся еще затемно, что-то разбудило его в половине четвертого. Он понял, что именно, когда на кухне снова звякнула чашка. По привычке пошарил около себя по полу, опасаясь наступить на кота, но, вспомнив, что серый остался в киевской квартире на Крещатике, смело поднялся, хрустнув коленками. Заметил, что диван уже пуст, с кухни тянуло табачным дымом и запахом растворимого кофе.
— Ранняя пташка, — хриплым спросонья голосом поприветствовал араба Игорь, выйдя на кухню. Холодный линолеум под ногами заставил обхватить себя руками за плечи. Спал он в одежде, только разулся и по привычке снял носки. Теперь стоял босой и переминался с ноги на ногу. — Ты, смотрю, совсем бодрячком…
Кабир поглядел на окно и к чему-то прислушался. Через секунду чашка, которую он держал в руке, полетела на пол, а следом и сам араб, перед этим накрыв собой Игоря. Жуткий вой, грохот, звон стекол и снова вой, как будто иерихонские трубы, упомянутые в Библии, подали голос, как минимум квартет из этих труб.
Завывало и взрывалось, звуки смешивались с сиреной воздушной тревоги. Лежащих на полу мужчин засыпало осколками стекла, а взрывы не прекращались.
— ПВО? — с надеждой из-под Кабира спросил Игорь.
Но тот только прорычал что-то по-арабски. Как видно, высказал все, что думает об украинской ПВО.
В соседней комнате доктор только проснулся, стряхнул с одеяла осколки и ошалело огляделся по сторонам. В следующую минуту раздался новый взрыв такой силы, что затрясся старый дом, готовый схлопнуться, как сверхновая во Вселенной, образовав черную дыру. Док скатился с раскладушки, чудом не порезавшись о стекла, и стал отползать в коридор, где хотя бы не было окон.
Игорь мысленно считал, и ему показалось, что прозвучало восемь взрывов. Наконец воцарилась тишина. Мягкая, как туман, окутавший Старичи этим ранним утром. В разбитое окно сквозняком потянуло дымом, едким, как от горящих шин.
— Что за… — На карачках из коридора выполз доктор. — Чего происходит-то?
Игорь выбрался из-под Кабира. Тот со стоном поднялся, облокотившись о столешницу обеденного стола.
— Чего ты? Стеклом порезался? — отреагировал на кряхтение араба Игорь.
— Дренаж выскочил, — заметил доктор хмуро.
Кабир снова разразился очередью из ругательств — смеси английских и арабских.
— Ну ты даешь! — Игорь потер шею, за которую схватил его Кабир железной рукой, когда повалил на линолеум. — У тебя реакция, как у мангуста. Как ты понял, что начался обстрел?
Араб взглянул на него снисходительно. Игорь осознал наивность вопроса. Кабир ведь жил в Ираке под бомбежками американцев и коалиции, торчал в Эр-Ракке бог знает сколько… Уж он-то знает, что такое воздушная тревога. «Теперь предстоит узнать и нам», — вздохнул Игорь, догадавшись, куда русские могли метить в этом районе.