— Пустячок, а приятно, — улыбнулся Зоров. — Вот в русле этих событий и переговоров мой вопрос и просьба. Дело в том, что те же самые стволы с Украины попадают и в Россию. Полагаю, что поставщики — одни и те же спекулянты стволами. Речь о пистолетах, автоматах и снайперских винтовках. Чешские пистолеты, турецкие, бельгийские, португальские. Кое-какие украинские стволы. Мы их изымаем у подпольных оружейников. Они не сливают конечного заказчика. Они-то посредники. А нам бы выйти на людей с Украины, кто приторговывает, найти возможность надавить на них, чтобы они выдали адреса, пароли, явки в России тех, кому через оружейников поставляют оружие, кого вооружают, в том числе и для диверсий.
— Замысел понятен. — Муниф закурил, поискав глазами пепельницу. Зоров взял одну из трех с подоконника и поставил перед ним на стол. — Узнать, кто конкретно, можно только через миллиардера. Выдаст ли он людей из военной разведки Украины? Тогда мы могли бы контактировать напрямую, платить меньше… Вряд ли. Ему невыгодно. К тому же хуситы потеряют канал поставок оружия, а оно нам необходимо. Меня не поймут, затей я сейчас такую игру с поставщиком стволов. Вот только если просить Центр послать кого-то, кто ближе к Израилю или находится непосредственно там, чтобы вытряхнуть из этого толстяка информацию. Но тут одно из двух. Либо его надо утащить в укромный уголок и хорошенько припугнуть, однако у него наверняка хорошая охрана из местных — еврейские секьюрити ребята жесткие, резкие. Либо припереть его компроматом, который наверняка имеется у вас.
— У тебя нет такой возможности абсолютно? — разочарованно посмотрел ему в глаза Зоров.
По долгу службы ему много приходилось общаться с арабами. Это в основном были сирийцы — народ открытый, дружелюбный, не лишенный, как и большинство арабов, хитрости опытных торговцев с восточного базара. Зоров впервые, глядя в глаза этому человеку, подумал, что столкнулся с чем-то совершенно непонятным — иной мир. Чтобы понять его менталитет, надо стать таким же.
Черная печаль копилась в зрачках молодого генерала. Весь разговор он выдавливал слова, будто с трудом, словно тяжело и мучительно брел сквозь толщу воды. Как видно, тяжелая судьба и прошлое не позволяли ему вынырнуть на поверхность из омута внутренних переживаний, и это ощущалось физически собеседником. Зоров устал, как если бы таскал большие камни.
— Лично у меня нет. — Муниф прикурил новую сигарету. — Есть женщина из Ирана. Она… — Он осекся, задумавшись. — Я мог бы с ней связаться, но, в общем-то, нужна санкция Центра.
— А может, не очень нужна санкция? — наморщил лоб Зоров, пытаясь понять, что в состоянии сделать иранская женщина, которая даже не имеет права выезжать куда бы то ни было без разрешения и сопровождения мужа или родственников-мужчин? И что иранке делать в Израиле?
Муниф пожал плечами. Ему лишний раз хотелось увидеть Симин Сарда — иранскую художницу, являвшуюся на самом деле сотрудницей Министерства информации, спецслужбы Ирана и по совместительству агентом российской разведки. Несколько лет назад она помогла Мунифу, только еще делавшему робкие шаги по иерархической лестнице и в российской разведке, и в среде хуситов, где он родился, но от которой вынужденно отдалился на долгие годы после гибели старшего брата, бывшего приближенного Хусейна аль-Хуси. Позже Мунифа с Симин сводила судьба еще пару раз, когда хуситы взяли Сану и власть практически сосредоточилась в их руках. Приезжали иранские инструкторы и советники из спецслужб, среди них и Симин — встреча была мимолетной, как и самая первая — в Эр-Рияде. Затем после ранения он лечился в Тегеране и там виделся с ней чуть дольше, когда она навестила его вместе с двумя сотрудниками КСИР.
У Мунифа была возможность связаться с ней, минуя Центр, однако выполнять такое поручение — для нее слишком большой риск. Во-первых, в обход российского Центра, во-вторых, надо как-то мотивировать отъезд Симин в Израиль через третьи страны ее непосредственному руководству в МИ, к тому же именно Министерство информации должно будет обеспечить ее железобетонными документами с другими установочными данными.
Однако все оказалось гораздо проще, чем ожидал Муниф. Когда он связался с Симин через оговоренный с нею почтовый ящик, а она охотно откликнулась, сообщив координаты их возможной встречи в Греции, они встретились там довольно быстро.
Муниф уже несколько лет обладал такими возможностями, что мог ездить свободно, делать себе документы какие угодно, однако в то же время он стал человеком довольно известным, и конспирация чаще всего была бы для него просто опасной и подозрительной. И все же он к ней прибегал, изменяя внешность, насколько это возможно, маскируя шрамы, полученные при очередном покушении на него. Самой большой проблемой оставалась необходимость отделаться от персональной охраны. Но и это ему удавалось.
Уже через две недели после его встречи с Зоровым на конспиративной квартире в Латакии они увиделись с Симин в Салониках. У крепостной стены на смотровой площадке, мощенной камнем, с сувенирной лавкой и редкими в межсезонье туристами. Внизу шла к морю улица, такая ровная, втиснутая в монолит серо-бежевых домов, словно волевым усилием раздвинувшая их на одинаково ровное расстояние, да так, что в конце улицы, далеко-далеко, просвет к морю геометрически ровный, как один из переходов от буквы к букве в строчке арабской вязи.
Симин одета была в длинное темно-синее свободное платье, ничуть не похожее на иранский стиль одежды, когда поверх брюк короткий плащик до середины бедра. И без платка, что смутило Мунифа. Толстая бежевая кофта с коротким рукавом выполняла функцию куртки. Однако женщина ежилась на свежем ветру с моря, который пронизывал на башне смотровой площадки. Не согревало солнце, пробивавшееся сквозь дымку над Солониками, хотя Мунифу казалось, что здесь, рядом с Симин, довольно жарко.
Глаза Симин, продолговатые и черные, глядели насмешливо, как и в первую их встречу. Она умела быть властной, несмотря на то что выросла в строгом исламском обществе, шиитском и довольно радикальном.
— Давай пойдем в город, посидим в каком-нибудь кафе. Здесь продувает насквозь. И эти фотографирующиеся туристы… — Симин отвернулась от очередной вспышки фотоаппарата. Две девушки рядом хихикали, громко разговаривали по-французски и фотографировали одна другую.
По дороге к кафе, куда они направились пешком, Муниф старался не касаться рукава кофты Симин, а потому передвигался по узкому тротуару улицы, затененному деревьями, почти что боком. Симин, заметив это, посмеивалась. Пока они дошли, Муниф коротко изложил ей суть дела. Говорили они между собой на арабском.
— Как я думаю, тебе это сложно будет сделать, — подытожил он.
Они уже зашли в небольшое кафе с бело-голубыми клетчатыми скатертями на квадратных столиках. Внутри пахло жареным палтусом и лимоном. Симин села за столик и насмешливо посмотрела на Мунифа снизу вверх. Он все еще стоял, рассматривая улицу через большое окно, украшенное рыбацкой сетью, желая убедиться, что за ними никто не шел. Ничего подозрительного не заметил.
— Если ты считаешь, что я не смогу, зачем ты прилетел в Грецию? — Она взяла в руки ламинированный листок меню. — Есть хочется. Я возьму салат. А ты?
Муниф поморщился, не ответив, и сел. Достал сигареты и положил перед собой.
— Ну хорошо, — Симин снизошла, наконец, до ответа: — Сейчас я тебя обрадую… Пожалуйста, один салат, греческий салат, и стакан воды без газа, — попросила она по-английски подошедшую официантку.
— Чем? Своими пищевыми предпочтениями? — с мрачным лицом пошутил Муниф.
— Отчасти. Если аппетит по отношению к Израилю можно считать пищевыми предпочтениями. А у нас, как ты понимаешь, он волчий. Евреи считают, что года через три они станут воевать с нами из-за нашего ядерного оружия, которое у нас, несомненно, будет. Что ж, они ищут только повод, как и в случае с Палестиной, с Сирией, чтобы напасть на мирных граждан — их обычная тактика на Ближнем Востоке. Они уже втерлись в доверие, а они это умеют, ко многим арабским странам, в особенности в Персидском заливе, и не только. Хотят заручиться поддержкой… Но то, что ты предлагаешь, весьма любопытно. У нас есть масса вопросов к этому человеку — Савойскому. То, что он обретается в Израиле, мы, конечно, знали. Искали уже к нему подходы. Кое-какие наработки имеются.
Муниф хотел узнать, зачем иранцам понадобился украинский олигарх, но промолчал. Кое-какие догадки у него имелись. Он знал одно наверняка: будь ты хоть миллиардер, связываться с персами — дело опасное. Они хорошие воины — это доказала их восьмилетняя война с Ираком, длившаяся на износ обеих сторон. Они злопамятные и прямолинейные. И в этом их сила.
— Хочется его потрясти. — Она потерла узкие ладони с длинными артистическими пальцами. Ей принесли салат. Она стала есть. — Завтра буду в Тегеране, переговорю с руководством.
— Какие сроки?
— Молодец! — похвалила Симин с усмешкой. — Сперва ты сомневаешься, что я смогу, а теперь еще и подгоняешь. Ты весьма последователен.
Весна 2022 года, Израиль, г. Герцлия
Когда-то здесь был греческий портовый город. Илья Савойский любил древности, потому что они имели хорошую цену. Все, что имело цену, привлекало его. Он шутил в кругу семьи, что, дай ему волю, продал бы даже мозаичный пол VI века старинной церкви, найденный при раскопках, и руины Махмиша — древнего поселения.
Его вилла в Герцлии Питуах на улице Галей Тхелет, в приморском фешенебельном районе города. Тут можно отгородиться от мира. Хочешь, в море выходи на яхте, она тут неподалеку ошвартована в марине, хочешь, в бассейне с морской водой отмокай. Тут же небольшой бар, построенный на манер карибского, сделанный из выбеленного солнцем бамбука и покрытый пальмовыми листьями, с вечно торчащим за стойкой барменом в белой рубашке; газон с короткой и жесткой травой, влажной от автополива, по которой так приятно пройтись босиком, ящерицы на теплых плитках у бассейна. Все располагает к отдыху.