Егорова в кабинете Ермилова сменила Титова, одетая в легкий льняной костюм, но все равно с влажным лбом, поверх которого колечками завивались волосы. Вид у нее был решительный и собранный. В таком напряженном состоянии можно и дров наломать.
— Ты, Инна, не надувай щеки от ответственности, возложенной на тебя, и не пытайся своротить горы. Твоя единственная задача — мониторить обстановку, чтобы не вышла из-под контроля. Тянуть до последнего, выведывая все планы гуровцев на дальнейший маршрут жены летчика. Чтобы получить этот дальнейший маршрут, она идет на риск. В первую очередь она. А твоя задача риск свести к минимуму, ориентируясь на знание армянскими товарищами тамошней обстановки и на свое чутье. А главное, держи меня в курсе малейших изменений.
Он скосил глаза на звякнувший телефон внутренней связи и снял трубку. Звонил Зоров.
— Приветствую, — сказал он голосом человека, сдерживающего смех. — Сбежал!
— Ха! — отреагировал Ермилов и махнул рукой Титовой, чтобы шла выполнять задание. — Этого следовало ожидать. Я и не сомневался. И где он теперь?
— Скрылся в неизвестном направлении. Пропал с радаров, — продолжал веселиться Зоров. — Но тебе просил передать, чтобы ты брал ноги в руки и несся к нему на дачу.
Ермилов поехал за город на маленькой красной машинке жены — Люськи Коротковой, едва втиснув туда свою значительную персону. Плотникову доложил, что едет получить сведения из первоисточника по работе с пилотами. Руководитель Департамента, как показалось Ермилову, не понял, о чем речь, но согласно кивнул, отпуская полковника на все четыре стороны, доверяя ему. Однако, когда Ермилов взялся за ручку двери в конце большого кабинета, Плотников бросил ему в спину: «Только не пейте там с Горюновым много. Он кого хочешь перепьет, и ни в одном глазу. Даром что мусульманин. Впрочем, у него десятки личин, и какой он на самом деле…»
Не согласился Ермилов, что Горюнов перенес в жизнь на родине свою манеру прятаться за масками. Он мог лукавить, недоговаривать, но в целом перед Олегом во время их дружеских встреч и посиделок Горюнов представал вполне открытым и почти всегда ироничным при угрюмой внешности. Он умел быть щедрым и гостеприимным, умел дружить.
Проехав сорок километров, Ермилов припарковался под березой, росшей перед металлическим коричневым забором. Вышел из машины и с удовольствием расправил плечи, слушая деревенские звуки: где-то лаяла собака, прокричал петух, вяло от дневной жары, а помимо этого стояла тишина, оглушившая после гула центра Москвы, непрерывного и выматывающего. Полковник услышал плеск воды за забором.
Он хотел было позвонить в звонок, прикрепленный на столбе около калитки, но вдруг заметил, что дверь приоткрыта. Шагнул внутрь, увидев мощенную плиткой площадку для машины, где накалялся на солнце огромный горюновский джип. Петр купил его, вернувшись из иракской командировки, когда еще был нелегалом.
Слева стоял большой каркасный голубой бассейн. Внутри виднелась светловолосая макушка Саши — жены Горюнова. Хохолок высоко заколотых волос чуть шевелил слабый ветерок. Жара стояла крепкая.
— Ой, — сказала Александра, заметив Ермилова. — Ну, молодец, Петя! Не предупредил, что ты приедешь, а я тут сижу отмокаю. Как неловко вышло! Ты проходи в дом, а я вылезу и приду вас кормить.
— Да ты купайся, — смутился полковник. — Я просто с Петром пообщаюсь. Не хлопочи.
— Еще чего! У меня никто голодным не уходил. Тем более, мелкие сейчас у бабушки. Мансур в отъезде. Только сам Петр озорничает. Сбежал из госпиталя. Пойди полюбуйся на него и отругай как следует, на меня он не реагирует. Посмеивается только и уже лыжи намыливает опять в командировку.
Дверь в дом тоже была открыта. Внутри, в прохладе небольшого предбанника, на кафельном полу валялись шлепки, надувные яркие круги — ощущение, словно на море. Видимо, до отъезда к бабушке дети резвились в бассейне. Длинный полутемный коридор с лестницей, ведущей на второй этаж, показался еще более прохладным. Ермилов прошел коридором, миновав три двери в комнаты и одну в туалет и вышел в большую гостиную, совмещенную с кухней. Справа на диване сидел Горюнов, курил и сосредоточенно играл сам с собою в шахматы.
Из одежды на нем были лишь легкие спортивные штаны, и не только по причине жары. На смуглых плече и спине у Горюнова висели дренажные пакеты, прикрепленные лейкопластырем. Там, откуда шли трубки к пакетам, наклеены квадраты пластыря. Не слишком удобно что-то надевать поверх этой сложной системы.
— Петя! Здорово! — нарочито бодро сказал Ермилов, хотя у него защемило сердце от увиденного. Он сразу же поставил себя на место друга. Как бы он смог действовать в тылу врага, да еще с такими проблемами со здоровьем? Скорее всего, тут же раскис бы.
— Олег, я тебя ждал полчаса назад. По моим расчетам, ты должен был сразу же выехать из дома два после звонка Зорова, — как будто виделись еще утром, сказал Горюнов, не отрывая взгляда от шахматной доски.
— Пробка на МКАДе. А ты в своем репертуаре. Чего сбежал? Тебе лечиться надо.
— Уже. — Петр нехотя отлип от шахмат, встал и пожал руку Ермилову. — Меня поковыряли, покромсали. Вытащили кусок осколка, теперь заживет как на собаке.
— А почему на спине пластырь? Насколько я помню, рана у тебя на плече только была.
— Осколок себе дорогу прокладывал, — отмахнулся Петр, направляясь в кухню. — Отстань! Сашка тебя науськала мне мозги вправлять? Я только что из ликарни. Хватило впечатлений. — Он открыл крышку большого вога, стоящего на газовой плите. Аромат, который Ермилов почувствовал еще в коридоре, усилился. — Кускус с бараниной готов. Садись за стол. Арак будешь? Сирийский.
— Я за рулем. Да и тебе разве можно? Ты же из «ликарни». Ты что, украинский выучил?
— На спор в ВИИЯ выучил польский на втором курсе. А с украинским проще.
Горюнов плеснул себе анисовой водки, разбавив ее водой, и выпил.
— Молодец! — похвалила Саша от двери. Она была закутана в пляжное полотенце до пят, заглянула, чтобы застать мужчин врасплох. Ей это удалось. Ермилов покраснел. Но Горюнов погрозил ей пальцем.
— Где твой чаршаф, женщина? А ну, брысь!
— Иди в баню! — Она показала ему кулак. — Скоро антибиотик тебе колоть, я отыграюсь. Не вздумай больше пить. — Александра удалилась, шлепая босыми и мокрыми ступнями по кафелю.
— Матриархат, — то ли пошутил, то ли пожаловался Горюнов.
— Когда обратно? — оглянувшись на дверь, спросил Ермилов.
— Максимум неделя.
Они сели за небольшой овальный стол, посредине которого хозяин поставил открытый вог с дымящимся кускусом. Разложил еду по тарелкам с характерным узбекским узором риштанской керамики. На большом блюде лежали разорванная на куски лепешка, овощи и зелень.
Горюнов ел рукой, зачерпывая кускус лепешкой. Эти привычки в него вросли. Во всяком случае, дома он мог себе позволить вести себя как вел многие годы, работая в Ираке.
— Слушай, я рад тебя видеть, но я-то не на больничном. Ты хочешь меня накормить, потом напоить и спать уложить? Знаю я твои гостеприимные уловки. Ты же понимаешь, что я корысти ради примчался за сорок кэмэ.
Петр вздохнул.
— Ты неправильный гость, должен есть и пить и хвалить хозяина, петь мне дифирамбы. — Он снова вздохнул. — Я там решаю свои проблемы…
— А параллельно пересек пути-дорожки ДВКР. Сунул нос в нашу разработку, — улыбался Ермилов, уминая кускус.
— Так, заглянул краем глаза. И вот хочу тебя предостеречь от опрометчивого шага. Не стоит отправлять в Армению жену пилота, тем более с детьми. Рискованно.
Ермилов поморщился. Плотников тоже выражал сомнения в целесообразности данного решения. Правда, палки в колеса ставить не начал, доверял оперативной интуиции Ермилова.
— Аргументы приведи, — злился он на Горюнова. — Тебе что-то сказал Игорь?
— Нет. Он, кстати, не знает планов своего руководства по поводу ереванской гастроли. Там всем заправляет болгарин. Он примет решение в последний момент, вернее, ему спустит указивку его начальство из МИ6, а он его озвучит. Я с Гинчевым там пока не пересекался. Но не теряю надежды выйти с ним на контакт. Любопытно было бы его прощупать, а еще лучше — подержать за гланды. Был в Болгарии, когда Игорь с ним встречался. Но в тот момент Игоря я еще не обработал, только собирался. Понимаю, ты хочешь отследить канал ГУР по переправке агентов на их территорию через Армению. Но они могут пойти на любые шаги. Им надо пилота посадить на очень крепкий кукан. Провести удавку под жабрами, чтобы не трепыхался. Жена и дети для этого — отличная возможность.
Ермилов промолчал, оставшись при своем мнении. Он считал, что в Армении под прикрытием товарищей из тамошнего СНБ нет риска. Разве сунутся гуровцы?
— Ты считаешь, что на территории Армении нет украинских агентов? — спросил Горюнов сочувственно.
— Петь, ну не делай из меня дурака! Конечно, есть. Но как ты себе это представляешь? Ну, похитят они жену и детей пилота. Удастся ли это сделать незаметно для местных спецслужб? Допустим. Если вообще сбросить со счетов, что жена с ребенком приедет с Титовой, и каждый их шаг будут контролировать товарищи из СНБ… Допустим, — еще раз повторил он. — А дальше что? Куда они их потащат? В Турцию? В Грузию, в Болгарию? Каким образом? В бессознательном состоянии? И их пропустят пограничники?
— Ну, как ты говоришь, допустим, — Горюнов поднялся из-за стола, взял рубашку со спинки стула и накинул себе на плечи. — Можно вывезти их под видом тяжелобольных, в коме под психотропами. Что касается твоей Титовой, при всем уважении, обвести ее вокруг пальца я бы смог за пять минут…
— Так то ты, — встрял Ермилов. — Не думаю, что у ГУР или СБУ есть такие, как ты.
— Лестно. Но не исключаю, что есть. Вот сейчас работаю со Стремниным — парень чрезвычайно перспективный, соображает быстро.
— И все же ты его обставил, — съехидничал он.
— Где гарантия, что их просто-напросто не ликвидируют? А заодно и твою орденоносную Титову?