После темноты свет на секунду ослепил Юлиуса. В комнате пахло можжевельником и еще чем-то незнакомым. За заставленным закусками столом сидел Юхансен.
— Юлиус, — тяжело поднялся он. — Наконец-то! Ты засиделся на болоте. Наверное, забыл, как стреляют, а?.. — Юхансен захохотал. — Ну что молчишь, Сярг?
— Ты звал, я пришел, капитан. — Юлиус положил автомат на лавку.
— Да, я звал тебя, лейтенант. — Юхансен захохотал, закашлялся, подошел к столу и налил две большие стопки. — Ну, за встречу!
Он выплеснул, не выпил, а именно выплеснул самогон в глотку. Юлиус подождал немного и медленно выцедил свою рюмку.
— Ну, — Юхансен поставил рюмку, — как ты там, лейтенант Сярг?
— Я выполняю приказ.
— Какой?
— Берегу людей.
— Чей это приказ?
— Твой, капитан.
— Ах да. Приказ действительно мой. Я отдал его. Я!
Юхансен прошелся по комнате. Половицы запели под его тяжелыми шагами.
— Но теперь они нужны мне, твои люди, лейтенант Сярг. Нужны.
— Это приказ?
— Конечно, Юлиус, конечно. Ты ведь военный. Тебе нужен приказ. Тебе нужна субординация… Дерьмо. — Юхансен ударил кулаком по столу. — Дерьмо! Все дерьмо!
Упала бутылка, со звоном покатились рюмки. Дверь в соседнюю комнату растворилась, и вошла Инга Лаур.
— Здравствуй, Юли.
Она была такая же, как пять лет назад на соревнованиях по теннису в Пирите. И смотрела на Юлиуса так же своими большими серыми глазами.
— Здравствуй, Инга. — У Юлиуса дрогнуло сердце. Совсем немного, но все-таки дрогнуло.
— Ты изменился.
— Возможно.
— Он просто небрит, детка. — Юхансен подошел, обнял Ингу за плечи. — Он небрит, поэтому выглядит мужчиной, настоящим солдатом.
И словно раздвинулись стены, и ночь ушла, и лес, и поле, и проклятое болото за ним. А вместо них увидел Юлиус нестерпимо желтый песок, серые клочья лопавшейся пены и почувствовал ветер, пахнущий свежестью. По песку бежала длинноногая Инга, ветер нес за ней золото волос, и улыбалась она ему одному, Юлиусу.
Воспоминание обожгло и погасло. Длилось всего долю секунды, но, видимо, Инга уловила что-то в глазах Юлиуса или в его дрогнувших у кобуры пальцах. Она мягко высвободила плечи и отошла в угол. Юлиус шагнул к столу, налил еще одну рюмку и вновь медленно, сквозь зубы, выцедил обжигающий, нестерпимо крепкий самогон.
В комнате повисла недобрая тишина. Все трое молчали. Внезапно Юхансен вскочил, с грохотом опрокинув стул, и шагнул к комоду.
— Что это? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Юлиус поднял глаза и увидел странные вороненые полоски, лежащие на комоде.
Юхансен взял их в руки и засмеялся неожиданно звонко и радостно. Он подскочил к столу и начал составлять на пол тарелки, стаканы, бутылки.
— Что с тобой? — недоумевая, спросила Инга.
— Погоди.
Юлиус с удивлением понял, что вороненые полоски — рельсы игрушечной железной дороги. Юхансен скрепил их, и они овалом легли на столе. Потом капитан достал из коробки два паровоза, вагончик и грузовые платформы, домики станций, тоннели, будки стрелочников. Юхансен расставил все это, отошел, с удовольствием оглядывая свою, работу, засмеялся.
— Ты видел? — крикнул он Юлиусу.
Тот с недоумением пожал плечами.
Юхансен поставил паровоз, прицепил к нему вагоны, завел пружину, и маленький поезд побежал по рельсам. Он бежал, совсем как настоящий, постукивая на стыках, с шумом врываясь в жестяное горло тоннеля. Юхансен сидел у стены и неотрывно следил за бегущим красным паровозиком, и лицо его, постепенно разглаживалось, становилось добрым и ласковым.
Вот он нажал пальцем на рычаг стрелки, и поезд побежал по другому пути, мимо станции к горбатому мосту. Он вышел на него и встал, а потом беспомощно начал сползать вниз. Завод кончился.
— Хорошая игрушка, — прогудел вошедший Пыдер. — Я ее обменял на сало. Завтра отвезу внуку.
Он подошел к столу и осторожно начал разбирать железную дорогу. Юхансен взял паровозик и поставил его на еще не убранный кусок рельсов и осторожно толкнул. Красная игрушка пробежала немного и остановилась.
— Ты как ребенок, Генрих. — Инга подошла и обняла Юхансена. — Хочешь опять стать маленьким.
— Маленьким? — переспросил Юхансен. — Вернуться в детство? Нет уж, милая… Детство… Да знаешь, что такое детство у таких, как я? А?.. Это время неисполненных желаний. Время мучений и зависти. У меня не было такой дороги и вообще не было игрушек. Мой отец имел Крест освободительной войны, но все равно он оставался мелким почтовым чиновником. И наша семья еле дотягивала от жалованья до жалованья… Нет. У меня не было хороших игрушек, а те, что были, я находил сломанными во дворах… Вам с Юлиусом этого не понять. Только потому, что мой отец лично знал Лайдонера, меня взяли в хорошее военное училище.
Юхансен встал, зашагал по комнате. Лицо его горело, он говорил сбивчиво и зло. Юлиус не смотрел на него, он со злорадством и ненавистью смотрел на изуродованно-сломанную тень капитана, мечущуюся по стене.
— Вот ты, Сярг, ты знаешь, что такое учиться в военном училище на казенный счет? Молчишь. А я скажу тебе. Это плохо сшитое казенное обмундирование, тяжелые сапоги, несколько марок ежемесячно на паршивый табак и девки из фабричных бараков. Ты понял меня?
— Нет, — спокойно ответил Юлиус.
— Конечно, где тебе понять меня. Я помню твою яхту и гоночный двухместный «хорьх». Хочешь, я скажу, какого цвета были на нем сиденья?
— Нет.
— Не хочешь! Да, я завидовал. Всем. Лаурам… Сяргам… Пухкам… Вейлерам! И поэтому я учился лучше всех. Я был первый по тактике и фортификации. Я лучше всех стрелял. Знал назубок устав и слыл прирожденным строевиком. Я кончил училище с отличием и получил право после года службы в войсках поступить в академию. Я получил деньги, и мундир мне шил лучший военный портной. А потом я пришел к Фейшнеру. В самое модное и дорогое кафе. И я был равен со всеми вами. Я — лейтенант Юхансен… Я пил дорогой коньяк и увел с собой самую шикарную девку и спал с ней…
— Ты вызвал меня, капитан, — в голосе Юлиуса сквозила ирония, — чтобы пожаловаться на свою жизнь?
— Что? — Юхансен остановился. — Что ты сказал?! А… Да, и для этого. Мы уходим. Хватит хуторов, болот, грязи. Мы уходим в Швецию.
— Что, есть приказ? — Юлиус встал.
— Приказ? — Лицо капитана дернулось. — Чей?! Мяэ, Пятса, Черчилля? Чей тебе нужен приказ?
— Центра.
— Какого центра? Где он, этот центр? Здесь приказываю я. Только я один. Завтра приведешь своих людей. Хватит, посидели без дела. Мы возьмем пару антикварных магазинов, золото возьмем и уйдем за кордон.
— Грабить магазины — это не наше дело. Люди остались здесь не для этого.
— А для чего же, позвольте спросить, лейтенант Сярг?
— Мы должны бороться…
— За что? Чтобы вернуть твоему папаше доходные дома, тебе яхту и машины?
— Ты! — Юлиус рванул крышку кобуры. — Ты сволочь!
Сзади его схватили за кисти, вывернули руки, вырвали из кобуры пистолет.
— Так-то лучше. Отпустите его, — приказал Юхансен.
Юлиус оглянулся. За его спиной стояли двое здоровых парней. Он внимательно, запоминая, посмотрел на них.
— Что смотришь, лейтенант? — усмехнулся один.
— Запоминаю.
— Напрасно. — Он подбросил и поймал ладонью пистолет Юлиуса. — Лучше тебе не встречаться с нами.
— Хватит, — скомандовал Юхансен. — Ты, Сярг, приводишь своих людей. Надеюсь, ты понимаешь, что наше дело битое.
— Нет, — упрямо ответил Юлиус, хотя в глубине души чувствовал правоту Юхансена. — Зачем тебе золото?
— Зачем? — Капитан посмотрел на него, как смотрит врач на больного. — Ты что, сбежал из сумасшедшего дома в Зевальдо? Золото везде золото. Я не хочу жить на подачки твоего папеньки и его компании. Я хочу быть человеком там, за кордоном. Иди и приводи своих людей.
Эвальд понимал, что кто-то стучит в дверь. Понимал, но никак не мог вырваться из вязкой паутины сна. Бум-бум-бум — отдавались в голове тяжелые удары, а веки, словно налитые свинцом, и слабость, сделавшая непослушной волю, не давала подняться.
— Пальм! — донесся сквозь сон яростный голос Куккера.
Эвальд сел на кровати, потом встал и шагнул к двери. Автоматически, еще не проснувшись, он повернул ключ и увидел Рудди.
— Капитан, скорее! Что с вами, Эвальд Альфредович?
— Ничего. Я, кажется, не могу проснуться.
— Сейчас. Где полотенце?
Рудди выскочил на кухню и через минуту обмотал лицо Эвальда холодным мокрым полотенцем.
— Ну как?
— По-моему, легче. — Эвальд поднялся со стула. — Подождите, я побреюсь.
— Только быстрее, Соснин ждет.
Через пятнадцать минут они входили в вестибюль наркомата.
В кабинете Соснина сидел насупившийся Лембит в неизменном зеленом френче, видимо, о чем-то спорил с начальником отдела. Лицо его было красным и злым.
— Товарищ подполковник, — доложил Эвальд, — капитан Пальм по вашему приказанию прибыл.
— Во-первых, не капитан, а уже майор, — Соснин улыбнулся, — во-вторых, поздравляю с новым званием.
— Служу Советскому Союзу! Спасибо.
— Я тоже поздравляю вас, Пальм, — мрачно сказал Лембит.
— Большое спасибо, товарищ Лембит.
— На этом торжественную часть можно считать законченной. — Соснин подошел к карте. — Значит, так. Вот хутор Пыдера. Пока мы развлекались с Егерсом, майор Лембит весьма удачно организовал за ним наблюдение. Доложите, Яан Антонович.
Лембит встал, подошел к карте.
— Вот хутор. Он окружен лесом, здесь полевые угодья Пыдера. За ними опять лес и болото. Наши сотрудники, наблюдая за домом Пыдера, установили, что на хуторе проживает женщина, по приметам схожая с Саан-Лаур, и почти ежедневно ночью на хутор наведываются трое мужчин. Один из них, Юхансен.
— Откуда такая уверенность? — спросил Соснин.
— Его опознал Мытус, уполномоченный уездного ОББ.
— Есть ли определенная система в появлении Юхансена на хуторе? — поинтересовался Эвальд.